Антон Первушин - Пираты Тагоры
Васку Саада такая диспозиция вполне устраивала.
Часового у входа в уцелевшую хижину, где ожидали своей участи пленницы, не было. Тут же стояли набитые рюкзаки. Саад расшнуровал один, пахнуло вяленой рыбой и копченым мясом.
Ага, значит, островитяне искали в поселке чучуни не только развлечения, но и провиант. Что ж, разумно…
Саад ухватил рюкзак и взвалил на плечи. Не успел он распрямиться, как за спиной у него хрустнул плавник и хриплый голос произнес по-имперски:
– Стоять! Руки!
М-агент поднял руки и медленно повернулся.
В нескольких шагах от него стоял морпех. Расхлюстанный и грязный. На длинной физиономии – радостное недоумение. Чему радовался и недоумевал имперец, Саад не стал выяснять. Он сделал вид, что поскользнулся и, падая, пытается сохранить равновесие.
Взмах руками – и имперский морпех хватается за горло, хрипит, а потом валится на землю.
Он еще скреб подошвами, словно хотел убежать, когда Саад наклонился к нему и вытащил из глотки мичмановский кортик. Потом деловито обыскал труп: снял автомат, разгрузку с запасными обоймами. Покончив с противником, агент Отдела «М» огляделся. Других морпехов поблизости не было. Крики и ухание доносились с капища – оргия продолжалась.
Уловив краем глаза движение, Саад стремительно обернулся, но тут же расслабился. Из хижины вышла девочка-чучуни. Одна из пленниц. В кухлянке на голое тело. Кухлянка та была девочке не по росту. Из-под вытертого меха торчали босые пятки. Не обращая на Саада внимание, девочка подошла к мертвому морпеху, встала перед ним на колени, задрала подол кухлянки… и вдруг припала к волосатой груди островитянина, выглядывающей из распахнутого комбинезона. Раздались странные всхлипывающие звуки, будто бы чучуни оплакивала убийцу и насильника.
Агент Саад хмыкнул, поправил лямки рюкзака и, крадучись, двинул к окраине поселка. Делать ему здесь было больше нечего. Все, что хотел узнать, он узнал; провиант и оружие добыл. Оставалось прихватить карабин удавленного собственными кишками парня и убираться. Если повезет, агент сумеет незаметно достичь берега. Потом следовало разбудить спасенных моряков, накормить и изложить им свои соображения. План был довольно прост: переходя от одного поселения чучуни к другому, дотянуть до Полигона, а там – сдаться ближайшему патрулю. И потом начать все заново. Задание Странника никто не отменял – оно должно быть выполнено при любых условиях.
Мировой Свет померк. От краев гигантской чаши собирались тучи. Ветер усилился, смывая дневную жару. В воздухе закружились первые снежинки. Саад подошел к трупу смельчака, наклонился, чтобы поднять карабин. Пальцы мертвеца цепко держались за цевье. Саад рванул карабин на себя, подошвы его ботинок скользнули по кровавой жиже, а тяжело нагруженный рюкзак повлек М-агента назад. Ноги разъехались, и Саад опрокинулся на спину, крепко приложившись затылком…
Он очнулся от легкого прикосновения. Открыл глаза. Перед ним на корточках сидела давешняя девочка. Она смотрела на него внимательно и строго. В раскосых глазах было столько властности, что он немедленно поднялся. Сбросил лямки ненужного рюкзака. Огляделся. Ветер усилился. Снежинки слились в косые струи, что хлестали по изгаженной земле. Впрочем, Саада метель не интересовала. У него было задание. В этом нелепом поселении оставались еще живые, но не привлеченные к выполнению Миссии. Это непорядок. От живых, но не привлеченных толку меньше, чем от мертвых. У мертвых своя задача. Не привлеченные могут послужить помехой. А поскольку мертвых в поселении уже более чем достаточно, задание Саада заключалось в привлечении к Миссии еще живых. Так велела девочка в кухлянке. Саад кивнул ей и поднял труп стрелка. Карабин мешал Сааду, и он с хрустом вывернул винтовку из пальцев мертвого.
Субмарин-врач Таттл пересчитал мятые купюры. Хохотнул довольно, засунул их поглубже во внутренний карман. Хороший куш. Эти дуроломы-морпехи готовы были глотки рвать друг другу за каждую вонючую старуху, лишь бы она оказалась незаразной. Флотский устав Империи беспощаден: за распространение инфекции смертная казнь. На всех военных кораблях моряки платили судовым врачам за такие вот «медицинские освидетельствования», и только Таттл придумал продавать обследованных женщин с аукциона. Выдумка имела успех. Даже эти завшивленные полярные дикарки принесли субмарин-врачу полугодовое жалованье, что уж говорить о чистых белых женщинах в приморских деревнях Пандеи или в портовых городках острова Хаззалг?
Ладно, пока морпехи валяют дикарок в грязи, можно наведаться в хижину «избранниц». Есть там одна… В самом соку девка… С ней бы на свежих накрахмаленных простынях, но ничего – сойдут и блохастые шкуры. Он – врач, он знает, как обезопасить себя от разной дряни… А девка чистая и целая даже… Такую самому начальнику штаба группы флотов «Ц» преподнести не грех, но обойдется начштаба… Перетолчется, старая трухлявая шкура… Пусть покупает визгливых островитянок, жадных до звонкой имперской монеты…
Погода окончательно испортилась. Ветер дул с моря, полосуя зарядами снежной крупы. Таттл торопливо откинул олений полог на входе в землянку. Пошарил лучом фонаря. Они были здесь. «Избранницы». Все, кроме одной десятилетней девчонки. Сбежала, дура. Сейчас ее пользует какой-нибудь изголодавшийся по женскому телу морпех. Например, сержант Доррл, любитель малолеток. А могла бы услаждать самого командира лодки, цунами-коммандера Гогго Раллата – имперского аристократа в седьмом колене, редкостного ублюдка…
Фонарик подрагивал в руке возбужденного субмарин-врача. Луч прыгал по лицам девушек и женщин, а те смотрели на имперского военного медика без тени страха. А Таттл не видел ничего, кроме круглощекой девушки, которая сидела в самой середке, покоя на ладонях округлый предмет. Надо полагать – варварский горшок с каким-нибудь дерьмом. Субмарин-врач пригнулся, шагнул в землянку, зыркнул по сторонам. Пролаял на языке Внешнего Архипелага:
– А ну брысь, шлюхи! Освободите место!
Ни одна женщина-чучуни не шелохнулась, лишь Круглощекая поднялась и протянула горшок имперцу.
– Убери свое дерьмо, потаскушка…
Субмарин-врач замахнулся, чтобы выбить горшок из рук дикарки, но тут ее подружки разом вцепились в локти и комбинезон Таттла и в полном молчании повалили его на земляной пол. От неожиданности островитянин забыл, что он имперский морской офицер. Завизжал, забился, но чья-то грязная влажная ладонь мигом запечатала ему рот, а другие с неженской силой разорвали маскировочный комбинезон и китель под ним. Деловито поблескивая косыми глазками, Круглощекая наклонила над обнаженной грудью субмарин-врача горшок, который оказался вовсе не уродливым творением чучунских гончаров, как полагал высокомерный имперец.
