Райдо Витич - Игры с призраком. Кон второй.
— Лютика маманя в подмогу зазвала. Домина у них погорела малость.
— А твой дом?
— А чего ему? Стоит. Сеструха с маманей знахарят, Костяй коней пристраивает.
— Угу, — кивнула Халена. Последнее пятнышко оттерла с лезвия, придирчиво клинок оглядела и встала, поморщившись: болит плечо.
Посмотрела вокруг и нахмурилась: мужики Полянские на оглобли степняков скидывали и к лесу отвозили. Да не то ей не понравилось, а что тех, кто ранен, добивали. Миряне ночью тоже не щавель собирали, а по утру безоружных убивать и не мыслили.
— Не сметь! — подлетела к мужчине в узорчатой рубахе и своим `Громом' его меч остановила. Зависли клинки над лицом молодого степняка. Тот за грудь держался, с ужасом на них взирая.
Мужчина оттолкнул Халену и развернулся, приготовившись напасть, да увидев, кто перед ним, замер. Девушка же драться не собиралась, оперлась на меч, презрительно оглядывая вояку: ладный, ничего не скажешь — волос пышный, каштановый, глаза что у оленя, взгляд острый, внимательный, на симпатичном лице, на правой скуле шрам, над губой усы топорщатся.
— Дальше что? — кивнула на выставленный клинок. — Порубишь?
Мужчина прищурился, губу пожевал и меч опустил:
— Никак сама Халена-воительница?
— Ничего себе у вас почта работает. Я тебя знать не знаю, а меня, смотрю, уже каждый дуб в округе в лицо признает.
Мужчина голову набок склонил, щуря глаза. Видимо так мыслительный процесс в его голове проходил быстрее. Дошло, плечи расправил, взгляд отводя:
— Борзо ты речешь, воительница. Не по годам дерзка. Я князь Малик.
— Приятно познакомиться, — хмыкнула.
— Почто за супостата встала?
— Он ранен, а раненых добивать последнее дело.
— Да знаешь ли ты, что они на нашей земле учинили?! — взвился князь.
— Осади. Знаю. Только мы — не они. Хочешь вровень с ними встать?
Малик прищурился, пожевал губу и вздохнул:
— Ай, хитра ты… Что ж мне посеченных ворогов в терема несть да брагой потчевать?
— Перевяжи да отпусти с миром. Пусть разницу знают меж честным воином и вором.
Мужчина головой качнул, задумчиво поглядывая на тела убитых:
— Знаешь ли ты, сколько полегло? — почти прошептал севшим голосом. — Почитай и трети от рода не наберется. Под корень рубили: деток, женок… Ладно, будь по-твоему, пущай живет этот.
— А другие?
Спросила да ответа не услышала — рев побратима весь диалог испортил:
— Халена?!! Халена!!… - что медведь в брачный период орал Гневомир, бодро шагая по полю.
Девушка, застонав, закатила глаза: ой, нянюшка!
— От ты где! — рявкнул нависнув, развернул оглядывая.
— Отстань! — обозлилась девушка, морщась — задел рану лапищей медведь.
— Посекли! — ахнул и князя, наконец, заметил, поклонился и почти ровным степенным тоном произнес. — Здрав будь, княже, на долгие годы.
— А и тебе не хворать, Гневомир, знатный муж Мирослава воинства, — чуть качнул кудрями в ответ Малик. На врага уставился. — Никак приглядом за воительницей поставлен? Веди-ка ее, голубушку, во двор. Гостями будьте дорогими, великими. Бабы снедь сбирают на столы — чем богаты.
— Угу, — все понял Гневомир. Халену в охапку хвать и за тын.
— Отцепись! — рявкнула та ему в ухо.
— Слышь, что воительница говорит, пусти, — преградил дорогу Миролюб, встал у пролома как вкопанный, уставился на побратима, с ленцой кадык почесывая.
Гневомир такой наглости от сотоварища не ожидал и растерялся, выпустил брыкающуюся девушку.
