Сергей Гомонов - Изгнанник вечности, полная версия
— Только не пищи, когда поскачем быстро, — предупредил он.
— Во всяком случае, это не то же самое, что терпеть тумаки от хозяйки, — тут же разулыбавшись сквозь непросохшие слезы, ответила та и притихла.
Ехали они уже не один час, когда у себя за спиной Сетен почувствовал зловещую суету. Он обернулся и схватился за рукоять меча. Но дело было в другом.
— Учитель! — крикнул Фирэ, выглядывая поверх голов столпившихся вокруг чего-то всадников. — Тиамарто! Тут с Паорэсом худо…
Целитель и Сетен подъехали на зов. Тиамарто оставил на гайне девчонку, а сам спрыгнул в снег. Перед Сетеном все расступились.
Снятый с попоны, Паорэс лежал на земле, голову его поддерживал один из гвардейцев.
— Зацепили они меня, — с неловкой улыбкой признался отец Саэти.
Экономист спешился. Тяжело стало на сердце.
— Почему сразу не сказал? — сурово проворчал он.
Гвардеец показал ладонь, перепачканную кровью орэ-мастера.
— Думал, ерунда.
— Куда зацепило?
Тиамарто и Фирэ спешно освободили туловище Паорэса от одежды. Справа, сразу под ребрами, в кровавых пятнах просматривался чернеющий глазок пулевого отверстия. И крови было слишком мало для такой раны…
«Проклятье! — Тессетен провел ладонью по лицу и грузно уселся прямо на землю возле них. — Печень»…
Кулаптры молчали и ничего не делали. Они еще раньше него поняли, что сделать уже ничего нельзя.
— Дай ему что-нибудь от боли, — тихо попросил приемного сына экономист.
— Что — конец мне? — ухмыльнулся Паорэс.
В его словах, в его лице не было страха. Кажется, он даже с облегчением воспринял приговор. Тессетен видел, что орэ-мастер мечтает о встрече с дочерью и погибшей женой.
Ничего эффективного, что притупило бы боль от такой раны, в запасе у кулаптров не было. Тиамарто попросту вошел в состояние алеертэо и блокировал чувствительность мозга умирающего к болевым импульсам. Паорэс уходил с улыбкой, рассказывая смешные истории времен своей работы в Можжевеловой Низменности. Он скончался на полуслове, ни разу не застонав. Фирэ закрыл ему глаза и отвернулся, не желая показывать слез. Сетен молча посидел рядом с трупом, потом вдруг, будто повинуясь какому-то легкому толчку изнутри, расстегнул воротник умершего и снял у него с шеи удивительный золотой медальон в виде занимавшихся любовью мужчины и женщины.
И северяне, и южане молча смотрели на костер, который пожирал останки орэ-мастера. Трудные времена сближают даже бывших врагов, и уже никто не замечал акцента или различий в цвете волос и глаз спутников, которые были рядом в самые страшные часы. Простившись с погибшим, все снова тронулись в путь.
Ни разу они не пожалели, что взяли девчонку с собой. В благодарность она старалась, готовила на весь отряд и штопала прохудившуюся одежду ребят.
На семнадцатый день путешествия, переправившись на этом пути через две крупные реки, лед на которых уже начал истончаться и был теперь опасен, они увидели сначала какие-то нежилые постройки, а вскоре и город.
— Тау-Рэя? — спросил Тиамарто, глядя на Сетена.
Тот неопределенно покачал головой. Ему казалось, Тау-Рэя гораздо дальше и крупнее.
— Нет, — ответил вместо него один из астрономов Ар-Рэякаима. — Это Орр-Кручан[33]. До Тау-Рэи еще столько же дней пути или даже больше…
Сетен стал разглядывать город в подзорную трубу и заметил, что жители его грузят поклажу на небольших мохнатых слонов и длинной вереницей куда-то уходят. Он поделился увиденным с аринорскими учеными и спросил, с чем это может быть связано.
— Орр-Кручан — маленький городок, — сказал все тот же астроном. — Может быть, их донимают разбойные набеги, и они переселяются поближе к столице?
— Ну и как вы считаете, можем ли мы присоединиться к ним и узнать, в чем дело?
Северянин оглядел Тессетена так, будто видел в первый раз:
— Вы — можете попробовать. И несколько еще — наших. Остальные, — он кивнул на скучающих неподалеку южан, — пусть лучше подождут, когда мы подготовим тех ко встрече с ори.
Все верно. Если бы они сейчас кинулись к горожанам всем своим отрядом, те запросто могли бы принять их за мародеров-южан и начать обороняться. И доказывай им потом, что ты несся к ним с мирными намерениями…
Астроном оказался прав: жители Орр-Кручана искали более спокойных мест, и сегодня в Тау-Рэю уходила последняя партия. После недолгих переговоров — некоторые горожане узнали ар-рэякаимских ученых и были рады, что хоть кто-то выжил после той трагедии — они согласились, чтобы отважные южане присоединились к их каравану.
Ори не без любопытства разглядывали маленьких мамонтов: этот вид был даже мельче слонов из джунглей, к которым они успели привыкнуть.
— Это единственный вид, который мы недавно смогли одомашнить. Крупные не приручаются, — признался один из местных.
До Тау-Рэи они шли еще дней двадцать, и вот однажды на закате Сетен почувствовал тепло в груди и услышал вздох облегчения: «А вот и Тау-Рэя, Сетен. Кажется, мы наконец пришли к нашей заветной цели!»
Глава двадцать восьмая
о «куламоэно» — месте вечной жизни
soundtrack - http://samlib.ru/img/g/gomonow_s_j/geometria/ronanhardiman-warriors.mp3
В дверь постучали. Фьел-Лоэра оторвалась от бумаг и мельком взглянула в окно. Смеркалось.
Приступ кашля скрутил внезапно, не позволил ответить, и стук повторился. Задыхаясь, женщина утерла губы платком и мельком бросила взгляд на такие уже привычные пятнышки крови. Давно погибший диктатор взирал на нее со своего портрета с укоризной — она переставила стол брата в сторону, не пожелав сидеть под тяжелой, довлеющей картиной над головой. И теперь правитель Ариноры постоянно смотрел на нее сбоку.
Скомкав испачканную ткань в кулаке, Фьел-Лоэра поднялась и отперла дверь.
На пороге стоял ее помощник. Она знала, что его коробит подчиненное положение у женщины, но Ко-Этл завещал свое место сестре, и с этим приходилось мириться. Сложностей не хотел никто. Да и Фьел-Лоэра себя показала, много лет до этого томясь в изоляции почти под домашним арестом и бездеятельно коротая свой век.
— Пусть о тебе думают только хорошее, — сказал он и сразу перешел к делу, не входя в кабинет: — Госпожа Фьел-Лоэра, там вместе с переселенцами из Орр-Кручана прибыли уцелевшие астрономы Ар-Рэякаима.
— Они спаслись? — она не стала скрывать радость. Она вообще больше не желала притворства — и пусть эти остолопы думают о ней все, что хотят.
