Антон Первушин - Пираты Тагоры
– Идем, а чего бы не пойти? – ответствовал Колотун.
А друган Бошку просто растянул лягушачьи губы в улыбке.
И они пошли. Через лес, который здесь именовали Имперским парком, по вздымающейся к мерцающим небесам тропинке. Мимо зловонного болота и Стеклянной Плеши – места, над которым взорвалась атомная бомба, – в сторону меловых утесов.
Именно там Птицелов увидел однажды Птицу.
Тихо шуршала пожухлая трава. Убегало, чуть заслышав поступь охотников, мелкое мутировавшее зверье.
Птицелов не мог сказать, какой именно была та Птица. Он вообще не мог ее описать. Вспоминалось только сотканное, словно бы из Мирового Света, туманное тело и сияние золотых перьев на могучих крыльях.
Хотя Птицелов больше не числился начальником сектора «Оперативного реагирования» Отдела «М», чутье на пришельцев из Масса-ракша осталось при нем. Птица не могла быть заурядным мутантом или порождением кризис-зоны – что же она такое?
– Сегодня мы проверим вон тот утес и вот этот. – Птицелов указал пальцем. – И еще этот и этот.
– Ага, – согласился Бошку. – Пещер в них полным-полно: если в каждую заглянуть, то можно и до утра не управиться.
– Тогда не будем терять времени, – сказал Птицелов.
– Далась тебе эта Птица, а, Птицелов? – пробурчал Колотун, он приставил ладонь к низкому лбу козырьком, поглядел на утесы. – Давай лучше вепря подстрелим или оленя.
– Что мы – вепря никогда не приносили в поселок? – откликнулся Бошку. – Пошли-пошли! Вепрем наших не удивишь.
Среди переплетения трав что-то блеснуло, точно новенькая монета. Птицелов наклонился, подхватил огрубевшими от деревенской жизни пальцами осколок янтарного цвета.
– Что там? – Глаза Колотуна азартно сверкнули. – Золото?
– Не похоже. – Птицелов взесил осколок на ладони. – Слишком легкий. – Он посмотрел на Колотуна и предложил: – Слушай, хочешь, возьми себе? Если так понравился…
– Давай!
Находка исчезла в охотничьей сумке Колотуна.
Охотники двинулись к утесам. Им было невдомек, что за ними наблюдают. Наблюдают свысока, из-за покрова низких туч.
Мировой Свет делал блеск крыльев не таким заметным. Птица, а точнее, Птенец, это существо, которое, разбив янтариновый купол, родилось на далеком севере Мира, следило за троицей мутантов.
Оно было здесь и отовсюду. Сейчас и тогда. Тогда и потом.
Легко переносилось из одной точки Мира в другую, из эпохи в эпоху.
Время, когда небеса Мира не были тронуты свечением. Время, когда долинные варвары шли войной на империю горцев.
Ослепительный свет в небесах… нет, не Мировой – вздымается огненный гриб над городом… Это случилось вот здесь, и Стеклянная Плешь тому напоминанием.
Острова, охраняемые могучим флотом и страшными людьми. В сердце Архипелага – снова яркий свет, сияют башни из бетона, стекла из хромированной стали. Именно там сейчас вершится судьба Мира.
А будущее… Существовало много вариантов будущего.
«Помни, настанет темная ночь».
Слова, начертанные на внутренней стороне янтаринового купола, – первое, что Птенец увидел в Мире.
Мир беспокоен, не знаком с порядком. Разум, живущий здесь, зашел в тупик из-за самоубийственной ненависти, агрессии, нетерпимости.
Разум нуждался в ком-то, кто вывел бы его из губительного тупика.
Иначе в Мире настанет темная ночь. Навсегда.
Поэтому Птенец здесь. Поэтому так торопились Нездешние: уничтожить его в тот момент, когда он проклевывался из янтаринового купола.
Потому что Птенец остановит ночь.
Он здесь, и всё будет хорошо. Не вчера, не сегодня, но завтра.
Он подарит жителям Мира «завтра».
Птенец решил коснуться трех охотников. Наделить их частичками чистого света. Просто так. Потому что эти трое были дороги ему, как дороги ребенку подобранные на прогулке камешки, веточки и ракушки.
– Гляди! – Бошку замер от изумления.
Птицелов и Колотун выбежали из пещеры на склон, где стоял их приятель.
Это походило на снегопад. Мельчайшие золотистые частички сыпали из необыкновенно ярких туч, обступивших утес. Частички касались кожи, не оставляя следа или ощущения. Лишь где-то глубоко в душе зарождалось теплое умиротворение, и суровые виды известняковых утесов, и степи, по которой гуляли волны пожухлого ковыля, и Имперского парка, с годами превратившегося в лес, неожиданно показались Птицелову прекрасными.
Птицелов вернулся без добычи. Дотемна, как обещал жене. Ужин ждал его на столе. Лия принесла из кроватки маленького Киту. Птицелов взял сына на руки, погладил его по голове, покрытой серебристой шерсткой, и сказал, глубоко вздохнув:
– Вот я и вернулся.
