Василий Головачев - Сборник "Этические уравнения"
– Ни хрена себе! – изумился Штирлиц, очередь которого была носить сканер. – Он что, взорвался?!
Максим тоже удивился, но не столь эмоционально, так как доверял Шаману и ждал каких-то событий. Как оказалось – не напрасно.
– Кузьмич, что у тебя? – вызвал он по рации старшего лейтенанта.
– Клиент сидит в гостиной, в кресле, – отозвался Бурков, – и, по-моему, смотрит телевизор. Или спит.
Для полноценного наблюдения за объектом группа рассредоточилась.
Максим и Райхман гуляли вокруг дома, невзирая на мороз.
Шаман сидел в кафе неподалеку. Ему не нужен был визуальный контакт с поднадзорным, он следил за ним в «психоэнергетическом поле».
Бурков-Кузьмич расположился в доме напротив и наблюдал за окнами квартиры Гольцова в бинокль, соединенный с лазерным звукосчитывателем.
Писатель временно отдыхал, сидя с Шаманом в том же кафе и потягивая тоник. Он любил поговорить о смысле жизни, знал много анекдотов и веселых историй, и с ним было интересно. Правда, Шаман на его высказывания не реагировал, зато никогда не прерывал, что, естественно, нравилось всем, кто хотел поговорить.
– Шаман, – позвал Максим, – ты что-нибудь «видишь»?
– Солнце, – ответил Итигилов.
Штирлиц хихикнул, он слышал то же самое, что и все члены группы, соединенные радиосвязью.
– Иван Дрожжевич, ты что там пьешь?
– Не засоряйте эфир, – сердито приказал Максим. – Шаман, сканер высветил сто сорок эниобел, такого я еще не встречал! Выходит, наш клиент и в самом деле экстрасенс?
– Не знаю, – после паузы сказал Иван-Доржо. – Я чувствую очень мощный источник пси-поля, но не могу определить его природу.
– Что это значит?
– Источник связан с кем-то или с чем-то, что расположено не на Земле.
– А где, в космосе, что ли?
– Не знаю. Где-то глубок о. Точнее сказать не могу.
Максим хмыкнул, посмотрел на Райхмана, выдыхающего облачка пара.
– Интересный компот получается. Кузьмич, что у тебя?
– Объект зашевелился, чешет репу… встает, пошатываясь, будто принял сто грамм… идет к двери… не вижу ничего… опа!
– Что там?!
– Ну, дает старик!
– Конкретней, черт тебя возьми! К тому же он не старик, да и выглядит – дай бог каждому в его возрасте.
– Все равно ему далеко за полтинник. Ух, и хороша!
– Ты о ком?
– К нему девица-красавица заявилась. Целует его в щечку… снимает жакет… идет… жаль, не в спальню… собираются кофе пить.
– Я понял, – сказал Штирлиц. – Это его дочь.
– Да брось ты, он живой человек… хотя… – Кузьмич помолчал. – Может быть, ты и прав. Парень явно относится к ней по-отцовски. Но она действительно чертовски хороша!
– Я могу сменить Кузьмича, – донесся голос Писателя. – Хочется поглядеть на дочку клиента.
– Ей тридцать лет, – напомнил Штирлиц осуждающим тоном. – Она замужем, и у нее ребенок.
– Какое это имеет значение?
– Тихо! – стальным голосом оборвал подчиненных Максим. – Продолжать наблюдение!
Разговоры прекратились.
Максим и Райхман снова двинулись вдоль дома, плотнее запахивая куртки и опустив на уши клапаны шапок.
– Вообще не понимаю, что мы тут делаем, – вполголоса заметил Штирлиц через некоторое время.
Максим не ответил. Он думал о том же. Связь объекта с криминальным миром не подтвердилась. Гольцов редко выходил из дома, в основном пропадая на работе и встречаясь только с соседом по лестничной площадке, отставным полковником, как удалось выяснить. А его деятельность в качестве экстрасенса еще требовала подтверждения, как и фиксация сканером вспышки торсионного излучения. Вполне могло быть, что Арсений Васильевич не имел к ней никакого отношения.
Впрочем, в последнем Максим сомневался. Высокое начальство не послало бы его в Жуковский следить за простым человеком, не имея на то оснований. Сработавший «Беркут» весомо подтверждал подозрения, а также известную поговорку: дыма без огня не бывает.
– Зайдем в подъезд, погреемся? – предложил Райхман.
Максим посмотрел на часы: шел девятый час вечера, можно было бы и свернуть наблюдение, так как объект не менял распорядка жизни и вечером никуда не выходил. Но это было бы безответственно.
– Зайдем.
В подъезде было теплее, а главное – отсутствовал ветер.
Максим достал из сумки на плече небольшой термос, налил в колпачок горячего чая, выпил, предложил спутнику.
– Хорошо пошло! – кивнул Райхман, возвращая колпачок.
– Шаман варил, с травами.
– Ваня Дрожжевич знает толк в добавках.
– Внимание! – раздался в наушнике голос Кузьмича. – Девица собирается уходить, надевает пальтецо.
Максим и Райхман переглянулись.
– Уползаем отсюда?
– Сделаем вид, что мы соседи, возвращаемся домой. Или идем в гости.
Где-то вверху хлопнула дверь, по лестнице застучали каблучки. Появилась девушка, застегивающая на ходу модное пальто-труакар золотистого цвета. Она сбежала вниз, покосилась на пропустивших ее мужчин, и у Максима екнуло сердце.
Девушка была очень мила!
Высокая, стройная, длинные ноги в сапожках на высоком каблуке, нежный овал лица, большие зеленые глаза, пухлые губы, роскошные пушистые волосы по плечи. И во всей фигуре некий подсознательный п р и з ы в, теплый шарм, вызывающий влечение, уверенность женщины, знающей себе цену и не скрывающей своей сексуальности.
Бухнула входная дверь.
Незнакомка исчезла.
Райхман шумно выдохнул:
– Ну и ну! Прав был Кузьмич. В такую не грех и влюбиться!
Максим опомнился, сбежал вниз, распахнул дверь.
Девушка торопливо шла по тротуару к соседнему дому, зашла в булочную.
– Ты что, командир? – появился озадаченный Штирлиц. – С дерева упал?
Максим не ответил. Он и сам не понял, почему отреагировал на дочь Гольцова таким образом. Но ничего не мог с собой поделать. Захотелось догнать незнакомку и предложить горячего чая. Немедленно! Потому что такие случаи не даются дважды, в этом майор не сомневался ни на йоту.
– Ее зовут Марина, – на всякий случай сказал Штирлиц безразличным тоном. – У нее дочь Стеша, десять лет. Редкое имя, между прочим.
Девушка вышла из булочной, держа в руке пакет. А вслед за ней выскочили двое парней в спортивных курточках и вязаных шапочках. Они догнали дочь Гольцова, преградили ей дорогу, размахивая руками. Она попыталась обойти их, но высокий парень в черных кожаных штанах схватил ее за руку, жестикулируя, показывая куда-то в сторону дороги. Там ожила стоявшая у тротуара грязно-белая «Лада-112», медленно двинулась вперед.
