Юрий Кудрявцев - Три круга Достоевского
Люди жертвуют жизнью не за идеи, а за блага земные. Бедные глушат неутоленные потребности пьянством. «Но вскоре вместо вина упьются и кровью, к тому их ведут. Спрашиваю я вас: свободен ли такой человек?» [10, 9, 393]. Вместо свободы, наоборот, впали в рабство. «И достигли того, что вещей накопили больше, а радости стало меньше» [10, 9, 393].
Не идеализирует Зосима существующее. Он обнажает и преобладание в обществе ориентирующихся на «иметь». Но он видит и других. К ним он относит иноков, живущих в монастырях. Там тоже есть разные люди. Но лучшие из них «отсекли потребности лишние», служат идее, живут ради «быть». Они уединены лишь внешне, внутренне же они живут нуждами людей. Пока они «хранят идею». Но затем обновят ею мир. «Те же смиренные и кроткие постники и молчальники восстанут и пойдут на великое дело. От народа спасение Руси. Русский же монастырь искони был с народом» [10, 9, 394]. Это борцы, жизнью не избалованные и закаленные. Они будут преобразовывать мир через себя.
Поле деятельности для этих людей огромное. Ибо все в мире растлевается. «А пламень растления умножается даже видимо, ежечасно, сверху идет» [10, 9, 395]. Растление вверху, растление и внизу. «Народ загноился от пьянства и не может уже отстать от него. А сколько жестокости к семье, к жене, к детям даже; от пьянства все. Видал я на фабриках десятилетних даже детей: хилых, чахлых, согбенных и уже развратных. Душная палата, стучащая машина, весь божий день работы, развратные слова и вино, вино, а то ли надо душе такого малого еще дитяти? Ему надо солнце, детские игры и всюду светлый пример и хоть каплю любви к нему. Да не будет же сего, иноки, да не будет истязания детей, восстаньте и проповедуйте сие скорее, скорее» [10, 9, 394].
Зосима зовет к восстанию. Но не к насилию. Они будут преобразовывать мир своим примером. Вопреки всему, всем гонениям на них. Они претерпят все, но не опустятся до безличности.
Зосима понимает, что путь этот не самый легкий. Но необходимый. Роз на этом пути нет, больше шипов. «Не принимает род людской пророков своих и избивает их, но любят люди мучеников своих и чтят их, коих замучили» [10, 9, 403]. В этом «чтят» выражена вера в личностное в человеке. Ибо безличность «чтит» не мучеников, а мучителей.
Веря в человека, Зосима, как учитель, далек от мысли опираться на чудо, тайну и авторитет. Он не прибегает к запугиванию адом. Да и понимание ада у него далеко не традиционное. «Страдание о том, что нельзя уже более любить» ,[10, 9, 403] — вот что такое ад.
Зосима мало думает о потустороннем. Его религия не мистична. «Говорят о пламени адском материальном: не исследую тайну сию и страшусь, но мыслю, что если б и был пламень материальный, то воистину обрадовались бы ему, ибо, мечтаю так, в мучении материальном хоть на миг позабылась бы ими страшнейшая сего мука духовная. Да и отнять у них эту муку духовную невозможно, ибо мучение сие не внешнее, а внутри их» [10, 9, 404].
Главное у этого учителя, как и у Христа, иное понимание человека, да и иное понимание бога. Бог не вне нас, а в нас.
Спорили два учителя — Иван и Зосима. У каждого своя теория, у каждого своя практика. В их теориях, однако, есть общие посылки: недовольство существующим, любовь к детям и тезис — «если нет бессмертия, то все позволено». Но много у них и разного. Иван исходит из низкой, безличностной природы человека, опирается на логику, понимает бога как нечто внешнее и предъявляет ему счет. Зосима исходит из высокой, личностной природы человека, опирается на пример. Бога понимает не как внешнее, а как внутреннее для человека. И счет предъявляет не внешнему, а себе. Виноват в несовершенстве жизни не кто-то, а ты — вот мысль Зосимы. Даже не ты, а я, сам.
Теория Ивана противоречива: начал с осуждения насилия, пришел к его освящению. Иван ведет к крови и разрушению личности, он сеет зло. Теория Зосимы непротиворечива, ведет к бескровию и возвышению личности, ее автор сеет добро.
Учителя спорят о боге. Но все дело в том, что понятие бога у оппонентов разное. Они в начале спора как бы не договорились о едином понимании исходных понятий. При несовместимых исходных понятиях им следовало бы разойтись в стороны. Но они спорят.
Фактически Зосима не менее атеист, чем Иван, если понимать бога как понимает его Иван. Иван предъявляет счет богу традиционному, богу-творцу, богу — верховному судье, богу, находящемуся вне нас. Зосима же верит не в такого бога, во всяком случае, не на такого он делает ставку. И если счет за страдания людей Иван предъявляет потустороннему существу, то Зосима предъявляет его себе и другим людям. Бог — наша совесть, потеря бога — потеря совести. Почему мир несовершенен? Иван склонен спросить об этом у бога и обвинить бога. Зосима спрашивает у себя и винит себя.
В романе Иван фактически спорит с Ферапонтом, а не с Зосимой. И это выяснилось бы сразу, сведи Достоевский Ивана и Зосиму для прямого спора. С Зосимой у Ивана нет предмета для спора — у них разные исходные понятия. С Ферапонтом Иван просто не стал бы спорить — не та фигура.
Почему так получилось? Может быть, писатель хотел вывести Ивана как полузнайку в религии? Вряд ли — ведь Иван автор легенды. Просто Достоевскому нужно было высказать ряд глубоких мыслей по весьма важной проблеме. Он и сталкивает героев. Но свести их вместе не может. Потому-то спор заочен.
Конечно, можно было бы дать Ивану зосимовское понимание бога. Но тогда автору не удалось бы показать слабости официальной религии. Одним образом Ферапонта этого не сделаешь. А задача такая была.
В споре Ивана и Зосимы победителя не было. Логикой Иван сильнее. Но не в логике сила Зосимы, в примере. У каждого свои законы. Диалога не получилось. Оппоненты мечут стрелы мимо друг друга. Но они летят туда, куда хотел их направить автор.
Здесь дан спор учителей о природе человека. Каков человек — низок или высок, сложен или прост, автономен или марионетка в чьих-то руках? В своем последнем романе Достоевский заставляет героев спорить об основах своей философии человека и выводах, из них вытекающих. И это спор внутри самого автора, вынашивающего свою философию человека.
В тех основных аспектах, которые я затронул в этой главе, философия выношена. Писатель признает сложность человека, выступает за его личностность, за его деятельность по улучшению себя и своего окружения. Но что-то в этой философии автор хотел бы уточнить. Не принимая инквизиторства, автор, однако, не склонен отмахиваться от некоторых его доводов. Ибо в этих доводах обнажены глобальные человеческие проблемы: смысл жизни, гармония и псевдогармония, единение людей и средства его достижения, нравственное лицо инквизиторства, ложь и общественное развитие. Фактически те же проблемы поднимает Христос.
