Владимир Булат - Лишь бы не было войны
- У вас в России какие-нибудь анекдоты о немцах рассказывают? - ни с того ни с сего спросил Харальд.
- Да. (Я как раз вовремя вспомнил самый безобидный анекдот.) Как-то раз ООН... то есть не ООН... а, в общем, в СССР решили написать книгу о слонах, ну и запросили во всех прочих странах соответствующие образцы. Немцы прислали массивный десятитомник, вроде как этот, озаглавленный "Введение в науку о слонах", американцы прислали маленький яркий буклет страницы в две с фотографией Мадонны и названием "Все, что должен знать о слонах средний американец"...
Харальд уже давился от хохота.
- Японцы прислали книгу на бамбуковой дощечке на тему "Использование слоновьего бивня в харакири" (тут уж я стал импровизировать, примеряясь к известной Харальду геополитической обстановке). Англичане прислали свой трехтомный бестселлер...
- Бест... что?
- Бестселлер... ну, книга сезона, - пояснил я. - "Британская политика в странах, где водятся слоны". А туркам ничего другого не оставалось, чтобы прислать свою агитационную брошюрку "Турецкий слон - младший брат русского слона!"
- Длинно и увлекательно. Это целый культурологический трактат. У вас все анекдоты такие?
- Нет, почему? Например, такой: "Колобок повесился".
- Кто повесился?
- Колобок, сказочный герой - пампушка, которую старики-крестьяне выпекают в печке и которая от них убегает. Суть состоит в том, что у пампушки нет ног, она круглая как глобус.
- Это же неэстетично. Среди разумных существ лишь белый человек прекрасен видом и совершенен формой. Наделение разумом неживых существ - это какая-то новая демонология, вернее, пошлый кубизм. Русский философ Бердяев, которого вы выгнали из страны, осуждал это.
(Оказывается, в Германии из всего Бердяева напечатали лишь "Философию неравенства" и "Кризис искусства".)
Тут снова появилась прислужница и подала нам на эмалированной подносе бочоночки с медом алого оттенка.
- Это особый арийский мед, получаемый от арийских пчел, которых привез из Тибета доктор Шеффер, - сказал Харальд.
Поедая довольно приторный мед, я продолжал рассматривать библиотеку. Гегель, Гете, Ганс Эверс, Киплинг, Эрнст Юнгер, Гобино, Данилевский, Гоголь, Гвидо фон Лист, Горбигер, Плотин, Карл Май, Татищев, Мережковский, Кнут Гамсун, Аннунцио, Лесков.
- Тебя удивляет подбор книг? - спросил мой немецкий друг. - А у вас какие самые популярные авторы?
- Аркадий Гайдар, - выдавил я, припомнив повсеместные многотомники этого девяностолетнего старца. - А из немецких - Гете и Ремарк.
(Я было подумал, что фамилия Ремарка ничего не говорит моему собеседнику, но ошибся.)
- Да, - согласился со мной Харальд, - Ремарк, несомненно, талантливый писатель, но, увы, его взгляды противоречат нашей немецкой идеологии. Это великая трагедия для человека, когда он отказывается от своей нации, от своей вековой традиции и меняет их на бесплодные блуждания в чужих пределах... Ведь они почти ровесники с Геббельсом: оба - пасынки веймарской эры, но сколь различны судьбы. Рейхсминистр, впоследствии Фюрер - и безвестный эмигрант.
Потом мы с Ингрид долго и безрезультатно играли на компьютере (в Германии компьютеры иногда называют "Вундербаррауге" - чудесный глаз) в бридж. Моя сводная сестра, дочь полковника, очаровательное соломенноволосое дитя пяти лет нарисовала целое стадо коров на деревенской околице, что мы и оценили.
Перед сном (мы с Харальдом делили одну комнату в мансарде) он сказал мне:
- Завтра (мне твоя мама говорила) ты поедешь "лечить клыки", как она выразилась. Потом, если желание после такой процедуры будет, покажу тебе Берлин, а послезавтра отправляемся в наш родовой замок - познакомлю тебя со своими подружками, - Харальд прищелкнул пальцами.
- Да, нет, мои зубы в порядке, я лечил их в декабре! - возразил я.
(Это было удивительно до невероятности: история повторялась - в конце прошлого года мама договорилась с одним дантистом, мужем ее сотрудницы, и я за месяц привел челюсти в порядок - я имею в виду мой бывший мир. Ну, не говорить же ей, что ее старания уже увенчались успехом).
А Харальд о своем:
- Ах, я же забыл, ты - человек женатый.
- Ничего страшного, - парировал я, - знакомство с твоими подружками меня ни к чему не обязывает.
- И то верно.
Утомленный морем впечатлений, я тут же уснул.
АВЕНТЮРА ТРЕТЬЯ,
в которой мы с Харальдом попадаем в скверную историю, но все заканчивается благополучно.
Честь, доблесть, великодушие, жизненная сила - основные черты германского характера.
Монтескье.
Проснулся я от того, что кто-то властной рукой качал большую лодку, в которой я сидел во втором или третьем сне. Очнувшись, я увидел Харальда, уже бодрого, одетого и причесанного (у немцев распространены два типа причесок: "гитлеровский" пробор и "геббельсовский" зачес назад - первый встречается у пожилых людей, второй - у молодежи).
- Вставай, Вальдемар. Уже семь часов!
Оказывается, немцы - нация в высшей степени дисциплинированная - живут по солнцу: встают с его восходом и ложатся вскоре после заката. Это должно вызвать восторг у большей части экологов, тем более что белых ночей, равно как и полярных, в Германии нет.
Я не сразу пришел в себя, заторможенно оделся, а когда узнал, что нас ожидает зарядка босиком на снегу, категорически воспротивился.
- Странно, - покачал головой Харальд. - Насколько мне известно, Россия - достаточно физкультурная страна.
- Это верно, но не до такой же степени! Харальд, ты не учитываешь климатического фактора. У вас в Рейхе десять градусов - уже мороз, а у нас и тридцать бывает.
- Это хорошо. Мы нации нордические и ничего общего не имеем ни с этими лакированными обезьянами, которые разжирели на импорте нефти, ни с негроидными пляжными проститутками.
Воспитанный в советском, а впоследствии в постсоветском интернационализме, я раз за разом поражался сочным эпитетам, которыми Харальд ничтоже сумняшеся награждал народы, как дружественные, так и враждебные Германии: "макаронники-итальянцы", "вонючие румыны", "лакированные арабские обезьяны", "педерасты-американцы". Харальд уверял меня, что все бордели Рейха комплектуются из француженок и полек (поляков в Рейхе осталось лишь несколько миллионов - меньше, чем в США), что негры, евреи и цыгане - не люди, и даже не животные (трагедию Отелло немцы считают трагедией Дездемоны).
Пока я, тепло одетый, прохаживался по двору усадьбы, протирая талым снегом лицо, Харальд отжимался и кувыркался через голову, потом растерся до пояса снегом, обдал меня тучей снежных брызг и залпом выпил рюмку коньяка, стоявшую на столике возле крыльца. Всходило бледно-красное в зимней пелене облаков солнце, было довольно тепло и безветренно. Никем, кроме меня, не замеченный почтальон в утепленном кителе почтового ведомства опустил несколько газет в почтовый ящик у калитки. С запада со стороны Зеебурга донесся грохот тяжелого товарняка.
