Светлана Ягупова - Контактер
- Не просто нехорошо, а ужасно. За вами гналась милиция?
- Нет, сознательные граждане.
- Что же вы все-таки натворили?
Он допил чай, отодвинул чашку и опять заглянул куда-то в самые глубины ее души, отчего вновь стало неуютно.
- Того, что я натворил, Татьяна Васильевна, вполне достаточно, чтобы вы сейчас встали и набрали "02".
- Как же я это сделаю, - всполошилась она, - если нахожусь в вашей власти? Да-да, я постоянно ощущаю ваше воздействие на меня!
Он отвернулся, спрятав глаза. После некоторого молчания спросил:
- А сейчас? Что вы ощущаете сейчас? Могли бы в эту минуту встать и пройти к телефону?
- Пожалуй, - не совсем уверенно сказала. - Но мне почему-то не хочется.
- Подумайте.
- Нет, - твердо мотнула головой. - Не хочу. Однако я не убеждена в том, что вы и теперь не влияете на меня. Кто вы?
- Я же сказал - вор. Честное слово.
Она едко рассмеялась.
- Вор с честным словом - не глупо ли? Знаете... Как-то не укладывается в голове...
- Ваш журналистский опыт явно обогатился.
- Но как можно?! Вы вовсе не похожи на узколобого бандюгу! Испокон веков воровство считалось преступлением, нечистым, позорным делом.
- Мое воровство несколько иного свойства, чем обычное. А скажите, личная собственность, по-вашему, заслуживает уважения?
- Не всякая, но та, что на трудовые доходы, - да!
- Когда-нибудь человек будет свободен от любого вида собственности, кроме самого необходимого, скажем, интимных мелочей.
- Так это когда-нибудь. А сегодняшний день - иной, и надо следовать его законам.
- Зачем вам хрустальные стаканы, что в серванте?
- Чушь говорите, - так и подскочила Стеклова. - Красота должна входить в быт, а не оставаться экспонатом в музеях. Вспомните древних греков или даже наше русское дворянство. Каждая вилка, ложка были произведением искусства.
- Но мы сейчас почему-то пьем чай не из тех хрустальных стаканов, заметил он. - И котлета лежит не на расписной тарелке. Значит, все это для важных гостей? Чтобы пустить пыль в глаза?
- Пожалуй. Для каждого дня слишком шикарно. Но всему свое время, раньше и этого не было.
- В чем-то вы правы, - кивнул он. - Однако разве не воровство - при книжном дефиците иметь столько книг? Лежат мертвым грузом, в то время как тысячи жаждущих могли бы удовлетворить свою жажду, будь книги в библиотеке. Было время, когда моей душе требовался Тютчев. Я обегал все библиотеки города, в котором жил, - не нашел. И что же? Оказывается, Тютчев у вас. Разве это не кража? Да вы обокрали сразу несколько тысяч человек.
- У вас своеобразные представления о собственности.
- Прикиньте на досуге, сколько в вашем доме лишних вещей.
- Неужели подсчитали?
- Зачем вам шикарная люстра и ковры чуть ли ни на каждой стене?
"В самом деле зачем? - подумала Стеклова. - Родители постарались. Хотели, чтобы молодожены начинали не с нуля, почти полностью обставили квартиру. Правда, кое-что мы нажили и сами, но когда пришло гнусное время развода и Кротов без зазрения совести предложил дележ, оказалось, что две трети имущества - родительские".
Она встала, долила Коляну чай.
- Вот-вот, еще и ухаживаете за мной, в то время, как пора бы указать на дверь. Моя бобочка уже, наверное, просохла.
Метнув в него укоризненно-злой взгляд, Стеклова прошла на балкон, сняла с веревки белье. Освободив стол, торопливо принялась за глажку.
- Все-таки спешите выпроводить? А я думал, испытываете себя на чуткость и доброту. Сейчас все занимаются самосовершенствованием, это теперь в моде.
Она разгладила рубашку и протянула Коляну.
- Благодарю, - кивнул он, оделся и опять сел. Она смотрела на него вопросительно, ожидающе. После душа и чая он разрумянился, черные волосы лежали мягкими волнами, и выглядел он моложе. Под его пристальным взглядом снова нахлынуло раздражение.
- Опять гипнотизируете?
- Знаете, мне у вас хорошо, уютно, домашне, словом, по-родственному. Но ведь я мог оказаться убийцей, а вы так доверчиво отворили мне. Плохо знаете жизнь, Татьяна Васильевна. Теперь уж не гоните. Очерк дописан, я отпечатаю его на машинке и тем самым отработаю обед и стирку бобочки. У вас есть машинка? Займитесь чем-нибудь по дому.
- Нет, это слишком, - рассвирепела она. - Вовсе нет такой необходимости - печатать. Вообще у меня собственные планы, и если вы сейчас Же не смотаетесь отсюда, то...
- То что? - перебил он. Глаза его погрустнели, и ей стало неловко своего крика. Чего, в самом деле, разоряется? Почему бы парню не прийти как следует в себя?
- Ладно, - вздохнула она. - Вы и впрямь умеете печатать?
- Попробую. - Он встал. - Где машинка?
Они прошли в комнату. Стеклова достала из серванта старенькую "Олимпию", поставила на стол. Ситуация показалась жуткой и забавной: незнакомый парень в ее доме, сидит, печатает... Не быстро, но деловито. А она не гонит его взашей. Чертовщина какая-то.
- У меня с пунктуацией нелады, - признался он.
- Всего-то? - съехидничала она, но он не заметил ее укола.
Чего терять время? Решила продолжать глажку в Юркиной комнате, застелила стол байковым одеялом и принялась за дело.
- Муж у вас мастеровой? - услышала из гостиной.
- Мастеровой, - соврала она. - А что?
- Буква "т" западает, пусть починит. Люстру повесили, а машинку новую не можете приобрести.
- Далась вам люстра! - вспыхнула она.
Что, если этот Колян не одну квартиру ограбил, потому так болезненно относится к чужой собственности? Вот уж не предполагала, что и у воров своя философия.
Зазвонил телефон. Стеклова отложила утюг, вошла в гостиную и вопросительно взглянула на парня.
- Берите, - кивнул он. - Может, подруга.
Это и Впрямь оказалась Березова.
- Иду, - коротко предупредила она, и Стеклова растерялась. Пока думала, что ответить, Надежда положила трубку.
- Сейчас она будет здесь, - сказала Коляну с некоторым вызовом.
- Очень приятно. - Он продолжал печатать. - Я, кажется, уже в приличном виде? Сообщать о моей профессии не обязательно.
- Сами представитесь.
Интересно, есть ли у него свой дом, семья? И если есть, то где? И что сказать о нем Березовой?
Почти не удивилась, когда, перестав печатать, он спросил:
- Вероятно, вас одолевает множество вопросов, откуда я, куда, зачем? Увы, я не современный Робин Гуд, у меня все гораздо сложнее. В семидесяти километрах отсюда, в Волногорске, мой дом. Детский. Единственный, где меня еще помнят и любят.
- В Волногорске? - удивилась она. - Это же город моего детства!
- Выходит, земляки? - Он развернулся на стуле. - В какой школе учились?
- В третьей.
- Ну а я через дорогу, в десятой, и наверняка пулял в вас снежками и дергал за косички.
Они как-то одновременно улыбнулись своему детству, и Стекловой почудилось, что и впрямь когда-то знала мальчишку со слегка раскосыми глазами.
