Иннокентий Сергеев - Либретто для жонглёра
Утром мы отправились во Дворец. Когда мы вышли из машины, все, кто были поблизости, повернулись в нашу сторону и стали подзывать других и показывать на нас. Они, должно быть, вообразили, что сейчас здесь будут снимать кино. В Вавилоне высокий парик Элиссы и её пышное платье не привлекали такого внимания. Здесь, в самом городе, тоже. Но на фоне Екатерининского дворца она выглядела так естественно, так органично, что, конечно, не могло быть и речи о её принадлежности к "нормальной" жизни. Только где же остальные киношники? Я боялся, что Элисса смутится, но увидел, что недооценил её. Для неё существовало только то, ради чего она приехала. Она немедленно заявила, что будет жить здесь. Я напомнил ей о номере в гостинице. Она сказала: "Ну пожалуйста". - Но я не знаю, какие здесь комнаты - Ты же сам говорил. С окнами на дворец. Я смешался. - Да, конечно, но... я не знаю, как здесь с местами. Она засмеялась, как будто подловила меня на несообразности. Впрочем, так оно и было. Я сам не мог объяснить, отчего я так упрямлюсь. Наконец, я понял, что веду себя просто возмутительно. - Ладно, - сказал я. - Если ты так хочешь, останемся здесь. Но питаться будем в городе. Подожди меня минутку. И я договорился о комнате. А когда вышел к Элиссе, она сказала: "Только две комнаты, ладно?" - Конечно, - сказал я (хотя только что договорился об одной). Подожди меня ещё немножко, о'кей? И я вернулся с извинениями и сказал, что ошибся, и сам не знаю, сколько нам понадобится комнат, а потом вышел к Элиссе и сказал: "Ну, пойдём. Сама выберешь, что тебе больше понравится". Мне вовсе не хотелось снова идти извиняться. А в том, что мне не придётся этого делать, я вовсе не был уверен. С Элиссой творилось что-то непонятное. Ей нужна была большая комната, чтобы было где пировать. Ей нужна была ещё и маленькая комната, чтобы было где переодеваться. Ей нужны были наряды. Ей нужна была ещё одна комната, чтобы было где спать и читать. Ей нужна была музыка, и я купил для неё проигрыватель и кучу пластинок, хотя всё это было у нас дома, в Вавилоне. Она хотела, чтобы у нас всегда было шампанское, и я купил целый ящик, но она заявила, что этого будет мало. Я не спорил с ней. Прихотям её не было конца. Её изобретательность приводила меня в восторг. Сначала я просто глупо удивлялся. И только когда мы гуляли с ней по парку, и она взбежала на мостик и позвала меня, а когда я подошёл, сказала: "Теперь видишь, как хорошо, что мы остались? Посмотри!" - я понял, что не видел всего этого раньше. О чём же я рассказывал ей? И, потрясённый, я понял, что здесь она дома. И я приехал сюда к ней. Как же я не видел, не знал этого раньше! Была ночь. Деревья. И звёзды. Фонари, галерея, ступени, окна в вычурных рамах. Она говорила, и в голосе её был смех. Она звала меня, и поражённый, на каждом шагу открывал я новый для меня мир. А ведь я мнил, что знаю его, как никто другой - любимый из моих дворцов...
Между тем, денежная сумма, которой я располагал, оказалась явно недостаточной. Да и много ли я мог отложить на поездку? Ведь я не турецкий султан, и мой папа не турецкий султан, и деньги никогда не проливались надо мной дождём. В то время я занимался строительными подрядами. Я был посредником между заказчиком и бригадиром. С первого я получал деньги, второму платил - разница в мою пользу. Строили много, - не так много, как теперь, но всё же, - и зачастую беспорядочно; студенты, которые записывались в стройотряды, даже не знали, сколько денег заплатил заказчик за строительство объекта, и, вообще, кто заказчик, кому всё это нужно... Я нёс полную ответственность за конечный результат строительства, но дело было на мази, кругом были все свои люди, и сбоев почти не случалось. Приходилось, конечно, время от времени наведываться на стройку, изображать из себя начальника... Каникулы кончились, но желающих подработать не убавилось. На жизнь денег хватало, и даже с лихвой, но ничего подобного тому, что происходило теперь, в эту нашу поездку, я не предполагал, и ни на что подобное не рассчитывал. Втайне от Элиссы я послал телеграмму своему другу, - да, да, тому самому, - и предложил ему двадцать процентов в месяц. Сроком на месяц, или как получится. Он откликнулся почти сразу же. Выслал деньги. Довольно большую сумму. Конечно, мне предстояло их каким-то образом отдавать, но в тот момент меня это не тревожило. Получив деньги, я полностью умиротворился.
..........
Она стояла на галерее Камерона, и мне захотелось крикнуть: "Вот оно!" Всё только так и должно быть, только так, навсегда! Только так... Я едва не заплакал. А потом нагрянула эта толпа туристов, увешанных лупоглазыми камерами и лопотавших на каком-то непонятном, из вымирающих, языке. Элисса подошла ко мне и, взяв меня за руку, увела к озеру. И мы сидели на скамейке, и поодаль была статуя императора Нервы. И я сказал: "Это было лучшее из времён. Прекраснейшее, нежнейшее из времён". - Но для чего тогда появилось всё это, откуда? - она кивнула в сторону толпы. - Наверное, для того, чтобы мы научились видеть сквозь камень, сказал я, наблюдая, как ветер беспокойно мнёт складки золота парка. - И подобно Моисею умели освободить таящийся под ним родник. - Зачем нам это? - спросила она. - Мы же не ангелы. Что-то таится в нас самих? "Чтобы мы научились умываться грязной водой", - как сказал бы Ницше. Посмотри, вон он высунулся из воды, ой, сейчас что-то скажет! ................ - Разве это Нерва? - спрашивает она, ещё не остыв от смеха. - Нет, конечно. Но так написано.
- И они тебе совсем не мешают? - спросила Элисса. Она опять вспомнила об этой толпе на галерее, ну что ты будешь делать. - Нет, - сказал я. - К тому же я могу избавить тебя от них в любую минуту. - Прошу вас, сударь, сделайте это. Я поцеловал ей руку. Потом поднялся и направился вверх по ступеням. Встав перед толпой, я раскинул руки и вежливо но настойчиво стал повторять: "Матушка устала. Почивать легла. Устала. Очень прошу вас придти в другое время. Приёма не будет. Государыня почивать легла". Некоторые смутились и стали топтаться на месте, другие стали смеяться, а кто-то навёл на меня фотоаппарат и щёлкнул затвором. Я посуровел. - Немедленно засветите плёнку! Толпа притихла. - Засветите плёнку немедленно, - повторил я, теряя терпение. - А ну дайте сюда! Толпа обратилась в бегство. Площадка опустела. Очень стремительно это произошло, я даже пожалел, что не успел произнести свою коронную фразу: "Пройдёмте, гражданин". Обычно у меня это очень хорошо получается. Однако вскоре пятеро смельчаков вернулись. Под предводительством девушки, в которой легко было узнать гида. Хорошая, славная девушка. Она подошла ко мне и деловито поинтересовалась, кто я такой. Я сказал ей на ушко. Она слушала, а потом отвернулась от своих спутников и тихонько рассмеялась. - Хорошо, - сказала она. - Ладно. Я отпустил её пальцы. Она вернулась к своим подопечным и сообщила им что-то такое, после чего они испуганно воззрились на меня и без дальнейших возражений покинули пределы видимости. Я вернулся к Элиссе. - Вот и всё, - сказал я. - Даже Скарамуш не сделал бы этого лучше, - сказала она.
