Евгений Вецель - Социальная сеть "Ковчег"
Он открыл двери и вышел. Я отстегнул ремень и последовал за ним. Когда я проходил вдоль Лобного места, я провёл пальцем по его круглой каменной стенке. Она была холодной и шершавой. На моём пальце осталось немного жёлтого песка.
– Знаешь, почему эту конструкцию называют Лобным местом? – неожиданно спросил задержавшийся Михаил Петрович.
– Потому что тут казнили, – ответил я, – тут «рубили лбы». Поэтому так и назвали.
– Неправильно, – улыбнулся Коровьев. – И почему люди так любят повторять ошибочные слухи?
– А почему тогда? – немного обиженно спросил я.
– Эту конструкцию впервые соорудили при Борисе Годунове, – начал объяснять Михаил Петрович. – Это была главная трибуна Москвы. С этого места провозглашались царские указы. Сюда на праздники возлагались на всеобщее обозрение мощи святых. А казнили не тут, вон там делали деревянный эшафот и отправляли в последний путь взбунтовавшихся стрельцов.
Михаил Петрович снова удивлял меня своими знаниями, как и в тот раз, когда рассказывал про устройство флипа. Я вспомнил, как в ту нашу встречу перепутал капот с багажником. Михаил Петрович пошёл в сторону ГУМа. Я направился за ним и спросил вдогонку:
– А почему тогда лобное?
– Потому что это самое видное место, – поднимаясь по лестнице, ответил он. – «Лобное место» – это перевод еврейского слова «Голгофа», что означает «гора».
Я поднимался по лестнице в новое современное здание на месте ГУМа и пытался понять, к чему мне информация о Лобном месте. Я действительно не знал, что тут не казнили, а просто читали важнейшие указы. Коровьев шёл очень быстро, он почти бежал по пустой парадной этого здания. Потолки в холе были необычайно высокими. И вообще всё тут напоминало дворец.
Когда мы дошли до лифта, он был уже открыт. Мы зашли в него и под тихую мелодичную музыку поднялись на самый верхний этаж. На кнопках в лифте не было цифр, поэтому я стоял и считал кнопки снизу вверх, чтобы определить, сколько же тут этажей. Но лифт открылся тогда, когда я досчитал только до 42 кнопки.
Двери лифта открылись, и Коровьев не медля направился дальше. Я же немного задержался у лифта, глядя наверх. Помещение представлялось не просто большим, оно было огромным. Всё вокруг было стеклянным, даже потолок. Непрозрачными были только пол и стена, в которой располагалась дверь лифта. Создавалось впечатление, что находишься на крыше. Было очень тепло, можно даже сказать, что жарко.
Вкусно пахло свежим кофе. Над головой плавно плыли яркие облака. В помещении стояла абсолютная тишина. Было необычно ощущать себя как в центре огромного стадиона. Таких больших помещений без опор и колон я никогда не видел. Благодаря полному остеклению видно было, что солнце скоро будет садиться. Я напряг своё состарившееся зрение и вдали увидел двух людей, сидящих в креслах. Коровьев быстрым шагом приближался к ним. На середине пути он оглянулся и, увидев меня далеко у лифта, нетерпеливо махнул рукой.
Я ускорил шаг и пошёл знакомиться с теми двумя, которые, развернув крутящиеся кресла, рассматривали пейзаж внизу. Казалось, они нас не видят и их не волнует то, что сзади слышны быстрые шаги. Я шёл целых две минуты, и в результате увидел только спинки кресел. Люди болтали друг с другом, глядя вниз. Голоса были мужским и женским.
Коровьев показал мне на два свободных кресла, и мы с ним сели. Хозяева огромной комнаты продолжали свой разговор на незнакомом языке. Они сидели спиной к нам, поэтому мы не видели их лиц. Оба голоса показались мне знакомыми. Но узнал я только мужской.
Особенно меня удивил женский голос, так как Штерна я ожидал увидеть. И когда он повернулся ко мне, то я с трудом вспомнил его внешность. Это был тот друг Михаила Петровича, который так пристально разглядывал меня в день моей первой продажи. Он, бесшумно повернув своё кресло ко мне, сказал:
– Владимир, будешь кофе?
– Нет, спасибо, – отказался я.
– Такого кофе ты никогда не пил, – продолжил говорить Штерн, – не упускай возможности.
– А что в нём особенного? – поражаясь своей наглости, сказал я.
В это время развернулось второе кресло, в котором сидела незнакомая мне женщина. У неё были абсолютно чёрные волосы и причёска каре. Она приятно улыбалась. Солнце в закате через огромное окно подсвечивало её красивое лицо. Я не знал эту женщину. Если бы я раньше увидел её, я бы запомнил. Странно, что голос показался мне знаком. Я решил подождать, пока она произнесёт что-либо.
– Доктор Штерн сам изобрёл бактерии, которые обрабатывают кофейные зёрна, – после паузы сказал Михаил Петрович, – кофе действительно потрясающий. Рекомендую.
– После такой рекламы я точно не откажусь, – улыбнулся я.
– Миш, принеси нам всем кофейку, будь любезен, – тихо сказал Штерн.
– Мне чай, – тихо сказала женщина, обращаясь к Михаилу Петровичу.
Её голос опять показался мне знакомым.
– Ну что, начнём? – спросил меня Штерн, хлопнув ладонями.
– Давайте, – ответила девушка, глядя на меня независимым взглядом.
– Вы уже знакомы, – сказал Штерн, показывая на девушку, – правда, заочно. Это Тринити.
– Тринити?! – громко воскликнул я, очень удивившись такому обороту событий.
– Да, Володя, это я, – мягко сказала она.
– А я думал, что Тринити – этом мой советник из листа, – сказал я, разглядывая глубокие карие глаза собеседницы.
– По большому счёту, так и есть, – сказал Штерн.
– Хочу тебя предупредить, – начала объяснять Тринити, наклонившись ко мне ближе. – Всё, что мы сегодня скажем, может показаться тебе невероятным. Постарайся, во-первых, держать себя в руках, а во-вторых, попытайся поверить.
– Конечно, – охотно согласился я, – можно задавать вопросы?
– Владимир, мы хотели рассказать тебе сами, – начал Штерн, – но при желании можешь узнать всё при помощи вопросов, так будет даже интереснее. Задавай.
– Да ладно, вы можете сами всё рассказать, – поправил я.
– Нет уж, вопросы так вопросы, – улыбаясь, сказал Штерн, развалившись в своём кресле.
– Задавай, – тихо сказала Тринити.
– Зачем меня переместили из XXI века, разлучив с моими родными? – первым делом спросил я.
– Чтобы ты посмотрел, к какому будущему нужно стремиться, – спокойно ответил Штерн.
– И зачем мне это нужно? – спросил я.
– Ты избранный, – ответила Тринити.
– И кто меня избрал? – спросил я.
– Я тебя выбрал, – ответил Штерн.
– Для чего? – спросил я.
– Мы тебя готовим для того, чтобы ускорить ход эволюции, – ответил Штерн.
– Вы издеваетесь? – улыбаясь, спросил я. – Мне уже 73 года. Как я могу влиять на ход эволюции?