Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия
«Я не могу перешагнуть через себя. Когда я вижу ее, у меня чувство, будто… не знаю… будто я говорю с родной сестрой, что ли»…
«Эфимелора никогда не была тебе сестрой. Она была только матерью попутчицы твоего сына. Это ты нафантазировал себе в Игре у Паскома!»
«Я знаю. Знаю. Но что я могу поделать — это слишком бесчестно по отношению к ней, к памяти Паорэса, к Саэти и Фирэ, к тебе, наконец!»
«О, уж мы с Саэти и Фирэ точно не против!»
«Я правильно понимаю — это действие медальона?»
«Не совсем. Медальон не заставляет видеть тебя таким, каков ты есть на самом деле. А она видит тебя таким, каким видели мы с Учителем, и чувствует таким, как чувствует тебя Фирэ. Несмотря на все, она Помнящая. Слабая, но Помнящая. Единственный человек в этом стаде марионеток».
«Нет, я так не могу. Этот медальон принадлежал Паорэсу, я чужой ей!»
«То чужой, то брат… Ты уж определись!»
«Не иронизируй. Не иронизируй, родная. Это не по мне. Я отдам этот амулет кому-нибудь другому — какому-нибудь аринорцу, пусть хоть из тех же астрономов. Если добиваться чего-то, то лишь своими силами. Ты знаешь».
«Ох, не зли меня, Сетен! Что за увлечение у этого „куарт“ во всем его многообразии — вечно портить мне все дело! С таким же успехом ты сейчас можешь выбросить этот медальон к проклятым силам, он уже не играет никакой роли. Он сработал на тебя, он задействовал вложенные в него силы, они ожили через информацию крови — и дальше он бесполезен. Это же не пилюлька от нервов!»
«Ты считаешь, что я не в состоянии самостоятельно добиться того, что нам нужно, в этом городе?»
«Ты в состоянии, пришелец в этом городе. Но чтобы получить расположение здешних жителей, чужак в этом городе, тебе придется прожить еще две таких же жизни. Это естественно. Ты не брал приступом Тау-Рэю, ты не покорил ее, чтобы заслужить в один присест уважение и преклонение. С какой стати они согласятся с твоим первенством? Ты посмотри — они тихо грызутся за спиной Эфимелоры, словно шакалы чувствуя ее скорую смерть и метя на ее место! Как только она умрет…»
«Значит, Тиамарто и Фирэ не ошиблись, и этот ее румянец на скулах»…
«Кулаптры не ошибаются. У нее неизлечимая форма болезни легких. В день катаклизма она напилась с горя и едва ли не босиком побежала к орэ-мастерам требовать перелета в Кула-Ори. Если помнишь, это было в начале весны, на Встречу Саэто — здесь еще держались морозы, как теперь, и не стаял снег. Месяц она пролежала со страшным воспалением, в бреду, и целители не ведали — выкарабкается ли. Выкарабкалась. Но вскоре стали появляться первые признаки болезни, которая сейчас доедает ее тело. В конце концов, отнесись ко всему иначе. Если уж мы все это затеяли, то ты хотя бы сможешь помочь ей уйти счастливой! Зимы и вьюги на твою белобрысую голову, Сетен, ну не будь ты упрямым волом!»
«Вот никогда я не любил эту твою манеру выкруживать и интриговать!»
«Так каков будет твой ответ?»
«А у меня есть выбор?»
«Ты гениален! Будь у меня такая возможность, я бы сейчас расцеловала тебя, проклятый аринорский телец!»
«Будь у меня такая возможность, родная, я запер бы тебя в отдельный террариум и подождал, когда наконец уляжется твоя параноидальная тяга к бурной деятельности! И только после этого с тобой можно было бы разговаривать на равных».
«Никто из вас не сможет говорить на равных с созданием мира За Вратами. Попомни мои слова».
* * *— Сейчас лето, Тсимара-Тау?
— Да, лето.
