Василий Головачев - Сборник "Этические уравнения"
– Чего они от нее хотят? – процедил сквозь зубы Райхман.
Максим быстро направился к парням, буквально тащившим девушку к машине. Она отчаянно сопротивлялась, выронив пакет с покупками, но на помощь не звала.
– Эй, орлы, – окликнул наглецов Разин, – развлекаетесь?
Парни остановились.
Девушка, воспользовавшись моментом, вырвала руку и наотмашь ударила высокого, процарапав ему щеку ногтями. Тот схватился за лицо.
– Вот сука! Глаз чуть не выбила! – Он в ярости замахнулся, но ударить девушку не успел.
Максим перехватил его руку, жестоким приемом сломал кисть, отшвырнул парня прямо на подъехавший автомобиль. Высокий взвыл, ударился головой о дверцу «Лады», свалился на тротуар.
Его напарник, пониже ростом, но поплотнее, небритый, с шарфом, обмотанным вокруг шеи, выхватил нож, пошел на Максима.
– Урою, падла!
Максим дождался выпада, перехватил руку и, круто развернувшись, сломал ему руку в локте. Парень с воплем рухнул на гору снега, затих.
Из белой «Лады» выглянул было водитель, но, увидев результат схватки, быстро сел обратно, рванул с места и укатил.
Максим подобрал пакет, подал девушке, ошеломленной таким поворотом событий, переводящей глаза с лежащих обидчиков на Разина и обратно.
– Спасибо… кажется, я вас видела на лестнице… У меня отец живет в этом доме. Вы тоже здесь живете?
– Нет, мы шли в гости. Разрешите, мы вас проводим?
Девушка посмотрела на стонущих, облепленных снегом парней, передернула плечами:
– Да, конечно.
Все трое направились к дому Гольцова.
– Как вас зовут? – спросил Максим, зная ответ.
– Марина.
– Меня Максим, моего приятеля Герман. Говорите, ваш отец здесь живет? На каком этаже? Мы многих знаем.
– На третьем, Арсений Васильевич.
– Похоже, мы его встречали, высокий, спортивно выглядит.
Девушка кивнула, думая о своем.
Вошли в подъезд, поднялись на третий этаж.
– Благодарю вас, мне сюда. Может быть, зайдете? Отец будет рад.
Мужчины переглянулись.
– В другой раз, – с сожалением сказал Максим; ему очень хотелось продолжить знакомство, да и случай представился неплохой, но служба в данный момент запрещала самодеятельность. – Не дадите телефон?
Марина с сомнением посмотрела на майора:
– Я живу в Москве.
– Надо же, какое совпадение, и я живу в Москве, на Шаболовке.
– Хорошо, запишите мобильный.
– Я запомню.
Она продиктовала номер, кивнула и исчезла за дверью.
Штирлиц, долго сдерживающийся, шумно выдохнул:
– Ну, ты даешь, командир!
Максим пососал костяшки пальцев на правой руке, начал спускаться вниз. Бросил через плечо:
– Пошли.
Они спустились на первый этаж, остановились у батареи под почтовыми ящиками.
– Что на тебя нашло? Ты же их бил в полную силу!
Максим помолчал, удерживая в памяти красноречивый взгляд дочери Гольцова.
– Не знаю… но таких отморозков мочить надо!
Райхман с интересом посмотрел на посуровевшее лицо майора, хотел пошутить, но передумал.
– Что будем делать?
– Ничего… работать.
– А девица и в самом деле хороша. Даже обидно, что она дочь клиента.
– Почему?
– А вдруг он плохой человек?
Максим покачал головой:
– Такая девушка не может быть дочерью плохого человека.
Райхман ухмыльнулся:
– Эк тебя контузило, командир. Уж не влюбился ли?
Максим промолчал.
– Помощь не нужна? – прилетел по рации голос Кузьмича.
– Нет.
– Как ведет себя клиент? – поинтересовался капитан, искоса глянув на Разина.
– Слушает, как дочь рассказывает о подвигах командира.
Максим порозовел, сдвинул брови:
– Отставить базар!
– Я правду говорю. Она описывает, какой ты сильный и решительный, не чета ее мужу.
– Кончай базар, я сказал! Гена, замени Кузьмича.
– Слушаюсь.
– Продолжать работать!
В эфире стало тихо.
– Погуляем? – кротко предложил Штирлиц, догадываясь, что творится в душе командира.
Вышли на улицу.
Мороз немного ослабел, небо затянули тучи, предвещая снегопад.
Окна пятиэтажки гасли одно за другим. Лишь окна на третьем этаже, принадлежащие квартире Гольцова, продолжали бросать снопы света на заснеженный двор.
Максим представил, как Марина с ногами забирается в кресло, и ему страстно захотелось в тепло и уют.
ПРОРЫВ
Внизу раздавались женские голоса, восклицания, порой смех, но Арсик этого не слышал: он в настоящее время жил в другом мире, где люди строили ракеты и покоряли космос. Одновременно он находился у себя дома, на лежаке печки, от кирпичей которой исходило уютное расслабляющее тепло. Арсик лежал на печке и читал фантастический роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды».
Голоса же принадлежали слушателям, точнее, слушательницам: мама вслух читала книгу о подвигах разведчиков на войне, а вокруг нее собралось несколько женщин: бабушка, родная тетя Арсика Ксения, еще одна тетя – Валя, сестра мамы, и соседки – тетя Катя и баба Фруза. На столе горела керосиновая лампа, по углам небольшой кухоньки бродили тени, атмосфера в доме дышала таинственностью, в ней странным образом уживалось и прошлое, и настоящее, и всем было хорошо, несмотря на разные переживания. Хотя Арсику было лучше всех: он жил в будущем…
Очнулся от голоса мамы:
– Пора спать, фантазер. Утром не встанешь в школу.
– Встану. – Арсик с трудом оторвался от страницы, чувствуя, как слипаются веки. – Так интересно!
– Завтра дочитаешь.
Он отложил книгу, с трудом слез с натертой до блеска лежанки, по холодным половикам босиком добрался до кровати, разделся и рухнул в благоухающую чистотой и прохладой кровать…
Ночью вдруг проснулся, не понимая, где он и что с ним.
В уши настойчиво лез густой струнный звон. По комнате бродили тени от веток яблонь в саду, освещенных уличным фонарем. Везде белым-бело, на окнах кое-где лед. А звон издавали телеграфные столбы на улице и провода, предупреждая, что за стенами избы сильный мороз.
Арсик какое-то время таращился в окно, полусонный, силясь понять, что его разбудило, потом снова уснул. И снились ему звезды и ракеты, затерявшиеся в черной бездне космоса…
Арсений Васильевич посмотрел на часы: половина седьмого, пора вставать. Однако он полежал еще немного, успокаивая сердце, возбужденное воспоминанием детства. Затем тихо встал, чтобы не разбудить дочь, умылся, побрился, приготовил яичницу и кофе.
На кухне появилась заспанная Марина, чмокнула отца в щеку:
