Константин Бояндин - Последний час надежды
— Что вы здесь делаете? — один из полицейских остался поодаль, держа в руке рацию, другой направился к нам. — Вход на территорию только по специальному разрешению!
— Да, мсье, — Ники склонила голову. — Мы не смогли удержаться. Извините.
— Вам придётся заплатить штраф, — полицейский смягчился, переглянулся со своим напарником. Тот убрал рацию.
— С удовольствием, мсье, — Ники смотрела ему в глаза спокойно, без усмешки. — Извините.
— Извините, — повторил я.
Я чувствовал, что полицейскому очень хочется покрутить пальцем у виска.
Нас препроводили к ограде — я только сейчас её заметил — она обегала Стоунхендж на расстоянии полумили. Ничего себе заборчик! У выхода Ники молча вручила полицейскому банкноты, получила от него квитанцию и мы отправились за ограду.
По ту её сторону уже собирался народ. Похоже, желающих попасть сюда немало.
— Ники, — я потянул её за рукав. — Как мы отсюда выберемся?
— Так же, как попали, — она пожала плечами. — Как только к нам вернутся способности.
— А если не вернутся?
— Брюс, я умоляю! Останемся здесь жить. Только не говори, что я тебе не нравлюсь!
— Нравишься, — ответил я немедленно. Ники расхохоталась. Туристы, торопившиеся к ограде, отпрянули от нас — я и сам вздрогнул.
Здесь нас не ждала никакая машина — что, идти пешком все тринадцать с лишним километров? Ники, похоже, это устраивало. Минут через пять стало устраивать и меня.
Всё было по-другому здесь. И не в ландшафте была разница — я ощущал этот мир «более настоящим», если можно так сказать. Цвета были ярче, запахи — насыщеннее, как будто господь бог или кто уж создал этот мир подкрутил ручки настройки.
Шагалось на удивление легко. Я успел уже убедиться, что изменилась вся наша одежда. И — это осозналось не сразу — я начал вспоминать то, чего никогда со мной не было. Например, в голове стало вертеться имя Александра Деврона. Никогда такого не знал. Отчего-то это имя всё сильнее досаждало мне. В конце концов я остановился, полез в карман за документами. Добыл паспорт, который показывал полицейскому. Открыл… да, так и есть. Александр Деврон, уроженец Сантаре, гражданин Галлии. Не удивлюсь, если Сантаре находится там же, где в Галлии — в нашей Галлии — находится Сант-Туаре.
Ники молча наблюдала за мной, пока я изучал паспорт. Когда я убрал документ, она всего лишь взяла меня за руку и спросила:
— Стало легче?
— Я… мне кажется, Ники, или я сейчас вспоминаю его, — я постучал указательным пальцем себе по лбу, — память?
Она кивнула.
— И… что потом?
— Постепенно он придёт в себя и познакомится с тобой.
Мне стало не по себе. Я вспомнил ту Ники, которая так и ставит с тех пор букетик у окна, которую все всегда бросают.
— Брюс, — Ники взяла меня за руку, отвела в сторонку. — Не бойся. Вы с ним должны быть очень похожи, иначе бы ты не подселился к нему. Не думай «мы с ним», думай «я».
— Что… что со мной будет?
— Ты станешь им, он станет тобой.
Признаться, меня такой поворот событий не очень уж обрадовал.
— Брюс, ты боишься сам себя? Есть что-то в тебе, чего ты сам стыдишься?
Я отвёл взгляд. Есть. Не боюсь, но не могу этим гордиться.
— Тебе нужно полюбить самого себя, Брюс. Иначе… тебе будет очень трудно. Но не бойся. Главное, не бойся.
— Ты будешь рядом?
— Да, — она обняла меня. — Я буду рядом.
Я слышал свист, смех и возгласы проходящих мимо нас людей. Они радовались нам — радовались вместе с нами.
Этот мир так молод — ему не было и часа.
Двое, Галлия-1, Солзбери, 31 июля 2010 года, 14:00
Телефон зазвонил неожиданно, когда мы уже подходили к гостинице. Я и забыл, что у меня в кармане где-то есть телефон. Разумеется, он был совсем другой марки, но нравился мне — увесистый, компактный, без излишеств.
— Брюс? — услышал я голос. Незнакомый голос. Очень низкий, но женский.
Кто ещё мог знать меня, как Брюса?
— Софи?
Вздох облегчения с той стороны.
— Господи! Неужели это ты, Брюс? Как звали твою собаку?
— Бандит, — я покосился на Ники, та кивнула с довольным видом.
— Я… — отбой. Я чуть не подскочил. Почему София положила трубку? Что случилось?
— Брюс? — услышал я тот же голос. Незнакомый голос Софии. — Ники?!
Мы оглянулись. И сами оторопели.
Девушка, которая так и держала в руке телефон, была ростом далеко за два метра. Несомненно, спортсменка. Светлая, почти белая кожа, вытянутое лицо, соломенного цвета волосы. Откуда-то с севера. Но выражение лица… я сразу узнал Софию.
— Боже мой! — она воскликнула и бросилась к нам. Обниматься с ней было непростым занятием. Они с Ники долго стояли и смотрели друг на дружку… и снова рассмеялись. Сейчас София была чуть не на три головы выше Ники. Я и не заметил, что Ники и мне теперь была едва по плечо.
— Что теперь, Ники? Боже мой, со мной столько всего уже случилось!
— Идём в номер, — Ники махнула рукой. — Я жутко проголодалась!
— Ты думаешь, у нас тут есть номер?
— Теперь есть, — Ники подмигнула мне. — Теперь есть. Брюс, ты чувствуешь?
Ничего я не чувствовал. Я попробовал сделать небольшое изменение — и снова ничего не случилось. Посмотрел на Софию. Та открыла ладонь… и на ней возникла монетка.
— Надо же… — София оторопела. — А я думала, что я стала… стала…
— Обыкновенной? Брюс, не огорчайся! — Ники схватила меня за руку. — Это вернётся, вот увидишь!
Трое, Галлия-1, Солзбери, 31 июля 2010 года, 14:00
— Брюс, перестань, — услышал я за спиной. — Ты сам почувствуешь, когда всё вернётся. Сейчас ты только хуже себе делаешь.
— Какие ещё будут ценные советы? — не сдержался я. Не мог я привыкнуть к тому, как выглядели они обе. Не мог привыкнуть всё ещё к своему новому голосу — голосу Александра. У меня в голове происходил водоворот — его память добавлялась в мою. Что бы мне ни говорили, а чувствовал я себя плохо — я уже начинал путаться, «где чьё».
— Слушай, — Ники присела передо мной на корточки. Всё изменилось в ней, кроме взгляда. — И со мной, и с Софи сейчас то же самое. Не пытайся бороться с этим. Просто прими, и всё — вас сейчас двое в одном теле, и ему, — она прикоснулась кончиком пальца к моему лбу, — ещё хуже, чем тебе. Если будешь пытаться отделиться от него, ему потом одна дорога — в психиатрическую клинику.
— Что же мне делать?
— Просто представь, что ты вспоминаешь что-то давно забытое. Боишься потерять себя? Вот пока ты боишься, ты и можешь потерять!
— Легко сказать, — я встал, отошёл к окну. В городе кипела жизнь. Здесь Стоунхендж не был памятником, к которому допуск был только по специальным разрешениям. Здесь это был аттракцион для всех подряд. Ну хоть к камням не подпускали. Как мы будем обратно уходить — не представляю. Что подумают зеваки?!
