Стен Папелл - Посланец старейшин
Сайяф наблюдал, как мимо проезжает двухэтажный туристический автобус. Несколько человек, устроившихся на открытом верхнем этаже, заметили его и, улыбаясь, сделали по паре снимков. Кое-кто даже приветственно помахал ему, но он не обращал на них никакого внимания, ведь, когда все кончится, его фотография не будет иметь никакого значения. Впрочем, ничто уже не будет иметь никакого значения, поскольку сама жизнь изменится. Америка вступит в новый период своей истории, великая империалистическая держава перестанет быть таковой. Она будет поставлена на колени шквалом огня и бесчисленными смертями, гибелью миллионов ничего не подозревающих мужчин, женщин и детей, которые так никогда и не узнают, что случилось, почему на них рушатся небоскребы.
Он поднял лицо к солнцу, и его лучи мягко пощекотали кожу. Это было то же самое солнце, что и в его Афганистане, где он когда-то в детстве играл с другими мальчишками, которым в один прекрасный день предстояло отстаивать свое право исповедовать ислам, возделывать маковые поля и брать по три или четыре жены, чтобы нарожать много ребятишек. Для Сайяфа все это осталось позади. Он был избран, чтобы принести себя в жертву, и чувствовал, какой почетной миссии удостоился от Аллаха. Сайяф снова взглянул на часы. Прошла всего одна минута!
Еще семнадцать минут до Рая!
– Это ты, Шепард? – недовольно проворчал в трубку Ротштейн. – Куда ты, черт побери, запропастился?
– Плевать, куда я запропастился! – воскликнул Шепард. – У нас всего семнадцать минут до атомного взрыва на Таймс-сквер!
Он наблюдал за мигающими сигналами светофоров, на которые никто не обращал внимания. Такси, отчаянно сигналя, с трудом пробивались среди сотен людей, заполоняющих дорогу. Сайяфу, который привык к безмолвию пустыни, шум казался оглушительным. Он снова взглянул на часы. Должно быть, это из-за его нетерпения минутная стрелка практически не сдвинулась с места. До Очищения остается около шестнадцати минут. Он воззвал к Аллаху, прося у него выдержки. В это его задание было вложено столько усилий множества людей, что он любой ценой будет следовать плану.
«Терпение, – сказал он себе. – Терпение».
– Ровно в три двадцать, – сообщил в трубку Шепард, стараясь, чтобы его голос не срывался от волнения. – Ростом около шести футов, араб с холщовой сумкой, может быть одет как мексиканец. У шестидесятисекундного таймера два провода, подсоединенных к детонатору, – черный и красный. Нужно перерезать черный провод. Повторяю! Нужно перерезать черный провод! Пятнадцать минут, иначе мы все тут поджаримся заживо!
Три минуты.
Мгновение его блаженства было совсем рядом. Он всегда именно так все это и представлял. Вот выполняет волю Аллаха моджахед, борец за свободу, когда-то преподававший в университете, жена и дети которого давным-давно мертвы. Сайяф тогда еще по молодости лет хотел жить. А потом, когда он уже подумывал взять новую жену, пришли американцы, и мира и любви как не бывало. На этом свете он прожил всего тридцать три года, но стал настоящим стариком, о чем говорили и глубокие морщины на его лице. А еще он стал избранным.
Люди, спешащие мимо, по-прежнему не обращали на него внимания, а он тем временем поставил сумку рядом с небольшой скамейкой, на которой расположились туристы, глазеющие на мигающие неоновые рекламы. Сайяф расстегнул молнию на сумке и отыскал взглядом красную кнопку. Наконец-то бомба предстала перед его глазами – первая возможность увидеть результат работы ученых братьев-мусульман из университета, истинных верующих, которые уже давно покинули эту страну, чтобы не подвергать себя опасности.
Наступал момент, ради которого Сайяфу и было оказано столь высокое доверие. Он практически утратил ощущение реальности, чувствовал себя почти невесомым, готовясь войти во врата рая. Это было совсем не трудно, наступал момент Очищения, ради которого он и жил. А сейчас он готовился повернуться лицом к Мекке для третьего намаза. Он активирует шестидесятисекундный таймер, и его захлестнет благодарность за то, что именно ему доверено выполнить волю Аллаха.
Сайяф был так поглощен моментом, что опустился на колени и не услышал гула двигателей вертолетов, появившихся со стороны Центрального парка, островов Либерти и Эллис. Полицейские машины на этой битком набитой народом площади были попросту бессильны. В управлении полиции это отлично знали. Поэтому вертолеты были единственным шансом немедленно добраться до террориста, несмотря на панику, которая обязательно за этим последует. Сайяф, пребывающий в блаженном состоянии, все еще не слышал шума винтов, вращающихся над головой, а лишь снова посмотрел на часы.
Две минуты.
Гул с каждым мгновением становился все громче. Он стал настолько невыносимым, что блаженное состояние Сайяфа, отбивающего поклоны, было потревожено. Он поднял голову и увидел целый рой военных вертолетов, подлетающих к площади со всех сторон. Он вытаращил глаза, потому что они летели за ним – прямо на него! Люди разбегались во все стороны, а Сайяф так и остался стоять на коленях с задранной головой. В этот момент из вертолета ударила пулеметная очередь, прошившая сначала его ноги, а потом и тело. В груди и на лице появились дыры, но в предсмертной панике, переходящей в блаженство, он в последнее мгновение все же нашел силы нажать красную кнопку. Это была чисто рефлекторная реакция. Мертвое тело Сайяфа все еще конвульсивно билось на асфальте, заливая его потоками крови, а красный цифровой таймер начал отсчет:
60… 59… 58.
Один из вертолетов с ревом завис непосредственно над телом Сайяфа, оттуда выбросили веревочную лестницу, которая, раскрутившись, повисла у самых ног изрешеченного пулями трупа. Из вертолета выбрался и начал спускаться затянутый в камуфляж тридцатидвухлетний офицер спецназа капитан Джеймс Баттеруорт, попавший на службу из резерва после окончания Колумбийского университета.
Он цеплялся за перекладины лестницы, мотающейся взад-вперед, и быстро спускался вниз. На бедре у него была пристегнута сумка с инструментами. Джеймс не был специалистом по таймерам, просто, оказавшись в нужное время в нужном месте, он стал единственным человеком, который мог сделать хоть что-то, когда поступил тревожный звонок из Лэнгли.
…42…41.
Капитан Баттеруорт в наглухо закрытом шлеме не слышал ничего кроме оглушительного рева и чувствовал потоки воздуха от винта вертолета. Он добрался уже почти до середины лестницы. Она все время моталась из стороны в сторону, поскольку вертолет не мог висеть на месте совершенно неподвижно и то и дело дергался. Оставалось только крепче цепляться за перекладины.