— У-у-у!! — погрозила та ему кулаком и к бочкам пошла. Нырнула по пояс, смывая пыль, грязь, пот и кровь. — Уф-ф! Хорошо!
— Ну, ты ретив, — набычился парень на Миролюба, а тот как ни в чем не бывало развернулся да к терему пошел. Хлопнулся в теньке на лавку под навесом, напротив бочек. Халена волосы мокрые пригладила, рядом села, двор обозревать:
— Однако суета…
— Да-а…
— А семечек, конечно, нет?
— Нету.
— И хлебца?
— И хлебца.
Гневомир, открыв рот, переводил обалдевший взгляд с одного на другую и силился понять — над ним они издеваются или головой повредились?
— Жаль, сейчас бы киселя…
— Со смородиной…
— Можно с клюквой…
— Оно даже лучше.
— Да-а…
— Тьфу ты! — сплюнул Гневомир и потопал к женщинам за хлебом. Минуты не прошло, вернулся с караваем. Разломил на три части и, бухнувшись на лавку, протянул кусок Халене:
— Чего б без меня делала воительница?
— Сухари б сушила, соколик, — буркнула, передавая хлеб Миролюбу. Тот взял, начал степенно жевать. Гневомир крякнул с досады, второю краюху девушке отдал. Свою жевать принялся.
— Вельми-и, — протянул Миролюб, разглядывая серый мякиш.
— Угу, — согласилась Халена. — Вкусно.
— Водицы б, — размечтался Гневомир. Тут как по заказу Михей появился. Отдал Халене куртку да кувшин с водой протянул.
— Здрав будь, отрок, — довольно улыбнулся Гневомир. Мальчик смущенно покраснел и юркнул в сторону, в гущу воинов да женщин.
— Зачем ежику звездолет? — задумчиво протянула девушка, разглядывая в прореху куртки солнце.
— Чаво? — озадачился побратим.
— Того, — буркнул Миролюб. — Жуй да помалкивай.
— Энто чаво, вдруг, помалкивай? — вытянулось лицо Гневомира.
— Хватит вам ссориться, — поморщилась Халена. Куртку на колени положила и кулаком подбородок подперла, хмуро поглядывая на дружников: вон Мерила — жив, только повязка на предплечье. А Лютабор и Вологар о чем-то с Горуздом да Маликом разговаривают, Авила девке курносой улыбается. Трувояр с братиком на траве сидят, хлеб едят. Все так и что-то не так.
— А где Сазар? И Радомира не вижу, — нахмурилась сильней, сердце екнуло, чуя плохое.
— Полегли. Почитай треть наших степняки положили, — буркнул Миролюб.
Халена застыла, прикрыла глаза ладонями: и запрыгали в памяти картинки недавней сечи — немудрено, что почти половину потеряли.
— Вечером тризна будет, — добавил Гневомир спокойно. Халена на него уставилась: тебе все равно, что твои товарищи погибли? Правда — все равно.
— Сегодня они, завтра мы, — пояснил Миролюб, понимая состояние девушки. — Знатные воины, знатно почили. В чести. Не жалься, нечего жалеть. Жизнь на то и дана, чтоб было за что ее терять.
Халена подумала, кивнула вяло, да хлеб взялась доедать: пожалуй, лучше эпитафии не придумать. А и погибла б она — разве о том пожалела? Нет — пожалела б, что лишь один раз умереть может. А за что — есть и триста раз умереть.
Смерть воина в честной сече.
Жизнь воина в доброй памяти.
Вечером во дворе поминальный стол накрыли. На костры погребальные смотреть, товарищей убитых провожать в чертоги мирянских да Полянических Богов, Халена не пошла — больно. Да и живы они для нее — воины, други. Пока мертвыми не видела, тела огню отданные — казалось, уехали товарищи или ратиться ушли за лес, за Белынь. И вернутся обязательно — настанет срок, встретятся.
