Василий Головачёв - Предсказанное. Том 2
В семь часов «утра» — по времени станции — последние приготовления к запуску были закончены, и связка «пакмака», на борту которой располагались не только взрывные устройства, но и научно-исследовательская аппаратура, датчики состояния и видеозонды, была выведена на орбиту вокруг Меркурия с таким расчетом, чтобы ее можно было «одним толчком» направить в черный «тоннель» эйнсофа. Видеозонд с добавочным содержимым, установленным заговорщиками — Ландсбергом и Маттером, тоже находился в недрах центрального когга «пакмака», но связь имел только с начальником центра. О его функциях никто из персонала станции не догадывался.
В семь часов четыре минуты все службы провели перекличку и приготовились к запуску. В эфире установилась тишина.
С высоты в пятьсот километров шар эйнсофа, окруженный спиралями призрачного свечения, действительно казался зрачком исполинского глаза, рассматривающего планету под ним и одновременно Солнце и космический флот человечества пристально и угрюмо. Казалось, он знал, что произойдет, хотя людей предупреждать не спешил.
Ландсберг и Маттер, сидящие в рядом расположенных кокон-креслах управления в главном зале станции, посмотрели друг на друга.
Ландсберг поежился; на его обычно властно-презрительном лице поселилась странная неуверенность, и Герхард почувствовал себя неуютно. Попытался улыбнуться:
— Страшно, черт побери!
— Ничего уже нельзя вернуть.
— Да я не об этом. Странно, что мы пошли против…
— Заткнись! Потом поговорим. Возможно, мы делаем большую глупость.
— Если уж что и делать, — хохотнул Герхард, — то как раз большую глупость. Отец теории относительности говорил, что существуют две бесконечности — Вселенная и глупость, но при этом он не был уверен в бесконечности…
— Глупости?
— Вселенной.
— Черт с ним, он жил в другое время, и у него были свои тараканы в голове. Начинаем?
Маттер потер вспотевшие ладони.
— Начинаем!
— Внимание! — повысил голос Ландсберг. — Запуск!
Связка тростинок «пакмака», освещенная прожектором спейсера «Конунг», пришла в движение, начала падать в струящееся марево эйнсофа. А вслед за ним вдруг метнулась неизвестно откуда взявшаяся искорка, то пропадающая, то возникающая вновь.
— Что это?! — удивился Маттер. — Ты еще один зонд решил запустить?
— Увеличение! — бросил оператору озадаченный Ландсберг.
Вариатор вырезал колечко в общем поле изображения, развернул с увеличением в два десятка раз.
— Богоид! — ахнул Маттер.
— Глазастый! — глухо проговорил Ландсберг. — Какого рожна ему здесь надо?
— В свое время Клим Мальгин говорил, что богоид представляет собой нечто вроде контролера вселенской службы безопасности. С другой стороны, это реализованный орилоунами принцип оптимизации высокоэнергетических процессов. Он всегда появляется в тех местах, где предполагается некое нарушение энергоинформационной стабильности вакуума.
— Мы наблюдали за ним не один раз… и ничего особенного не случалось.
— Может быть, не случится и нынче.
— Может быть? Значит, ты не уверен в своих теоретических предпосылках развертки нового «стринга»?
— Я не минер, могу ошибаться поэтому не один раз.
— Давай остановим эксперимент.
— Поздно.
«Пакмак» с грузом разнокалиберных взрывных устройств и с чашей «суперструны» на борту вонзился в черный зрачок эйнсофа, пропал из глаз. Его видеокамеры, показывающие до этого момента приближающийся вихрь свечения и пульсирующую черную сферу, мгновенно перестали передавать изображение, словно их отключили. Перестали передавать информацию и разнообразные датчики полей и излучений. Впрочем, такое случалось каждый раз, как только аппараты землян пересекали некую границу — горизонт эйнсофа, из-под которого не мог вырваться ни один электромагнитный сигнал. В этом плане эйнсоф ничем не отличался от черной дыры, гравитация которой удерживала внутри сингулярности даже лучи света. Хотя черной дырой эйнсоф не был, и его физическая «жадность» имела другую причину.
Начался отсчет времени с момента исчезновения «пакмака».
На цифре «девять» маленькая черная точка над поверхностью Меркурия внезапно увеличилась в размерах, стремительно распухла, поглощая видеозонды самого близкого пояса наблюдения. Непонятная ударная волна, «качнувшая» даже вакуум, прянула от эйнсофа во все стороны, так что сбились с орбит и траекторий практически все сооружения людей, в том числе и станция «Марго-2».
А затем началось феерическое светопреставление, описать которое человеческий язык мог только приближенно.
Гигантская — до шестисот километров в диаметре! — сфера вскипела черными фонтанами. Каждый фонтан достиг высоты в сто и более километров, испустил яркий луч — преимущественно синего цвета. Сфера на несколько мгновений превратилась в подобие елочной игрушки и… лопнула! Космос над Меркурием засверкал, словно некий гигант устроил для наблюдателей красочный фейерверк.
Но это было еще не все.
Шары света унеслись в пространство, сбивая по пути аппараты людей, погасли.
Эйнсоф сжался в необычную ажурную трубу, из торцов которой ударили два призрачно-фиолетовых луча, а по этим лучам, как по струнам, заскользили один за другим черные шары, один меньше другого. Один луч вонзился в поверхность Меркурия, проделывая в его породах глубокую дыру. Второй достиг Солнца, утонул в невообразимо плотном сиянии фотосферы.
Луч, упиравшийся в горный рельеф Меркурия, истончился, втянулся в цилиндр, который начал сокращаться и трансформироваться в шар. Затем этот шар заскользил по лучу вверх — впечатление складывалось такое, будто он был мячиком, а луч резинкой, — и скачком метнулся на «резинке» к Солнцу! А вместе с ним прекратился и гравитационно-электромагнитный шторм, ломающий земную технику в окрестностях Меркурия.
Несколько секунд в эфире царила полная тишина.
Потом на уши руководителей эксперимента обрушился шквал голосов:
— Он исчез!
— Эйнсоф улетел!
— Тревога спасательному флоту! Разрушены станции «Олма» и «АСТ»! Требуется помощь!
— Мы падаем!
— У нас взорвался генератор!
— Прошу помощи!
— Есть жертвы!
— SOS! Мы не продержимся больше пяти минут!..
— Боже мой! — проговорил Маттер дрожащим голосом. — Я не подумал, что он начнет «отстегивать» лишние измерения…
— Эйнсоф исчез? — со странной надеждой в голосе осведомился Ландсберг.
— Не знаю…
И словно в ответ на его слова раздался голос кого-то из наблюдателей:
