Константин Бояндин - Последний час надежды
— Что, поругались? — неожиданно поинтересовался старик по-галльски. Точно, галлиец!
Я неопределённо пожал плечами. Старик широко улыбнулся и хлопнул меня ладонью по плечу. Я едва устоял на ногах и чуть не зашипел от боли. Кузнец он, что ли? Или грузчик?
— Я вот тоже когда со старухой повздорю, сажусь в поезд и еду куда-нибудь. Выйдешь на станции, примешь стаканчик, домой вернёшься и снова мир. Угощайся!
Он протянул мне сигарету.
— Я не курю, отец.
— Оставь, — посоветовал он, выплюнул свой окурок и взял новую сигарету. — Будет день, когда захочется. Огоньку не найдётся?
Совершенно случайно у меня нашлась зажигалка. И я понял, что сердиться было, в общем, не на что. Но постоял ещё минут пятнадцать — слушал старика, смотрел в окно и улыбался.
Трое, Стоунхендж, 31 июля 2010 года, 9:15
Здесь снова шёл дождь и было зябко. Приближение к «проходам» я лично ощутил шагов за триста. Потом уже я понял, что так проявляли себя проходы — намного позже. А в этот раз меня донимал едва слышный звук — на грани восприятия, неприятное жужжание. И ломило виски.
Похоже, не мне одному.
— На проходить по одному? — София указала на южный проход. — Есть разница?
— Есть, — подтвердила Ники. — Если будем вместе, то и там останемся вместе.
Мы взялись за руки. Слева от меня была София. Справа — Ники. Рука Ники была каменной и ледяной, рука Софии — живой и тёплой.
— Лучше закрыть глаза, — предупредила Ники. — Иногда бывает вспышка, может ослепить ненадолго.
— А уши закрывать? — поинтересовалась София. Ники пожала плечами. — Ладно. Раз… два… три!
И мы шагнули.
И ничего такого не случилось. Просто шагнули, и чуть не покатились вниз по склону — по ту сторону прохода в нашем мире была небольшая канава.
— Не понимаю, — призналась Ники. — Всё делаем, как надо.
— Ещё раз? — предложила София.
Ещё раз — и то же самое.
— Попробовать по одному? — София смотрела в глаза Ники. — Может, так?
— Можно, — Ники ответила неохотно. — Но нас может разбросать.
— С той стороны будет проход обратно?
— Необязательно, — Ники ответила спокойно, а у меня снова мурашки поползли по коже. — Но скорее всего.
— Я попробую, — София посмотрела на нас с Ники. — Если что, встречаемся там, — она указала в сторону Солзбери, — у палаточного городка.
Она подошла к проходу, глубоко вздохнула и сделала шаг.
И исчезла.
* * *Ники несколько раз хлопнула в ладоши.
— Молодец, Софи. Брюс? Пойдёшь один?
— Может, пробуем вместе?
— Да, — она крепче сжала меня за руку. — Пробуем.
Мы, как и Софи, встали перед проходом. Я стиснул зубы. Мне было не по себе, словно я шёл туда, откуда не возвращаются. Я ощущал, что Ники, рядом со мной, боится — может, боится гораздо больше меня.
Нас не пустило. Мы словно упёрлись в тонкую, невидимую мембрану — и она не желала пропускать нас. Я почти физически ощутил, как нас отбросило. Мы повалились на траву, я поскользнулся и упал вновь, прежде чем смог подняться. Хорошо, одежда непромокаемая. Дождь равнодушно моросил, ему до нас не было никакого дела.
Ники тяжело дышала. Она прикрыла глаза, сглотнула и некоторое время стояла так.
— Ники…
— Сейчас, — она открыла глаза. — Боже правый, я не думала, что может быть так страшно!
Прошло минут пять, прежде чем она вновь взяла меня за руку.
На этот раз мембрана была не такой неподатливой. А может, в нас было больше решимости. Пропускай же, произнёс я про себя, — пропускай! Давило так сильно, что трудно было дышать.
Мембрана подалась, когда я это вовсе не ожидал. И — Ники права, была вспышка. Да такая, что я подумал вначале, что ослеп.
Двое, Галлия-1, Стоунхендж, 31 июля 2010 года, 9:35
Это был Стоунхендж. Всё тот же — и не тот. Я обнаружил, что лежу на траве, что рядом со мной ворочается кто-то ещё. Воздух казался невероятно свежим — пьянящим, холодным и жгучим одновременно.
— Чёрт, — я не узнал своего голоса. — Ничего себе. Ники, с тобой всё в порядке?
Минуты три перед глазами мелькали коричневые и синие пятна.
— Ники? — я не сразу понял, что что-то здесь не так. До того, как Ники поднялась на ноги. Посмотрел на свои руки — и не узнал. Посмотрел на штаны, на ботинки, а рюкзак — всё было несколько или совсем другим. Что происходит?!
Когда Ники встала и повернулась ко мне лицом, я невольно отпрянул. От неожиданности. Это была мулатка — в Галлию такие обычно приезжали из Египта. Её лицо лишь смутно напоминало Ники, которую я знал. Но как она была красива!
— Ники? — я невольно отступил на шаг. — Это ты?
— Брюс? — она улыбнулась во все тридцать два зуба. — Кого слушаются «Солдаты Хаоса»?
Я вздохнул. Это всё-таки она.
— Самих себя, — я протянул ей руку. Рука этой Ники была тёплой. И… в голову немедленно полезли совсем не те мысли, которым было здесь место. Что у меня с головой?
Ники вновь улыбнулась, бросила рюкзак под ноги, достала оттуда зеркальце. Посмотрела на себя, расхохоталась. Протянула зеркальце мне, я посмотрел на себя.
Не я. Не то лицо — длинное, бледное. Словно никогда не выхожу на улицу. И усики… никогда я такие не носил. У мамы вечно был пунктик по поводу усов и бороды, она вечно твердила, что это меня старит. Но мне понравилось, чёрт возьми! Это был не я, но лицо в зеркале мне нравилось!
Я попробовал, уже машинально, сделать несколько «правок». И — ничего не вышло.
Я растерялся. Почти сразу же — испугался. Оглянулся — проход был рядом с нами, он выделялся облачком марева. По ту сторону смутно виднелся другой Стоунхендж — там было пасмурно и шёл дождь. А здесь небо уже сияло пламенем рассвета.
— Брюс, — Ники взяла меня за руку. — Не бойся. Немного подожди, у тебя всё получится.
— Ты про «правки»?
Она кивнула.
— Никто не знает, почему, но первое время ни у кого ничего не получается. Нужно просто подождать.
— Сколько?
Она расхохоталась и ударила меня кулаками по груди — так, как обычно делала София.
— Ты неисправим! Я не знаю, сколько! — она расхохоталась, откинула рюкзак и принялась плясать — что-то дикое и немыслимое. — Я не знаю! И мне всё-рав-но-о-о-о!
Она уселась с размаху на траву, продолжая смеяться.
Я услышал свисток первым. Оглянулся — похоже, то были местные стражи порядка. Двое не очень-то весёлых полицейских бежали к нам со стороны Солзбери. Или как это здесь называется?
— Не бойся, Брюс, — Ники встала, вытерла слёзы тыльной стороной ладони. — Ничего не бойся.
