Елизавета Михайличенко - Большие безобразия маленького папы
— Хочу! — сказал Папа и схватил стакан. Но опрокинуть его не успел из-за сильного подзатыльника. Папа оскорбился:
— Что, родительские чувства, наконец, взыграли?
Сын был счастлив.
— В общем так, — сказал Слинько и стукнул пустым стаканом по полировке стола. — Гены в вас мои, и сейчас мы друг друга поймем.
— Хорошо, — жестко сказал Папа, — только игрушки и мороженое оставь своему законнорожденному.
Слинько вздохнул.
— Я только пристроился к кассе, а тут парочка волчат хотят меня отмести… Я предлагаю вам вместо пошлого домашнего уюта, о котором только и мечтают разные бичары, свободную и обеспеченную молодость: лучшая школа-интернат и карманные расходы в размере алиментов. По пять невыплаченных тысяч кладу каждому на сберкнижку. Если не согласитесь, вы мне не сыновья!
— По десять и на руки! — сказал Папа, входя в азарт.
— Я подумаю до вечера. Ждите меня здесь и никуда не уходите.
«Переиграл!» — понял Папа. Он рванулся за выходившим Слинько, но тот успел закрыть дверь перед Папиным носом и провернуть ключ. Папа обернулся, увидел в руке Сына полный стакан коньяка, влепил ему подзатыльник и, напрягшись, ждал, что будет — Сын был намного крепче. «Опять переиграл», пронеслось в голове. Сын захныкал:
— Я не хочу к новой маме. Какая мама может быть у такого папы, как этот. И в интернат не хочу! Сам иди в интернат! У меня дом есть.
— Хорошо, — сказал Папа ледяным тоном. — Завтра я отвезу тебя к маме.
Сын внимательно посмотрел на стиснутые губы Папы и виновато произнес:
— Ничего, папа. Мы вместе вернемся к маме. Она ведь у нас добрая. Она и такого тебя будет любить.
Папа представил всю семью на воскресной прогулке и содрогнулся.
— Папа, мне здесь надоело. Придумай, как нам убежать, — потребовал Сын.
Папа вспомнил про балкон и расправил плечи.
Уютно пристроившийся на плечах четырех кариатид балкон тянулся через приемную и соединял кабинеты директора и зама. Кабинет директора и приемная пустовали — начался обеденный перерыв. Обретенная свобода оказалась относительной — дверь из приемной была запертой. Петринский кабинет и каморка с телетайпом, наоборот, были открыты. Очевидно, Лидочка должна была вот-вот вернуться. Заработал телетайп. Папа оживился и подскочил к нему.
— Ой, смотри-ка, — сказал Сын. — Машинка сама печатает.
— Ага, — обрадовался Папа и прочитал: «Директору Занзибаровского филиала Петрину. Вам надлежит в недельный срок представить отчет по форме 6 по теме 812.223 за минувшее полугодие. В отчете дополнительно указать коэффициент использования научной аппаратуры. Криволапов».
— Хочешь сыграть в Папу и министерство?
Сын хотел. Папа лихо отбил: «Задолбали требованиями дурацких справок. Мешаете делать научные открытия. Стройноножкин».
Некоторое время телетайп задумчиво молчал, переваривая информацию. Наконец отстучал: «Непонятно. Подтвердите прием указания».
— Кто вы такие, чтобы мне указывать! — возмутился Папа.
«Оборудование создает интерьер с большим коэффициентом научности. Случаи ошибочного причаливания моторных и безмоторных водоплавающих средств сократились за истекший период вдвое, в связи с урбанизацией бывшего пляжа наукоемкой аппаратурой».
«Непонятно. Повторите».
«Колобок в бок!» — огрызнулся Папа.
— Теперь я! — потребовал Сын и напечатал: «Потопленный пиратами микроскоп сдох и микробов не видно». Телетайп отключился. Вскоре телефон запищал по-междугородному учащенно. Папа отодрал от рулона на телетайпе использованную бумагу.
