Роальд Даль - Остановка в пустыне
Когда я вышел из комнаты, слуга последовал за мной. Спустившись на один пролет, я задержался на площадке и как бы между прочим спросил:
- Вся семья спит на этом этаже?
- Да, там комната хозяина. - И слуга указал на дверь. - А рядом спальня миссис Азиз. Комната мисс Дианы напротив.
Три раздельные комнаты. Все расположены очень близко одна к другой. Практически недоступны. Я запомнил эту информацию и спустился к бассейну. Мои хозяин и хозяйки были уже там.
- Моя дочь Диана, - сказал хозяин.
Девушка в белом купальнике встала, и я поцеловал ей руку.
- Здравствуйте, мистер Корнелиус, - сказала она.
Она душилась теми же духами, что и ее мать, - серая амбра, мускус и бобер. Что за запах - запах самки, бесстыдный и манящий! Я принюхивался к нему, как собака. Она, подумал я, еще красивее матери, если только это возможно: те же огромные бархатные глаза, те же черные волосы, тот же овал лица, но ноги, безусловно, длиннее, и во всем ее теле есть нечто такое, что дает ей некоторое преимущество перед старшей женщиной: оно более нежное, более змеиное и, уж конечно, гораздо более гибкое. Но у старшей - ей, видимо, было лет тридцать семь, хотя выглядела она на двадцать пять, - в глазах светились искорки, и в этом дочь явно уступала матери.
Хм... славно... славно - совсем недавно принц Освальд поклялся, что похитит только королеву, и к черту принцессу; но теперь, увидев принцессу во плоти, он растерялся. Обе, каждая по-своему, сулили море бесконечных наслаждений, одна невинная и любопытная, другая опытная и ненасытная. Дело в том, что ему хотелось обеих - принцессу на закуску, королеву на обед.
- Плавки вы найдете в раздевалке, мистер Корнелиус, - сказала миссис Азиз.
Я пошел в будку и переоделся, а когда вернулся, все трое уже плескались в воде. Я нырнул и присоединился к ним. Вода была такая холодная, что у меня перехватило дыхание.
- Я так и думал, что вы удивитесь, - рассмеявшись, сказал мистер Азиз. - Вода охлаждена до 65 градусов. В нашем климате это лучше освежает.
Позднее, когда солнце на небе стало опускаться, мы в мокрых купальных костюмах уселись в шезлонги и слуга принес нам бледный ледяной мартини, я и приступил к соблазнению двух дам, не спеша, осторожно, в лишь мне одному присущей манере. Обычно, когда у меня развязаны руки, это не составляет особого труда. Своеобразный талант, которым мне посчастливилось обладать способность загипнотизировать женщину словами, - редко меня подводил. Одних слов для этого, разумеется, мало. Слова, сами по себе безобидные и ничего не значащие, произносятся ртом, тогда как истинная посылка, предосудительные и возбуждающие обещания, исходит из всех членов и органов тела и сообщается глазами. Я не могу более откровенно объяснить вам, как это делается. Суть в том, что это действует безотказно. Как шпанские мушки. Я уверен, что доведись мне сидеть vis a vis с женой Папы Римского, если бы у него таковая имелась, то очень я постарайся, уже через пятнадцать минут она перегнулась бы ко мне через стол, приоткрыв губы и с глазами, горящими желанием. Это не большой талант, не великий, но я тем не менее благодарен судьбе за то, что она меня им одарила, и всегда делал все от меня зависящее, чтобы он не пропал втуне.
Итак, мы четверо, две изумительные женщины, маленький мужчина и я, полукругом сидели возле бассейна, откинувшись на спинки шезлонгов, потягивая мартини и ощущая на коже тепло шестичасового солнца. Я был в хорошей форме.
Все время их смешил. Дочь, выслушав историю о жадной старой герцогине из Глазго, которая сунула руку в коробку шоколадных конфет и которую ужалил один из моих скорпионов, от смеха чуть не упала с шезлонга; а когда я во всех подробностях описал интерьер теплицы в саду под Парижем, где я выращиваю пауков, обе дамы стали корчиться в конвульсиях радостного смеха.
Именно в этот момент я заметил на себе добродушный и несколько ироничный взгляд мистера Азиза. "Хорошо-хорошо, - словно говорили его глаза, - мы рады видеть, что ты не так уж не интересуешься женщинами, как пытался убедить нас в машине по дороге сюда... Или все дело в благоприятном окружении, может быть, это оно помогает тебе забыть, наконец, свое великое горе..." Мистер Азиз улыбнулся мне, показав ослепительные белые зубы. Это была дружеская улыбка. Я ответил ему такой же дружеской улыбкой. До чего же дружелюбный человечек. Он искренне радовался тому, что я уделяю его дамам так много внимания. Что ж, пока все в порядке.
Не стану подробно останавливаться на ближайших нескольких часах, поскольку лишь за полночь со мной произошло нечто поистине потрясающее.
В семь мы покинули бассейн и вернулись в дом переодеться к обеду.
В восемь мы собрались в большой гостиной выпить еще один коктейль. Обе дамы были роскошно одеты и сверкали драгоценностями. На обеих были вечерние платья без рукавов, с низким вырезом, несомненно от одного из лучших модных домов Парижа. Моя хозяйка была в черном, ее дочь - в бледно-голубом, и вокруг них витал все тот же дурманящий аромат. Ах, что это была за пара! У старшей был характерный наклон плеч, какой бывает только у самых страстных и многоопытных женщин: как у женщины-наездницы искривляются ноги от постоянного пребывания в седле, так и у женщины больших страстей развивается своеобразная скругленность плеч оттого, что она постоянно обнимает мужчин. Это профессиональная травма, и, пожалуй, самая благородная из всех травм.
Дочь была еще не в том возрасте и не могла обрести этот единственный в своем роде почетный знак, но что касается ее, то мне было вполне достаточно просто смотреть на изгиб ее тела и видеть прелестные скользящие движения ее бедер, когда она ходила по комнате. Вдоль обнаженной части ее позвоночника вились золотистые волоски, и, когда она стояла спиной ко мне, я трудом удерживался от соблазна провести по этим очаровательным позвонкам костяшками пальцев.
В восемь тридцать мы все прошли в столовую. Обед, который нас ждал, был грандиозен, но я не могу тратить время на описание яств и напитков. За обедом я продолжал очень тонко и изобретательно играть на чувствах обеих женщин, пуская в ход все свое умение, и к тому времени, когда подали десерт, они таяли у меня на глазах, как масло на солнце.
После обеда мы вернулись в гостиную, где нам подали кофе и коньяк, после чего по предложению моего хозяина мы сыграли пару партий в бридж.
К концу вечера я был твердо уверен, что поработал не зря. Мое магическое искусство меня не подвело. Если бы позволили обстоятельства, любая из двух дам могла бы стать моей, стоило лишь попросить. Я вовсе не обманывал себя. Это было совершенно очевидно. Видно невооруженным глазом. Лицо моей хозяйки раскраснелось от волнения, и всякий раз, когда она смотрела на меня через ломберный стол, ее огромные бархатные глаза становились еще больше, ноздри трепетали, а рот приоткрывался, обнажая кончик влажного розового языка, зажатого между зубами. Это была откровенно похотливая гримаска, и не раз она заставляла меня пускать в ход мою излюбленную козырную карту. Дочь была не так смела, но не менее откровенна; каждый раз, когда взгляды наши встречались, а это бывало весьма часто, она на крошечную долю сантиметра поднимала брови, будто хотела задать вопрос, а потом сама же отвечала на него мимолетной лукавой улыбкой.
