Константин Фарниев - Взорванные лабиринты
Фэтон вскочил с кресла и быстро пошел в прихожую. У телефона им вновь овладели сомнения. Он не настолько знаком с Гинсом, чтобы вести с ним доверительный разговор да еще по телефону. Вдруг телефоны прослушиваются полицией. Впрочем, чепуха. В необычной ситуации можно поступиться некоторыми условностями. Гинс — ученый, и это самое главное. А телефон… Волков бояться — в лес не ходить.
Фэтон решительно поднял трубку и… положил ее обратно. Нет, лучше не рисковать. Нужно встретиться с Гинсом. Профессор быстро оделся. Нейман ни о чем не спрашивал, но Фэтон нашел нужным сообщить другу, что идет к Гинсу.
Идти надо было на рабочую окраину. Фэтону все представлялось, что за ним следят. Хотя про себя профессор и посмеивался над своими страхами, на душе у него было очень неспокойно. Впервые в жизни он намеревался иметь дело с человеком, вошедшим в конфликт с властями. Гинс был удивлен появлению Фэтона.
Сообщение неожиданного гостя о том, что этой ночью в его квартире побывали Пришельцы, повергло Гинса в изумление. Фэтону пришлось дважды рассказывать, как он проснулся, впервые ощутил запах, что испытал, увидев кривую.
Гинс задавал вопросы, касавшиеся аппарата, его конструкции, принципа действия. Фэтон видел, что Гинс восхищен его изобретением и ни в чем не сомневается. Это еще более укрепило в профессоре чувство доверия к Гинсу. В конце разговора Фэтон прямо спросил: сообщать ли властям об аппарате и о том, что присутствие на планете Пришельцев можно считать научно доказанным фактом.
Последовала долгая пауза, а потом Гинс посоветовал пока никому ни о чем не говорить. При этом он намекал на то, что обстановка в городе скоро прояснится, и тогда можно будет правильно сориентироваться.
Профессор, вероятно, и сам пришел бы к такому решению.
— Что он предлагает? — спросил Нейман, когда Фэтон вернулся домой.
— Ждать, — коротко ответил профессор.
— Ждать так ждать, — согласился Нэйман.
— Да, друг мой. В такой ситуации — это самое лучшее. Быть может, они повторят свой визит. Почему не предположить, что они сделают более решительную попытку войти с нами в контакт.
Снаружи вдруг раздался глухой шум. Фэтон, а вслед за ним и Нейман вышли на улицу. Там никого не оказалось. Шум доносился с перекрестка.
— Что-то будет сегодня в городе, — заметил Фэтон, возвращаясь в дом. — Я, пожалуй, схожу, а ты оставайся с парнем.
Не заходя в комнату, профессор надел пальто и ушел.
Глава четвертая
ПЕРЕЛОМ
На площадь по трем прилегающим к ней улицам прибывали и прибывали колонны демонстрантов.
Фэтону удалось прочитать тексты нескольких транспарантов: «Да здравствует свобода! Долой чрезвычайное положение», «Свободу арестованным!», «Мир должен знать о нас, а мы о мире!» Транспарантов было много. Танки перекрывали все улицы, выходящие на площадь. Сначала, видимо, между танками стояли цепочки солдат. Демонстранты оттерли их к стенам домов. Солдаты были вооружены автоматами.
Над площадью взлетели вдруг белые свертки. Утро было ясное, солнечное. Посыпавшиеся на головы людей листовки были похожи на большую голубиную стаю, неожиданно ринувшуюся вниз.
Фэтон подхватил листовку, быстро пробежал мелко напечатанный текст.
«Уважаемые граждане! Сегодня мы объявили всеобщую манифестацию и вышли на улицы, потому что нас вынудили к этому власти. Сотни наших горожан арестованы без предъявления им каких-либо обвинений. Арестована и заключена в тюрьму группа членов Комитета общественного спасения, избранного с соблюдением всех норм нашей демократии. Подавляющее большинство жителей нашего города лишено элементарных демократических свобод, работы и гражданских прав. Массовые увольнения и аресты прогрессивно мыслящих граждан, объявление чрезвычайного положения, установление комендантского часа, запрещение деятельности всех, кроме официальных, средств массовой информации, политических партий, отмена конституционных гарантий неприкосновенности личности — таковы признаки наступление оголтелой реакции, очень похожей на фашизм. Власти еще раз доказали, что наша демократия — это фиговый листок, прикрывающий беззаконие, произвол и насилие, Она, как оборотень, может принимать в каждом отдельном случае лица тех, в чьих руках она находится. Стараниями властей наш город отрезан от всего мира. Все попытки ученых других стран проникнуть в город, чтобы заняться чисто научным аспектом линского феномена, не имеют успеха. Город, закрытый для въезда и выезда, фактически превращен в огромный концентрационный лагерь, живущий по законам разнузданного террора и произвола. Мы спрашиваем у господина Президента: по какому праву нас превратили в заключенных концентрационного лагеря? По какому праву нас лишили работы, демократических свобод и гражданских прав? Разве мы преступники? Разве жители города совершили какое-нибудь государственное преступление? Мы не можем согласиться с таким положением! Никогда не согласимся с таким положением! Мы требуем: освобождения всех арестованных по закону о чрезвычайном положении, восстановления всех демократических свобод и гражданских прав, отмены комендантского часа, немедленного вывода из города воинских частей, увеличения нормы выдачи продуктов питания и предметов широкого потребления, а также льготных цен на них! Мы требуем восстановления на работе всех уволенных. Мы требуем свободы, демократии и гласности! Свободу всем гражданам города Лин и самому городу!
Комитет общественного спасения и Центр объединенных профсоюзов».
Чем большее число демонстрантов читало листовки, тем громче звучали возмущенные голоса. Отдельные крики, реплики, призывы сливались в мощный гул, который со временем вылился в одно слово «Долой!». Люди стояли на площади с поднятыми вверх кулаками и скандировали в едином порыве: «Долой! Долой! Долой!»
Танки, подчиняясь отданному кем-то приказу, начали медленно сдвигаться к центру, разрезая людские массы на отдельные колонны. Люди пропускали танки и вновь смыкались позади них.
Возбуждение демонстрантов нарастало с каждой минутой. Людской поток увлек Фэтона и почти вплотную притиснул к танку. Фэтон поежился, физически ощутив холод танковой брони.
Мощные громкоговорители, установленные на фасаде здания городского муниципалитета, зашипели вдруг, закашляли, как бы грочищая свои металлические глотки. Площадь сразу притихла. Громкоговорители еще раз хрипнули, и все услышали голос. Говорил генерал Куди.
— Уважаемые граждане города Лин! Вы пришли сюда митинговать, подстрекаемые врагами нашего государства — коммунистами и их приспешниками.