— Я знаю, как отсюда убежать, — объявил Сын. — Надо связать простыни и спуститься с балкона.
— Не болтай ерунду, откуда здесь простыни.
— Берутся же они откуда-то в книжках, — уверенно сказал Сын. — Надо поискать.
— Простыни? «Простыни» здесь только бумажные. Так называют огромные такие таблицы. А там цифры, данные, результаты… Идея! Сейчас мы его самого замочим. Чтоб сирот не обижал.
Папа вернулся к телетайпу и, не включая аппарат, просто, как на печатной машинке, отстучал:
«Занзибаровский филиал. Прошу пригласить лично Слинько. Криволапов».
«Слинько у телетайпа».
«Где обещанные документальные доказательства фальсификации Петриным научных результатов?»
«Материалы готовы, жду оказии».
«Поторопитесь, коллегия в понедельник».
— А это что за игра? — спросил Сын.
За дверью послышался заразительный Лидочкин смех и беззаботный перестук каблучков. Злоумышленники юркнули в директорский кабинет. Увидев знаменитого петринского попугая. Сын пришел в восторг:
— Пещера людоеда! Настоящая. Да, Папа?
Папа затравленно озирался, ища куда спрятаться. «Опять переиграл!» пронеслось в мозгу. Пушок, в котором было его рыльце, могли вот-вот подпалить. В приемной послышался голос Петрина:
— Лидок, ну сколько можно повторять! Опять телетайп не заперт.
— Ой! А я запирала! Может, кто-то открыл?
— Это кто же? Ты думаешь, это просто для инструкции? Знаешь, какие бывают случаи?
— Ты что, мне не веришь? Да хоть Слинько. У него тоже ключ.
Только за третьей дверцей шкафа оказалось достаточно свободного пространства. Два первых отделения были плотно набиты документацией.
— Лезь! — приказал Папа.
Сын сострил попугаю рожу, гаркнул: «Занзибар!» и юркнул в шкаф.
— Как мягко! — сказал он оцепеневшему от страха Папе. — Садись на подушечку. Вот где есть простынь. И совсем даже не бумажная. Давно бы сбежали.
Петрин вбежал в кабинет:
— Ну какая сволочь подучила попугая! Да запирай же ты двери, когда уходишь!
— Я запирала…
— Насочиняли дурацких легенд! Теперь его хоть выкидывай. Повтори, что ты сказал, Гамаюн!
— Петя, Петя хор-р-роший, — подхалимски заворковал попугай и постучал по пустой кормушке.
— Умный, собака, — растаял Петрин. — Еще раз услышу это слово — отдам кошке.
Папе очень захотелось выкрикнуть: «Занзибар!» Справившись с собой, он на всякий случай поднес кулак к носу Сына. Тот вздохнул.
— Лидок! — крикнул Петрин. — Свяжи меня с Криволаповым по телетайпу.
Минуту спустя бледная Лидочка ворвалась в кабинет, сжимая в дрожащих руках криво оборванную Папину месть.
— Слинько! Предатель! Дерьмо! А сам-то!
— Успокойся, — сказал Петрин. — Опять телетайпограмма криво оторвана.
Лидочка швырнула в Петрина бумагу и зло заплакала.
— Криво?.. Зато тебе теперь голову ровно оторвут!
Петрин уткнулся в телетайпограмму. Сдавило сердце, он откинулся назад. Спинка кресла уперлась под левую лопатку. Петрин отчетливо ощутил торчащую из спины рукоятку кинжала. Слинько был проверенным товарищем по команде. Петрин чувствовал себя играющим тренером, с паса которого лучший игрок умышленно забил мяч в свои ворота. Что-то происходило с окружающими его людьми. Жена отказалась ехать в Занзибаровку, сын, Слинько… Послать бы все к черту. Да только что потом?..
