Елизавета Михайличенко - Большие безобразия маленького папы
Рядом допили бутылку и Неопрятный попробовал повторить маневр Шикуна. Сеанс массового гипноза на этот раз не удался. Толпа проглотила Неопрятного, но тут же брезгливо выплюнула.
— Что-то Сенька сегодня опаздывает, — проворчал Шикун.
— Вот это дог! — заорал Сын, увидев появившегося из-за угла огромного сенбернара.
— Сеня, мальчик мой! — позвал его Шикун.
Сенбернар неторопливо подошел к протянувшему руку Шикуну и церемонно подал лапу. Шикун очень серьезно пожал ее. Потом он достал деньги и сунул бумажку за ошейник. Сенбернар пошел в магазин. Если Яша раздвигал толпу, то теперь она раздвигалась сама. Папа с Сыном бросились к окну. Возникавшее перед мордой сенбернара свободное пространство вывело его прямо к винному отделу. Пес поставил передние лапы на прилавок. Продавец вытащил из ошейника деньги, выставил перед сенбернаром бутылку, продемонстрировал псу сдачу и передал ее в соседний мясной отдел. Там ему быстро и вежливо отвесили колбасы. Сеня, утратив ненадолго флегматичность, торопливо сожрал ее и спокойно вернулся за своей бутылкой.
— Чертовщина какая-то! — пробормотал Папа.
Сзади подошел Шикун:
— Городская псина, хозяйская.
— Сбежала?
— Такие не сбегают. Хозяин, наверное, умер. Уже с месяц здесь. Жрать-то надо. Не по помойкам же сенбернару шарить. Умный. Приспособился, — голос Шикуна был непривычно грустен. — Вот и приспосабливаешься. Находишь свою экологическую нишу. Скучно…
Увидев на пороге магазина сенбернара с бутылкой в зубах. Вертлявый пришел в восторг и, приманивая собаку надкушенным «Гулливером», зачмокал губами. Сенбернар, даже не взглянув на него, поставил бутылку около урны и ушел в сторону леса. Сын долго смотрел ему вслед.
— Бедная собака, — сказал он. — Живет в лесу, а питается у гастронома на честно заработанные деньги.
Вряд ли Сын хотел вложить в эту фразу какой-то особый смысл, но Папа долго переваривал его слова.
Молчание прервал Сын:
— Папа, а ты навсегда останешься таким или будешь расти вместе со мной?
Папа не знал, что ему ответить.
— Хорошо бы, если со мной, — продолжал Сын. — Нет! — вдруг замотал он головой. — Я не хочу становиться взрослым!
— Брось! Ты-то точно будешь расти…
— Да… Тебе повезло… целых два раза быть маленьким…
— Тебе тоже повезло.
— Почему?
— Мы будем расти вместе.
Великий смысл происшедшего внезапно дошел до Папы. «Если бы начать жизнь сначала!» Сколько раз его мечты, съехав на обочину, буксовали на этой фразе… Стало страшно и здорово, в голове звенело, и в прозрачном воздухе цвета обретали первозданную чистоту. Папа ошалело помотал головой.
— А может, можно как-нибудь остаться маленьким? — безнадежно спросил Сын.
Папа погладил Сына по голове, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. Его больше не мучила двойственность отношений с Сыном. Какая разница — отец или друг. Он отвечает за Сына. Он отвечает за будущее их обоих, а это главное.
— Понимаешь, — сказал Папа. Находить нужные слова было неимоверно трудно. — Мы будем не такими взрослыми. Все зависит от нас. Другими. Ты даже не представляешь, как трудно стать настоящим человеком. Этому надо отдать все детство. Этому надо отдать всю жизнь.
Папа запнулся, тоскливо осознавая всю банальность и заезженность снизошедшего на него откровения. Наверняка Сыну уже не раз говорили что-то подобное и в детском саду, и в школе. Все это общие слова. Надо говорить о главном:
— Самое главное — не врать. Понимаешь? Даже самому себе. Нет! Прежде всего самому себе. Знаешь, как это трудно… Как это лучше объяснить… Ведь большей частью врут не от лживости. Чаще от слабости, от глупости, от невежества, от трусости. Врут потому, что так удобнее и проще. Надо быть сильным и мудрым, чтобы избежать этого.
Широко раскрыв глаза, Сын смотрел на Папу. В слова он особо не вслушивался. Достаточно было одного ощущения правды. Теперь он готов был идти за отцом куда угодно.
— Знаешь, — продолжал Папа, — как много мы теперь будем учиться! Не для оценок, не для того, чтобы стать как эти ученые. Чтобы не стать такими! Стать такими очень легко. Но, кажется, я теперь знаю, как этого избежать. Ты веришь?
Время приближалось к семи. Очередь заворчала и смялась.
Сын нетерпеливо схватил Папу за руку:
— Папа, а ты точно говоришь правду? Ты не передумаешь? Тогда давай поклянемся! Будешь есть землю? — Сын смотрел испытующе.
— Буду! — Папа вдруг почувствовал, что должно скрепить союз.
Оба трижды произнесли: «Клянемся!» Сын торопливо запихнул в рот горсть земли. Папа не захотел отставать…
— …Папочка! — закричал Сын. — Зачем? Как же я теперь один?
Скрипнули тормоза, и Сын юркнул за дерево.
Из окна машины махал рукой широко улыбающийся Слинько:
— Привет, волчара!
Папа тоже собрался дать деру, но что-то было не то — Слинько смотрел на него снизу вверх. «Превратился!!! — пронеслось в голове. — Земля, что ли… микроэлементы…» Особой радости Папа не испытывал. Было чувство облегчения, но какое-то безрадостное.
— Где такую оправу урвал? Опоздал на Совет, жучара? — в глазах Слинько мелькнула радость. — Ничего, командировку отмечу. Кстати, приятная новость — пристроил нашу статью в «Вестник АМН»! Подбросить до города? Нет? Слушай, а у меня к тебе дело, — Слинько вылез из машины и, оглядевшись, двинулся к Папе. — Помнишь, у тебя на дне рождения был какой-то бичара — директор интерната… Ну, здорово!
Слинько протянул руки. Папа оглянулся — из-за дерева испытующе смотрел Сын.
Конец
Июль 1984 — февраль 1986
