Андрей Кокоулин - Прынцик
С ее стороны, впрочем, не было фальши. Она старалась, она жалела, она ценила даже такую несколько однобокую дружбу, только с течением времени все больше недоумевала, что же движет самим Шарыгиным.
И вот на нее посмотрели не с высот и не из эмпиреев. Как будто из ничего, из безделицы (что обидно, на самом деле) она вдруг превратилась в самоценную вещицу. Вроде протерли громоотвод тряпочкой, а там — ба! не две ноги поверх дивана. То ли Роден потерянный, то ли еще кто похожей ценности… Челлини. Да Винчи. Громоотвод Да Винчи.
И ведь странно, поняла Галка, Шарыгин так мягко, так равно не много с кем разговаривает. С Кулибабой. С Хабаровым. С Песковым. С Аллой Львовной.
Ладони как скользили по телу, так и замерли.
Так я что, тоже теперь в равных? Со вчерашней репетиции? Галка удивленно укусила ноготок. Это что ж я вчера такого выдала?
Она мысленно проговорила реплики. Не ожидала… С Паратовым после… С вами я могу быть везде… Безбожно, безбожно!
Может, я хорошо в роль вошла?
Но Волга тогда причем? Как он ее увидеть смог? Не куря. И сразу — Неземович, Суворов. А ведь мог бы и не говорить.
Галка выключила воду и, сдвинув занавеску, присела на край ванны.
Что-то я запуталась. Определенно, что-то вчера произошло. Топографический кретинизм произошел. Прынцик произошел. Репетиция произошла.
Может, одно на другое наложилось?
Я ж была мокрая курица, волосы наспех, сосиски-сардельки… Зачем же Неземович тогда? Галка посмотрелась в зеркало над раковиной и покрутила пальцем у виска. Ку-ку, барышня. Что-то вы во всем подоплеку… Все у вас врут, лицедействуют, принцы, вон, уже нос воротят от вашего театрального величества, а раньше и провожали, и цветочки перед пробуждением дарили…
Ведь если подумать: почему человеку снятся принцы?
Потому что у человека не все гладко в жизни. В жизни тех самых принцев нет. Любви нет. Вот подсознание и тужится. Другое дело, почему оно тужится постоянно? Уж сколько? Уж двадцать пять, почти двадцать шесть лет, пора бы… Хотя нет, с пятилетнего же возраста, не с рождения…
А может это такой уход от реальности?
Если раньше редкими эпизодами, а в последнее время все вокруг кажется напрочь фальшивым, то мир, где бродят принцы и их кони, ничем по правдивости не хуже.
Впрочем, там тоже бред, полянки и туман.
И все же, что это? Намек, послание? Какое-то письмо стучится мне в мозг, никак достучаться не может из-за того, что адресат тупой?
— Галочка! — взревел на кухне Шарыгин. — Время!
Черт! Действительно.
Галка натянула трусики, застегнула лифчик, кисточкой с тушью прошлась по ресницам, питательный крем круговыми движениями пальцев втерла в лоб, в щеки и в кожу под глазами. Сгодится. По сравнению с лихом одноглазым…
— Галка, блин!
— Уже.
Она выскочила из ванной, поддергивая джинсы.
— Молодец, — оценил ее внешний вид Шарыгин. — На, жуй давай. Времени нет.
Сунутый в рот гренок жиром обмазал губы.
— И фа я… — начала Галка.
— Фа я, фа я, — передразнил Шарыгин и потащил ее в коридор. — Некогда.
— Блин! — она встала упрямым осликом.
Э-э… ослицей. Или ишицей?
— Галочка, я все понимаю, — умоляюще сложил ладони Григорий. — О тебе же пекусь. Перехватим раннего Неземовича… — он сдернул с вешалки свой бежевый плащ. — О, если мы перехватим Неземовича! Ты наш репертуар как?
Галка медленно кивнула, дожевывая гренок.
— И прекрасно! — одевшись, заключил Шарыгин и торопливо развернул перед ней (джентльмен!) демисезонное пальто. — В темпе, Галочка!
Галка, подчиняясь, втиснула руки в рукава.
— А завтра, — спросила она, — завтра никак?
Шарыгин задергал "собачку" дверного замка.
— А завтра я, может быть, прогорю. Или подумаю, что мне все это привиделось. Или ты… Ну, в общем, всякое может случиться.
"Собачка" наконец поддалась под его пальцами.
И тут где-то в глубине квартиры чуть слышно зазвучала ария Фигаро. Галка бросилась в комнату за телефоном. Фигаро здесь! Одной ногой. Шарыгин, уже открывший дверь, воздел глаза к дверной перекладине. О, Мельпомена!
Мобильник нашелся в кресле под ворохом одежды. Самое интересное, Галка не помнила, как он туда попал.
На экранчике светилось: "Света".
Что-то в груди оборвалось. Так бывает, когда предчувствуешь плохое. Чужой мужчина у тебя в квартире, а его жена…
— Да? — сказала она в трубку.
Молчание было долгим.
— У тебя? — спросила наконец Света.
Голос у нее был скрипучий и холодный.
— Ты про Григория?
— Про него, про него. Потрахались уже?
— Что? — не поняла Галка.
Трубка издала горький смешок.
— А с чего бы он побежал к тебе? Он же к кому попало не бегает. Он породистый. Только с красивыми сучками.
Галка почувствовала, что краснеет.
— Знаешь…
— А я-то думала! — На том конце стеклянно звякнуло. — Не оправдывайся. Ни к чему. И давно вы так, подруга?
— Свет, выясни у него самого, хорошо?
Галка на деревянных ногах вышла в прихожую. Казалось, что-то сломалось в теле, разрегулировалось, закостенело. Она с трудом разлепила губы:
— Вас.
И вложила телефон в Шарыгинскую ладонь.
Дальше пришлось закутаться в пальто — сделалось зябко несмотря на комнатную температуру.
— Светик? — неуверенно произнес Шарыгин в трубку.
Галка не слышала, что говорила ему Светлана, но видела, как с лица театральной звезды пропадает извинительно-виноватое выражение, как оно багровеет и раздувается от негодования. Хватая ртом воздух, Шарыгин даже привстал на носки. Галка представила, как он, отделяясь от пола, взмывает к потолку.
Игра? Не игра? Фальшь? Правда?
— Ты все сказала?!
Галка вздрогнула от близкого крика.
— Слушай меня, курица, — Григорий в запале стукнул костяшками пальцев по косяку. — Ты сама выгнала меня. Ты! Две ночи в гримерке! Что ж ты не звонила, когда я спал там? Нет, ты объявляешься сейчас. Видимо, кто-то из нашей сволочной братии стуканул, да? А жить мне где? У Кулибабы — родственники, у Хабарова — жена…
Пальцы его нервно потарабанили по дереву.
— Больная жена, больная! — взорвался он на неслышную ответную реплику. — И мне просто некуда… А Галка вошла в мое положение, и ничего… Нет, и не было…
Он запыхтел, заскрипел зубами, словно мелко перемалывая чужие слова.
Какая экспрессия, отстраненно подумала Галка. Разве так любят? Так рвут все, что можно. Так ненавидят…
— Дура!
Шарыгин успел сообразить, что аппарат чужой, а так бы махнул об пол, и поминай, как звали. Мобильник подрагивал короткими гудками.