Орсон Кард - Игра Эндера. Глашатай Мертвых
— Глашатай, — позвала мэр Боскинья.
— Да, мэр, — откликнулся Эндер. Он не любил разговаривать с людьми сразу после выступления, но привык, что всегда кто-то хотел поговорить с ним. Он выдавил из себя улыбку. — Пришло намного больше людей, чем я ожидал.
— Для большинства из них это лишь момент, — сказала Боскинья, — они забудут об этом к утру.
Эндер с неудовольствием встретил это.
— Только если ночью случится что-то эпохальное, — заметил он.
— Конечно. Впрочем, с этим все в порядке.
Только теперь Эндер понял, что она была очень расстроена, с трудом сдерживала себя. Он взял ее под локоть, обнял за плечи другой рукой; она с благодарностью прислонилась к нему.
— Глашатай, я пришла извиниться. Ваш корабль реквизирован Межзвездным Конгрессом. Это не имеет отношения к вам. Здесь было совершено преступление, такое ужасное, что преступники должны быть отправлены на ближайший мир, Тронхейм, для суда и наказания. Вашим кораблем.
Эндер на секунду задумался.
— Миро и Уанда.
Она посмотрела на него острым взглядом.
— Вы не удивлены.
— К тому же я не допущу их отправки.
Она отстранилась.
— Не допустите?
— Я догадываюсь, в чем их обвиняют.
— Вы были здесь только четыре дня и уже знаете то, о чем я и не подозревала?
— Иногда правительство узнает последним.
— Позвольте мне сказать вам, почему вы отпустите их, почему все мы отпустим их для участия в суде. Потому что Конгресс уничтожил наши файлы. Память компьютеров пуста, за исключением нескольких рудиментарных программ, которые управляют энергоснабжением, водопроводом, канализацией. Завтра мы не сможем работать, потому что у нас не хватит энергии для того, чтобы работали заводы, шахты. Меня сняли с моего поста. Теперь я всего лишь заместитель начальника полиции, и мои обязанности заключаются в том, чтобы следить за выполнением указаний комитета по эвакуации Лузитании.
— Эвакуации?
— Лицензия колонии аннулирована. Они посылают корабли для того, чтобы забрать нас всех. Все следы человека должны быть уничтожены. Даже могильные плиты на кладбищах.
Эндер попытался угадать ее реакцию. Он не думал, что Боскинья была из тех, кто подчиняется бездумной власти.
— Вы намереваетесь подчиниться этому?
— Выработка энергии и воды управляются через ансибл. Они же управляют и забором. Они могут запереть нас тут, без воды и энергии, и мы не сможем выйти. Они говорят, что когда Миро и Уанда будут на борту корабля, направляющегося на Тронхейм, некоторые ограничения могут быть ослаблены, — она вздохнула. — О Глашатай, я боюсь, что это не самое удачное время для того, чтобы оказаться на Лузитании в качестве туриста.
— Я не турист, — он не стал говорить ей о своих подозрениях, что это не могло быть чистым совпадением, что Конгресс заметил «сомнительную деятельность» Миро и Уанды именно тогда, когда сюда попал Эндер. — Вы смогли сохранить хоть какие-то файлы?
Боскинья вздохнула.
— Правда, мы не спросили вашего разрешения. Мы заметили, что все ваши файлы находятся на внешних мирах и управляются через ансибл. Самые важные файлы мы послали вам как сообщения.
Эндер рассмеялся.
— Здорово, это вы хорошо придумали.
— Какая разница? Мы не можем получить их обратно. Вернее, мы можем, но они сразу заметят, и у вас тогда будут те же проблемы, что и у нас. И тогда они уничтожат все.
— Если только вы не отключите ансибл сразу после того, как скопируете файлы обратно в компьютеры Лузитании.
— Тогда это точно будет мятеж. И ради чего?
— Ради возможности сделать Лузитанию лучшим и самым важным из Ста Миров.
Боскинья засмеялась.
— Я полагаю, они согласятся с нашей важностью, но вряд ли с помощью измены можно стать лучшими.
— Пожалуйста, не делайте ничего. Не надо арестовывать Миро и Уанду. Подождите час и позвольте мне встретиться с вами и, если нужно, с кем-то еще, кто будет принимать что решение.
— Решение, восставать или нет? Я не могу понять, почему вы должны участвовать в его принятии.
— Вы все поймете на собрании. Пожалуйста, это слишком важно, чтобы можно было упустить такой шанс.
— Какой шанс?
— Исправить то, что Эндер сделал во время Ксеноцида три тысячи лет назад.
Боскинья пристально посмотрела на него.
— А я-то думала, что вы сейчас доказали, что вы всего лишь сплетник.
