Яна Завацкая - Холодная зона
— Я и в самом деле не понимаю, — Ли покачала головой, — как можно не уважать такую работу? Как? Ведь это работа непосредственно с человеком. Сложнейшая. Здесь и психология, и менеджмент, и медицина, и всякие там методики реабилитационные…И со смертью имеешь дело, и простите, с выделениями всякими, с кровью. Наверное, только военных, да и то лишь тех, кто реально воюет, можно с этим сравнить.
— Да. Раньше салверы три года учились, а теперь четыре — еще и психиатрия нужна, и фармакология, и психотерапия, да мало ли что. А учеба знаешь какая у нас была — по восемь-десять часов в день, да еще дома зубрить… Теперь-то хорошие методики есть, а мы по старинке, — задумчиво вспоминала Марина.
— А я читал такую статью, что скоро салверология будет не нужна, так как благодаря успехам медицины исчезнут инвалиды, и молодость будет продлена до самой смерти…
Марина усмехнулась.
— Мы только обрадуемся, поверьте. И я уж найду чем заняться! Вон собачек буду дрессировать. Но только ведь и тогда будут несчастные случаи… словом, к сожалению, салверы пока нужны. Как и армия. Вы ведь не расстроитесь, если на всей земле наступит коммунизм, и армии будут не нужны?
— Да уж конечно, не расстроимся! — улыбнулся Бинх. Улыбнулась невольно и Ли — одна эта мысль вызывала прилив внутреннего счастья. Как было бы хорошо!
Если бы больше никогда, никогда не приходилось воевать…
— А я вот хочу пойти учиться дальше, — заметила Марина, — но не на руководителя, конечно. Я хотела бы специализироваться по психозам пожилого возраста, по деменции. Она сейчас редко встречается, в тех случаях, когда не удается с помощью микроагентов восстановить клетки…
— Лийка, ты лучше расскажи, как ты там была в армии, — попросил Дима, — ты ведь еще толком не рассказывала.
Ли пожала плечами. Многое рассказать было и нельзя.
Но кое-какие вещи — нужно обязательно.
Она поставила свой бокал на журнальный столик. Сцепила руки на колене.
— На границах, ребята, везде плохо. Везде. У нас многие служили именно на границах. И вот там, где я была, недалеко от Бреста — там очень крупный пограничный гарнизон, потому что те лезут все время. Постоянно. И это не отдельные диверсанты или разведчики, хотя и такое бывает, но редко. Это целые группы. Такое впечатление, что они все время прощупывают нашу оборону. Воздух тоже постоянно охранять надо. Но и по земле лезут. Минимум раз в два месяца — бои со стрельбой.
— Ой, и ты в них тоже… того? И стреляла? — спросила Марина со страхом.
— Приходилось, — буркнула Ли, — нет, бывают затишья, несколько месяцев никто не лезет. А потом как двинутся — такое ощущение, что уже война началась.
— Но какой в этом смысл? — удивился Дима, — зачем им это нужно-то?
— ФТА постоянно стремится расширить территорию, — пояснил Бинх, — конечно, на военный успех они не рассчитывают. Но на той же белорусской территории работают множество групп, заброшенных окольными путями, а иногда и прямо через границу. Они обрабатывают население, изредка им даже удается создать небольшую вооруженную группу, но обычно КБР их быстро раскрывает. Беларусь — лакомый кусочек, там сравнительно чисто, есть почва, много населения.
— Но ведь и сама южная Польша — это в основном, как у них называют, зона развития. Там очень бедно. Зачем же им еще территории? — спросил Дима.
— Так ведь Зона Развития — это как раз для капиталистов очень важно! — воскликнула Ли, — даже важнее, чем территория Федерации. В ЗР они все производят, что нужно для жизни, добывают ископаемые и так далее. В ЗР живет как раз пролетариат, который удобно эксплуатировать. Федерация разделена по-прежнему на разные государства — США, Гренландия — она теперь независимая, конечно, потом Франция, Германия, Австралия… И вот каждое государство стремится захапать как можно больше территории ЗР. Подконтрольной, хотя официально так не считается. Официально Польша независимая страна, например, но фактически с нее кормится Германия.
Остаток Германии, конечно. Естественно, Германии важно, чтобы Польша была как можно больше. Жизненно важно. Да и Франции тоже. Поэтому у нас ловили и немецких, и французских военных, но больше всего это сами поляки, они в армию рвутся, это в ЗР хороший способ прокормить семью. Кроме того, есть еще всякие «повстанческие армии», которые якобы стремятся освободить родину от тоталитаризма. В смысле, они считаются белорусскими, но располагаются на территории Польши — вот они лезут больше всего, это фактически банды. Белорусов там очень мало, там все больше поляки, литовцы и даже арабы встречаются. Они живут за счет набегов за границу — им и хозяева за это платят, и грабят они, если получается. С этим бандами проблем больше всего, техники у них мало, их ловят с собаками, перестрелки бывают. Это часто
— А там плохо живут, в Польше? — спросила Марина, — ты сама там была?
Ли задумалась, просчитывая про себя, что можно сказать, а что нет.
— Да, я ведь была в разведке. Я была там на территории. Ну что сказать? Вблизи границы живут не так уж плохо. Нормально живут, сравнимо с нашими деревнями, например, где еще нет техники современной. Обычная традиционная жизнь, свое хозяйство, скотина, огород… Там земля еще достаточно плодородная. И главное, там живут в основном семьи солдат и пограничников, а им платят. Ну эти банды еще — они порой и мирных поляков в пограничье грабят. А вот если дальше проехать, в глубь страны… — Ли замолчала. Рассказывать ли им, что она была в Кракове? Она решила, что лучше не стоит. — Там страшненько. Даже у нас в призонье — и то не так. Безработица — процентов 80. Земли нормальной мало, и она вся в руках европейских фирм, там работников нанимают, фермеров нет. Безработные реально мрут от голода, я видела сама. Вот те, кому посчастливилось работу найти — на заводе или на полях — те живут за колючей проволокой, потому что иначе другие их ограбят.
— Боже мой, ужас какой-то! — Марина стиснула руками виски. Ли кивнула.
— Но самое интересное, что большинство из них все равно ненавидит колд-зону. Это они СТК так называют. Говорят, что у нас тоталитаризм. Что русские их всегда угнетали. Хотя чего уж там угнетали, и когда такое было-то. Да и России никакой уже нет. Но все равно ненавидят именно нас, а на Запад — стремятся. В общем, пропаганда у них работает хорошо.
— Но как же так жить? — спросила Марина, — без надежды, без просвета…
— Большинство из них мечтает попасть в Федерацию. Не мытьем, так катаньем. Это их надежда и просвет, — вздохнула Ли. Она прикрыла веки — множество картин плыли перед глазами. Как рассказать обо всем? Это целую книгу писать надо.
Пятнадцатилетняя голодная и тощая девочка, которая ищет адрес агентства, отправляющего в Европейскую Федерацию проституток — «эскортанток». Парни, строящие планы нелегального перехода границы — охраняемой и простреливаемой. Фермер, который откладывает каждый цент, чтобы отправить сына в Федерацию через какой-то «стипендиальный фонд», причем этот фонд — мошеннический, способ выманивания денег. Целая толпа нищих, матерей с умирающими от голода детьми, больных стариков, у стен Европейского посольства. В надежде, что кто-нибудь милосердный сжалится и возьмет их в Федерацию, на любых правах, хоть нелегально.
