Сергей Лукьяненко - Спектр
Девочка задрожала.
«Ответь!» – велел Мартин, непроизвольно вкладывая в жесты требование повиноваться.
«Я не знаю! Я не думала о таком! Это слишком трудно!»
«Ты сама хотела бы остаться разумной? Навсегда?»
– Мартин, перестань орать на ребёнка! – крикнула Ирина.
«Ты – моя стая. Как ты скажешь, так и будет правильно», – ответила девочка.
«Шеали – твоя стая! Это твой мир! Я лишь чужак, пришедший издалека и ненадолго. Скажи, девочка!»
«Я не знаю…»
Ирина обняла Мартина, оттаскивая от девочки:
– Перестань! Она же ребёнок! Как она может решить за весь мир? И какую ценность имеет её решение?
– А какую ценность имеет наше решение? – спросил Мартин. – Кому ещё решать… кроме детей этого мира…
Но всё-таки он повернулся к девочке и сказал:
«Прости. Я волнуюсь, я не знаю, как поступить. Я не хочу принести беду в твой мир».
«Я простила, ты моя стая, – ответила девочка. – А ты можешь выбирать?»
«Нет. Я даже не знаю, что случится и почему. Я лишь предполагаю».
«Тогда почему ты волнуешься о пустом?»
«Потому что я разумен…» – ответил Мартин.
Девочка постояла, потом её крылья взмыли вверх – и Мартин прочёл:
«Тогда я не хотела бы всегда оставаться разумной. Это страшно. Взрослые правы, разум – зло. Он нужен лишь в самом начале жизни, чтобы приспособиться к миру».
– Поздравляю, Мартин, – прошептала Ира. – Ты только что убедил ребёнка, что думать – это плохо.
Мимо них прошла маленькая группа шеали. Четверо взрослых. Все – со спокойными, лишёнными любопытства взглядами.
Мартин закрыл глаза и прислонился к каменной стене. Где-то в глубине храма пульсировал звук – низкий, на самом пороге слышимости, но почему-то приятный… Будто мурлыканье огромной довольной кошки…
«Идёмте, девочки», – сказал Мартин.
Это было похоже на кратер вулкана.
Спиральная дорога влилась в каменное кольцо, в центре которого зиял широкий колодец. Столб света и тепла поднимался из колодца к небу – и, подойдя к неогороженному краю, Мартин с содроганием увидел внизу клубящуюся огненную завесу. Камень под ногами был горячим, растрескавшимся.
– Чёрный ход в ад… – прошептала Ирина у его плеча.
Ободок колодца не пустовал. Спиной к провалу стояли шеали – со странно расцвеченными чёрным и красным перьями. Присмотревшись, Мартин понял, что стоящие шеали слепы – их глаза были то ли выколоты, то ли выжжены давным-давно.
– Это священники храма, – пояснила Ира. – Понимаешь? Я сюда ещё не поднималась, но кое-что узнала…
– А эти… – Мартин не закончил, лишь кивнул на несколько пар, бредущих вкруг колодца. В каждой паре был взрослый шеали и птенец.
– Это те птенцы, которые достаточно созрели для потери разума. Их провожают во взрослую жизнь родители или старшие друзья…
Девочка повернулась к Мартину, развела крылья:
«Это последний обряд. Пойдёмте, я стану переводить, пока смогу. Ты всё поймёшь».
Вслед за девочкой Мартин и Ирина двинулись по кольцу. Первый священник на миг запнулся, прежде чем его крылья начали чертить слова на шеали-жестовом. Наверное, в шагах Мартина и Ирины слепец уловил поступь Чужих. Но девочка что-то громко требовательно пропела – и крылья священника взметнулись в воздух.
«Рождённые невинными… отринувшие предопределение… поднявшиеся к небу… познавшие ход времён… разделившие слова и дела… заглянувшие в завтра… увидевшие законы…»
Крылья девочки двигались так стремительно, что Мартин едва успевал читать её слова. Казалось, на самом деле девочка не успевает переводить всё, будто жесты священника несли в себе не просто буквы или иероглифы, а целые смысловые блоки…
Второй священник вскинул крылья уже без колебаний:
«Познавшие добро и зло… утратившие покой… стремящиеся познать непознаваемое… изменившие землю и воду… разделившие жизнь и смерть… не ставшие счастливыми…»
– Что-то подобное я читал и у нас… – пробормотал Мартин – просто, чтобы прогнать наваждение.
Ирина тихо ответила:
– К чему-то подобному приходит любой разум.
«Тысячелетия боли и крови… поиски и поражения… в погоне за бытием… смысл смысла… в страхе и печали… слабые крылья бури… узнавая жизнь – познаешь смерть…»
Внезапно, с каким-то неожиданным холодным равнодушием, Мартин подумал, что Адам и Ева, вкусив от Древа Познания, вовсе не стали смертными. Они лишь поняли, что смертны. Поняли – поскольку именно в тот миг обрели разум. Променяли вечное райское бездумье на быстротечные муки разума.
Кто сказал, что плоды Древа Познания сладки? Дьявол? Что ж, он известный обманщик. Сок райского яблочка был горьким, как хина, и режущим, будто толчёное стекло. Но когда он касается губ, ты уже не в силах отбросить запретный плод. Ты плачешь, будто зверь, лизнувший окровавленное лезвие. Плачешь, захлёбываясь собственной кровью, – и продолжаешь лизать смертоносный клинок…
Точно так же осознаёт свою смертность любое существо, вкусившее горький плод познания. Осознаёт – и остаётся жить с этим знанием, не в силах дотянуться до сладкого плода Древа Жизни. У тебя всегда есть выбор – отказаться от жизни, но у тебя нет выбора – отказаться ли от разума. Ты можешь глушить его алкоголем или наркотиками, сходить с ума или добиваться нирваны. Но только шеали нашли окончательный выход. Только шеали сумели вытошнить непрошеный дар, выплюнуть его под ноги жестоким богам.
Шеали отрицали разум, поскольку тот нёс в себе знание о смерти.
Шеали выбрали покой.
Шеали не хотели страдать.
Шеали стали счастливы.
Только дети не боятся смерти – они верят, что будут жить вечно. Только дети и безумцы.
Шеали отказались от разума – и это был их выбор.
«Отрицаю мысли о высшем… отрекаюсь от сомнений… буду счастлив… Всегда… всегда… всегда…»
– Она уходит! – выкрикнула Ирина, схватила Мартина за руку. – Мартин, на неё это действует!
Девочка-шеали и впрямь менялась. Движения стали плавными, она вошла в транс и вряд ли уже помнила, кто с ней и почему она пошла вокруг огнедышащего жерла. Девочка танцевала, двигаясь мимо бормочущих жрецов, глаза её стекленели, их наполняла бездонная пустота – языки багрового пламени в чёрных глубинах зрачков.
– Она вправе уйти, – сказал Мартин. – Не бойся, на нас это не подействует. С этим надо родиться и жить… готовиться, мечтать, верить… в счастье без разума…
Девочка танцевала. Взлетали и падали крылья, она шла вприпрыжку мимо священников – чей речитатив перешёл в напевное бормотание. Теперь каждый новый жрец начинал говорить вместе с предыдущим, они подхватывали слова друг друга, голоса взмывали в чёрное небо, откуда пламя кратера выдуло все звёзды, и тонкий голосок девочки вливался в ликующий хор.