Может быть, она шутила, а может, и нет.
— Если вы считаете, что я сейчас здесь сплетничал, то вы слишком глупы, чтобы возглавить этих людей, неважно, в чем, — он улыбнулся.
Боскинья развела руками.
— Pois е, — сказала она. — Конечно. Что еще остается?
— Так вы созовете собрание?
— Да. В доме епископа.
Эндер вздрогнул.
— Епископ не захочет встречаться где-то еще, — сказала она, — а решение поднять мятеж будет немногого стоить, если он с ним не согласится. — Боскинья положила руку ему на грудь. — Может быть, он и не впустит вас в собор. Вы безбожник.
— Но вы попытаетесь.
— Да, из-за того, что вы сделали сегодня. Только мудрый человек мог так хорошо понять моих людей за такое короткое время. Только безжалостный человек мог рассказать об этом во всеуслышание. Нам понадобятся и ваше достоинство, и ваш недостаток.
Боскинья повернулась и быстро ушла. Эндер знал, что в душе она не хотела подчиняться Межзвездному Конгрессу. Оно было слишком неожиданным и слишком суровым; они лишили ее полномочий, как будто она совершила преступление. Сдаться было бы все равно что покаяться, а она знала, что не сделала ничего плохого. Она хотела сопротивляться, хотела найти какой-то способ ответить Конгрессу, дать им понять, что нужно подождать и успокоиться. Или, если нужно, послать их к черту. Но она не была глупой. Она не сделает ничего против них, если не будет уверена, что это сработает и будет хорошо для ее людей. Эндер знал — она была хорошим губернатором. Она с радостью пожертвует своей гордостью, репутацией, будущим ради своих людей.
Он остался на площади один. Все уже ушли, пока Боскинья разговаривала с ним. Эндер чувствовал себя, как старый солдат, шагая по безмятежным полям на том месте, где давным-давно шли бои, слыша эхо давнего кровопролития в тихом шорохе ветра в траве.
— Не разрешай им отключать ансибл.
Он вздрогнул от неожиданности, но сразу узнал голос, прозвучавший в его ухе.
— Джейн, — обрадовался он.
— Я могу сделать так, чтобы они подумали, что вы отключили ансибл, но если вы действительно это сделаете, то я ничем не смогу помочь тебе.
— Джейн, — сказал он, — ты это сделала! Как бы они заметили, что делали Либо, и Миро, и Уанда, если бы ты не обратила их внимание на это?
Она не ответила.
— Джейн, извини, что я выключил тебя, я никогда…
Он знал, что она знала, что он скажет; ему не надо было заканчивать предложение. Но она не ответила.
— Я никогда больше не выключу…
Зачем заканчивать фразы, которые она и так понимает? Она еще не простила его, вот и все, или она уже ответила бы, велела бы ему не тратить понапрасну ее время. И все же он не мог не попробовать еще раз.
— Мне не хватало тебя, Джейн, мне очень тебя не хватало.
Но ответа не было. Она сказала, что хотела сказать, что не надо отключать ансибл, и все. Пока. Эндер был готов ждать. Достаточно было и того, что он знал: она все еще там, слушает. Он не один. Эндер с удивлением обнаружил, что по его щекам текут слезы. «Слезы облегчения, — подумал он. — Катарсис. Рассказ, кризис, жизни людей в руинах, будущее колонии под сомнением. А я плачу от облегчения, потому что одна слишком сложная компьютерная программа снова разговаривает со мной».
Эла ждала в его маленьком доме. Ее глаза были красными от слез.
— Привет, — сказала она.
— Я сделал то, что ты хотела? — спросил он.
— Я никогда не догадывалась. Он не был нашим отцом. Я должна была понять.
— Не вижу, как ты могла.
— Что я наделала? Вызвала вас сюда, чтобы рассказать о смерти моего отца — смерти Маркао, — она снова начала плакать. — Секреты матери, я думала, что знаю, в чем дело, я думала, что это только ее файлы, — я считала, что она ненавидит Либо.
— Я всего лишь открыл окна и впустил немного свежего воздуха.
— Скажите это Миро и Уанде.
— Подумай немного, Эла: рано или поздно они узнали бы. Жестокость в том, что они не знали этого раньше. Теперь они знают правду и могут найти свой выход.
— Как сделала мать? Только на этот раз не просто прелюбодеяние?
Эндер погладил ее волосы. Она не противилась его прикосновению, его утешениям. Он не помнил, чтобы его отец или мать когда-либо прикасались к нему таким жестом. Но ведь должны были. Где бы еще он этому научился?
— Эла, ты поможешь мне?
— В чем? Вы ведь выполнили свое дело, разве нет?
