Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 07. Темный замысел
Микенцы рассказывали, что Троя расположена вблизи Геллеспонта, то есть там, где потом был основан город Гиссарлык. Ну и как вам такая путаница?
— Если этот греческий парень был агентом, — прогудел Джонсон, — то зачем ему понадобилась эта брехня?
— Возможно, затем, чтоб убедить меня в том, что он не самозванец. Что он и есть самый-разсамый всамделишный Одиссей. Надо полагать, ему вряд ли угрожала опасность встретиться с кем-нибудь, кто мог бы назвать его отъявленным вралем. Да и к тому же он пробыл у нас совсем недолго, так что шансы на подобную встречу были практически нулевые.
И еще одно. Ученые моего времени утверждали, что деревянный Троянский конь — чистейшей воды выдумка. Что правды в этой истории не больше, чем в предвыборных обещаниях политикана. А Одиссей сказал, будто деревянный конь был и что он сам выдвинул эту идею — в точности так, как об этом поведал Гомер, и что именно таким образом греки вошли в город.
Однако вполне можно предположить, что это была ложь с двойным дном. Сказав мне, что все ученые ошибались, Одиссей как бы доказывал, что он действительно сражался у стен Трои. Любой, кто может встать в позицию и, глядя вам прямо в глаза, заявить, что все ученейшие мужи — просто набитые опилками и мышиным дерьмом чучела, ибо он там был, а их там не было, вас, безусловно, убедит в своей правоте. Это потому, что ученых всегда заносит, так как они склонны искать сказочный Северо-западный проход, используя в пургу секстант и не зная, где находится бушприт — на носу или на корме.
— Что ж, они хоть стараются, — вздохнул Джонсон.
— Так ведь и евнух в гареме у шейха тоже очень старался. Как бы я хотел иметь хоть слабенькое представление о том, что тут происходит в действительности! Мы блуждаем в тесных водах, как любил говаривать доктору Ватсону Шерлок Холмс.
— А кто такие эти парни? — с любопытством спросил Джо.
Гигант горец снова нахмурился:
— О’кей, Джон, извини меня. Я надеялся, что нам удастся проследить хоть одну нить в этом безумном узоре. Черт меня побери, если нам удалось ухватиться за ее кончик!
— А не может ли нам помочь в этом деле Гвенафра? — проворчал Джо. — Она такая женщина, что мимо нее не пройдешь. Ты говорил, будто женщина может понимать вещи, которые мужчинам недозтупны, потому как у нее жензкая интуиция. А кроме того, женщины жуть как не любят, когда з ними не зоветуютзя. Они же не куклы! Гвенафра знает, что тут давно что-то произходит и что ты от нее это зтарательно прячешь. Как раз зейчас она грузтит в главной гозтиной. Она приходит в бешензтво каждый раз, когда ты ее выгоняешь, чтоб побезедовать з нами по этому вопрозу.
— Я вовсе не верю в женскую интуицию, — ответил раздраженно Сэм. — Они просто так воспитаны обществом, что видят наши действия под другим углом зрения; подмечают особенности речи, жестов, интонаций, которые мужчины пропускают мимо ушей. Они очень чувствительны к разным мелочам именно в силу своего воспитания.
— Ну в общем-то это одно и то же получаетзя, — отмел возражение Джо. — Какая тебе разница, как называютзя эти качезтва. Злушай, мы же уже мозги на бок звернули на этом деле! Замое время зменить здающего в нашей покерной партии.
— Все скво жуть как болтливы, — гудел свое Джонсон.
— Если взять тебя за точку отсчета, так выяснится, что все кругом болтуны, — отозвался Сэм. — В любом случае Гвен ловка и умна не меньше других, а может, и больше.
— А кончится все тем, что вскоре о наших делах узнает весь мир, — стоял на своем Джонсон.
— Что ж, если хорошенько подумать, — ответил Сэм, — то почему бы об этом не знать и другим. Разве их это не касается?
— У Незнакомца, должно быть, были причины желать, чтоб мы держали рты на запоре.
— Но хороши ли эти причины? — задал вопрос Сэм. — Правда, если мы действительно начнем болтать, то тут вскоре соберется такая толпища желающих попасть на Северный полюс! Золотая лихорадка 1849 года[97] ни в какое сравнение с этой не пойдет. Сотни тысяч захотят залезть на Башню. А еще миллионы будут тереться вокруг, разнюхивая, какую бы прибыль извлечь из этого дела.
— А взе-таки давайте проголозуем назчет Гвен.
— А ты слыхал когда-нибудь о женщине — члене военного совета? Не успеешь и глазом моргнуть, как она уже оседлает тебя и начнет руководить. Эти нижние юбки отхватят тут же целую милю, как только ты им протянешь один дюйм!
— Теперь женщины больше нижних юбок не носят, — задумчиво сказал Сэм. — Больше того, они теперь вообще мало чего носят, как ты мог бы заметить.
Голосование состоялось — два против одного.
— О’кей. Только пусть она скрещивает коленки, когда садится против меня, Сэм.
— Знаешь, как мне трудно было добиться от нее, чтоб она хоть грудь прикрывала, — простонал Сэм. — Вообще-то она старается. Но это не ее вина. Кругом же все купаются голышом. Так что какая разница, даже если она забудется и не вспомнит о том, сколько квадратных дюймов кожи она оставила обнаженными?
— Тут речь не о коже идет, а о волосах, — гнул свое Джонсон. — Неужели тебя это не беспокоит, Сэм?
— Одно время беспокоило. В конце концов, я и сам жил на Земле примерно в то же время, что и ты. Правда, я все же провел жизнь не среди индейцев Скалистых гор. Да и тут мы живем уже тридцать четыре года, Джон, на планете, где даже королева Виктория шкандыбает в одежке, которая вызвала бы у нее сердечный приступ плюс понос, если б она увидела такое в своем Букингемском дворце. Здесь обнаженность кажется столь же естественной, как сон во время проповеди.
Глава 64
Предупрежденная Сэмом Гвенафра надела под свой килт еще и набедренную повязку. Она уселась в кресло и с широко открытыми глазами слушала Сэма, выложившего перед ней причины, которые привели к ее приглашению на совет.
Выслушав его, она долго сидела молча, медленно и задумчиво отпивая глоток за глотком из своей чайной чашки. Затем сказала:
— Мне известно гораздо больше, чем ты думаешь. Ты же чертовски много болтаешь во сне, Сэм. И я давно поняла, что ты скрываешь от меня что-то важное. Признаюсь, это больно ранило меня. Я все время хотела сказать тебе, что ты просто обязан посвятить меня в то, что тут творится. Если б ты этого не сделал, я бы, наверно, ушла от тебя.
— Так чего же ты молчала? Я же не подозревал, что ты принимаешь это так близко к сердцу!
— Только потому, что предполагала, будто у тебя есть очень серьезная причина таиться от меня. Но я уже подошла к черте, где мое терпение готово было лопнуть. Разве ты не видел, какой раздраженной я была в последние дни?