Исхудавшая, едва живая Фьел-Лоэра с трудом повернула голову в сторону окна, за которым мертвенно светились лиловым фонари во дворе.
— Я не доживу до утра, — прошептала она. — Помоги мне взглянуть на летнюю ночь, только выключи этот свет, он давит мне на глаза.
Тессетен оглянулся на стоявшего за изголовьем Фирэ и сделал ему знак исполнить просьбу умирающей женщины, которую вот уж несколько лун все в городе считали женой Тсимаратау. Юноша покинул спальню Фьел-Лоэры.
Насколько он знал, эта болезнь у всех протекала по-разному. Кто-то метался и в страшной агонии с ужасом ожидал смерти, а кто-то, как эта несчастная северянка, так и не ставшая матерью его попутчицы, угасал в тихом умиротворении, немного жалея лишь об одном — что мало успел сделать.
Фирэ выключил свет, и тогда в небе над Тау-Рэей стало видно звезды.
Он потерял всякую надежду. Что бы ни делал Учитель, было обречено на провал. Словно нарочно, везде им на пути встречались преграды — после смерти Ормоны все пошло под откос. Это было совпадение, Фирэ знал. Но все равно в глубине души считал, что она была основой уверенности, какой-то незыблемости грядущего, и когда ее не стало, началась полоса невезения: раскол среди гвардейцев Кула-Ори, ужасное сражение, гибель брата, катаклизм, поставивший точку в истории их цивилизации, раскол в общине, уход от сородичей, плен, смерть Паорэса, который еще мог бы вернуть себе дочь, ему — попутчицу… И какой-то тихий голос изнутри вдруг подсказывал: Паорэс был типичный ори, а потерпели бы тепманорийцы власть ори, будь он хоть трижды попутчик их Помнящей? С Учителем, который назвался этим мудреным именем — Железный Телец — они худо-бедно смирились. Тессетен был волосом посветлее многих аринорцев, кичащихся чистокровностью в нескольких поколениях, а какие-то неведомые для нынешнего Фирэ чары отводили местным глаза, и вслед за своей правительницей они перестали видеть пугающие черты внешности Тсимара-Тау. Многие всерьез считали его красавцем, удивляя людей, знавших Сетена много лет.
Похоже, Учитель не считал, что все кончено. За каких-то пару месяцев он не просто вошел в курс дела — жена, угасая на глазах, посвящала его во все тонкости управления городом северян-переселенцев — но и активизировал многие затухающие отрасли производства. А сейчас он и подавно озаботился созданием сферы обороны, ведь еще во время приезда сюда Ормоны они с Фирэ узнали, что в Тау-Рэе нет толковой армии и военной техники, хотя именно аринорцы всегда отличались нелепой любовью ко всяким железякам. Власть над грубой материей настолько ослепила им глаза, что они уже ничего не боялись и здесь, на диких землях, а в понимании Тессетена это был большой непорядок, который он взялся устранить в ближайшее время. Но лишь одного он не мог — вылечить Фьел-Лоэру. Хотя пытался, постоянно мучил здешних кулаптров и их с Тиамарто вопросами, требуя искать новые формулы лекарств, которые могли бы отсрочить или победить смерть. Фирэ точно знал, что Учитель не любит жену так, как любил свою Ормону или роковую попутчицу-Танрэй, он относился к ней иначе — братски или отечески, неизвестно, но совсем иначе. И невозможно было их представить любовниками. Впрочем, болезнь Фьел-Лоэры и без того сделала подобное нереальным. Тиамарто по секрету делился с коллегой своими опасениями — как бы Учитель не заразился этой хворью, чудовищной и коварной, способной тлеть годами или же сжигать человека в несколько лун. И что они только ни делали, чтобы обезопасить своего лидера, не слушая его убежденных речей, будто он знает, что делает, и что «она» тоже знает, поэтому не надо суеты. Своими хлопотами они и в самом деле продлили жизнь сестре Ко-Этла, без их лечения она умерла бы еще в конце весны.
