Иван Беляев - Галобионты
– Так-как, – Антон Николаевич продолжил лихорадочные передвижения по кабинету.
– Я не могу сказать об этом с полной определенностью, Хозяин, – говорил Геракл, не сводя со Степанова настороженного взгляда, – но мне показалось, что между ними очень близкие отношения. Я даже говорил об этом с Алексом, но он не стал меня слушать. Помнится, первый разлад между нами произошел именно поэтому.
– Вот как? – Степанов ядовито хмыкнул. – Так почему же ты молчал об этом столько времени?
– Вспомните, Хозяин, – заговорил Геракл оправдывающимся тоном, – была ли у меня такая возможность. На нас столько всего навалилось, что мы с вами и словом перемолвиться не успели. Но неужели у вас такая короткая память, Хозяин, и вы не помните, что я вам говорил о нем?
– Да, мой друг, я припоминаю, – произнес Степанов чуть потеплевшим тоном, – у меня, к большому сожалению, не короткая память, поэтому в ней остается очень многое, даже то, о чем я предпочел бы забыть.
Геракл почувствовал, что разговор начинает сворачивать в опасное русло. Однако, понимая, что рано или поздно ему пришлось бы выяснять отношения с профессором, галобионт почел за лучшее не увиливать от неизбежного и встретился глазами со Степановым.
– Я понимаю, что вы имеете полное право быть недовольным мной, Хозяин, – заговорил Геракл покорным тоном, – на вашем месте любой человек поступил бы точно так же, если даже не хуже. Вы, по крайней мере, согласились пустить меня сюда. Откровенно говоря, я на это не особенно рассчитывал.
– Зачем же тогда ты сюда явился?
– А разве у меня был выбор, Хозяин? – проникновенно воскликнул Геракл.
Лицо галобионта излучало преданность и глубокую благодарность профессору. Против своей воли Степанов почувствовал себя польщенным.
– Мне некуда было идти, кроме вас, Хозяин, – продолжал Геракл, – и если вы меня сейчас прогоните, мне придется замерзнуть насмерть в этом ледяном море.
Ну зачем же так драматично, мой друг, – усмехнулся Антон Николаевич, – ты прекрасно можешь выжить и в таких условиях. К тому же тебе вовсе не обязательно оставаться в этом ледяном море, в мире, слава создателю, есть десятки других морей, гораздо более теплых и приятных для тебя. Никогда не поверю, что ты не захотел бы вольготно существовать где-нибудь в районе Карибов. Тем паче, что тебе совершенно не обязательно торчать в водоеме. Ты не какой-нибудь там ихтиандр из детской книжки и можешь проводить на суше столько времени, сколько твоей душе угодно.
– Вы оскорбляете меня такими словами, Хозяин, – ответил Геракл, мгновенно помрачнев, – может быть, вы мне не поверите, но я не мыслю своего существования без вас.
– Вот как? Я, действительно, тебе не верю. Судя по твоему поведению в последнее время, ты жаждешь самостоятельности. – Степанов снова стал раздражаться. – Ты не задумываясь пошел наперекор указаниям полковника, прекрасно зная, что тем самым ты ставишь под удар меня. Неужели ты думаешь, что после всего этого я буду верить в твою преданность?
– Я совершил ошибку, Хозяин, – оправдывался Геракл, – и я раскаиваюсь в этом. Но, как вы сами говорили мне когда-то, плохой опыт тоже нельзя сбрасывать со счетов, из всего можно извлечь урок. Я извлек урок, Хозяин, теперь я знаю, что больше никогда не совершу такой ошибки.
– Почем я знаю, что это правда? Конечно, сейчас, когда тебя клюнул в задницу жареный петух, ты нуждаешься в моей помощи. Но мы ведь не застрахованы от того, что когда-нибудь тебе снова приспичит действовать собственным умом и послать меня, своего Хозяина, ко всем чертям!
– Что мне сделать, чтобы вы мне поверили, Хозяин?
Степанов думал недолго. В его уме уже давно назрело удачное решение.
– Ты готов на все, чтобы вернуть мое доверие, я правильно тебя понял, мой друг?
– Абсолютно правильно, Хозяин! – горячо воскликнул Геракл. – Прикажите мне и я сделаю все, что вы хотите!
Профессор смерил галобионта долгим изучающим взглядом.
– И все же я что-то не понимаю, почему именно ты не мыслишь своего существования без меня? Я создавал тебя вполне самодостаточной личностью.
Геракл был готов к этому вопросу. Он не сомневался, что рано или поздно ему придется на него ответить.
– Вы правы, было бы глупо отрицать, что я не смог бы с большим или меньшим успехом устроиться самостоятельно. И я не стану лгать вам, что никогда не задумывался над такой возможностью. Но тот опыт, который я приобрел, пытаясь действовать, как вы выразились, собственным умом, многому научил меня, Хозяин. Я понял, что во сто крат удобнее для меня всегда иметь поддержку в вашем лице. Каким бы самодостаточным я ни был, жизнь в одиночку слишком сложна и опасна, чтобы я мог отважиться на нее.
Степанов покачал головой, собираясь что-то возразить Гераклу, но тот не дал ему такой возможности и заговорил быстрее и убедительнее:
– Да, конечно, я мог бы прожить один, в этом нет сомнений. Это ясно и вам, и мне, Хозяин. Но существование, так сказать, нелегально меня не устраивает по той простой причине, что вы создали меня индивидом с довольно большими амбициями. Я не хочу жить, как обыкновенный, или даже необыкновенный преступник. Урывками добывать себе средства существования.
– Вот как?
– Именно так, Хозяин, – отвечал Геракл с горячей убежденностью, – у меня было достаточно времени, чтобы подумать обо всем этом. Мое решение абсолютно взвешенно. Мне нужно другое. Не вы ли сами столько раз внушали мне, что создан для выполнения важнейшей миссии, что я существо особого порядка. Так вот, Хозяин, я тоже понимаю, что рожден для большего, чем жизнь изгоя, место которого толком не определено. Я хочу в полную силу использовать те способности, которыми вы меня так щедро наделили. И еще одно, Хозяин.
Следующие слова Геракл произнес таким проникновенным тоном, что Степанов невольно стал проникаться к своему помощнику прежним доверием.
– Вы учили меня Закону Целесообразности. Стоило нарушить его, чтобы понять раз и навсегда, насколько непререкаем этот закон. Дайте мне всего лишь один шанс и вы убедитесь, что я усвоил урок навечно. А если уж совсем откровенно, Хозяин, то есть еще кое-что. Сказать по правде, сам не думал, что позволю себе говорить с вами настолько откровенно. Но мне почему-то кажется, что я могу и даже должен сказать вам это.
– Что же, мой друг – поощрительно произнес заинтригованный Степанов, – я слушаю тебя.
– То, что я скажу вам, будет воспринято вами как нечто иррациональное. Пусть так, я готов к этому. Но, как видно, вы создали меня таким, что и во мне могут возникать такие чувства. Глупо было бы отрицать это, Хозяин. Хотя, при большом желании и это чувство можно было объяснить и Законом Целесообразности. Я сделал бы это, если бы не был настроен так откровенно, как сейчас. Я благодарен вам, Хозяин. Благодарен настолько, что готов на все, лишь бы доказать вам мою благодарность. Если я сейчас начну перечислять все, за что я вам предан, на это уйдет очень много времени. И потом, мне кажется, вам это и не нужно, Хозяин. Вы не хуже меня знаете, чем я вам обязан. Я пришел сюда для того, чтобы сказать вам, что осознаю свою вину и не пожалею сил, чтобы исправить ее. Приказывайте! Я сделаю все!
