Ефрем Акулов - Поиск-84: Приключения. Фантастика
Питер помянул хроноскоп.
Алекс начал смеяться. Хроноскоп — это игрушка для детей дошкольного возраста. Интересная игрушка, но никакой определенности в расположении варианта — то ли твое будущее видишь, то ли чужое прошлое. Все условно, как в моделях-кляксах. Конечно, хроноскописты пытаются найти универсальную связующую формулу типа пространство — время — параметры, но пока научились лишь попадать в какой-нибудь век из заданного тысячелетия, да и то лишь в новой эре. Конечно, когда хронограмм несколько тысяч, они приобретают статистическую достоверность, но запротоколировать всю историю пока не удалось.
— Так что ты еще мне спасибо скажешь, — предсказал Алекс. — Теперь мы сможем забраться в белые пятна! Понимаешь, в чем штука?
— Понимаю, — ответил Питер, думая о своем.
11. Решение главного вопроса
Я не спешил.
Я мог бы, наверное, уже давно исчезнуть из этого мира. Все оказалось простым — никаких тайн, машины времени чуть ли не в прокате, сел — поехал.
Ах, если бы все было так просто!
Я прожил здесь три года, с каждым днем убеждаясь — я прав, что не тороплюсь. Технология бессмертия оказалась проста — восстановление раз в год организма на специальных комплексных установках размером с дом, документация на которые занимала целый кристаллодиск.
Допустим, я привез им этот диск — и что дальше? Только прочитать его — проблема не из простых, а уж изготовить там, в двадцать первом веке, где субмолекулярной технологии в помине нет, всю эту махину нечего и мечтать.
Реакцию Гейлиха на такую шутку я представлял плохо, но в любом случае он вряд ли остался бы доволен.
Выход был один. Миниатюризация — благо в Центре (как я быстро понял, что не уникальное здание во дворе моего дома, а непременная деталь любого жилого массива, заменяющая и бар, и домашнюю мастерскую, и кино, и театр) есть любая необходимая аппаратура, Я начал собирать миниатюрный ревитатор. Сначала не хватало знаний, потом — времени, потом возникли технические сложности, и тут я задумался.
Я делал модели двадцатого века, отрабатывал свои задания в Школе, проходил практику по субмолекулярному проектированию — и думал, непрерывно думал, как загнанная в угол крыса, — что случилось с миром, почему он существует, почему Гейлих не выполнил своей угрозы — но и не получил бессмертия?
История говорила — ничего не случилось. Разрядка, переговоры, полоса войн в «третьем мире», но никаких глобальных конфликтов. Я искал упоминания о Гейлихе — их было совсем немного, все старые, двадцатого века, в газетах и в «Кто есть кто». Может быть, следы его терялись в белом пятне 2004 года? Может быть, он мирно помер своей смертью, не сумев выполнить свое роковое обещание?
Такой вывод напрашивался; я почти сделал его. Успокаивал себя, дескать, прожил он еще пять лет, здоровье в порядке, зачем торопиться, а потом умер скоропостижно, не успев привести в действие свои разнообразные «способы», которых, кстати, могло и вовсе не быть.
Но потом начался курс «Физические принципы перемещения во времени», и я снова засомневался.
Раз мир цел, и я в нем живу — значит в этом варианте не было никаких ядерных войн, но значит ли это, что их не было и в других вариантах? Может быть, там он выполнил свою угрозу, насладившись напоследок зрелищем гибнущей планеты?
Я запутывался. Я чувствовал, что перестаю что-либо понимать.
Тогда я решил посмотреть на этот период в хроноскоп.
Секция хроноскопии отстояла от нашей совсем недалеко. Ребята там были почти все знакомые. Тэдди Чивер и вовсе был моим соседом по ярусу. Я попросил консультации.
И получил. Если, сказал Тэдди даже без особой иронии, ты случайно и попадешь в момент, который тебе нужен, то хроноскоп покажет тебе все что угодно, кроме того, что было на самом деле.
Что значит «на самом деле», спросил я, разве не все варианты прошлого равноправны?!
Нет, разумеется, ответил он снисходительно, есть варианты, которые были, а есть — которые могли быть.
Черт побери, сказал я, дай-ка какой-нибудь индекс руководства по хроноскопии. Ради бога, Питер, — и он записал мне в блокнот три индекса.
Дома я вызвал руководства и углубился в чтение. Физические принципы ничем не напоминали хрононавтику; техническое решение и вовсе привело меня в ужас — где-то в Тибете находилась огромная вычислительная машина, анализирующая сотни миллиардов сигналов от датчиков, разбросанных по галактике, и на основании этой бездны информации вырабатывающая картинку — структуру вакуума в данном объеме в данный момент времени, а уж эту структуру расшифровывает и переводит в нормальное изображение собственно ящик, именуемый хроноскопом.
Я вызвал Тэдди и выложил ему свои сомнения на тот счет, что таким образом можно хоть что-то восстановить. Тэдди напомнил, что еще в нашем добром старом двадцатом веке по следу на воде восстанавливалась картина судоходства по океану за ближайший месяц.
Это в океане, где течения и неучтенные рыбы плавают, сказал Тэдди. А вакуум — место спокойное, течений нет, так что можно читать секретные документы прямо в сейфах. В ближайшем прошлом, конечно.
Нам бы такую технику, облизнулся я, в двадцатом.
В двадцатом веке, констатировал он, четкость не очень велика, двести лет все-таки.
А ты примени молекулярное восстановление по Вакулину, шутя посоветовал я и нарвался. Тэдди о чем-то задумался и без предупреждения отключил связь.
Они здесь, в будущем, не очень вежливы. Стоит прийти идее — и тут же уходят в себя. Я так не умею.
Так, значит, восстановление возможно. Так какого же дьявола хроноскопы выдают всякую чушь?
Я стал читать дальше. Увлекательное это дело, читать руководства глубокого будущего, рекомендую всем любителям «строгой» сайнсфикшн, чтобы лучше понимали, зачем книги пишутся. Но я не зря уже три года учился в Школе Хрононавтики, и мне удалось живым продраться через формулы, графики и таблицы, чтобы вынести понимание: хроноскоп показывает не одно, а множество возможных состояний вакуума, могущих сэволюционировать к наблюдаемому сейчас, и хотя с ростом длительности наблюдений число этих возможных вариантов уменьшалось, но все же было настолько огромно, что приходилось оснащать хроноскопы селекторами и вариаторами, отбирающими наиболее вероятные варианты. Лучше всего они работают как раз в случае текста — отбрасываются все распределения, ведущие к бессмыслице на бумаге, и остаются несколько вариантов, легко отбираемых чтением полученных текстов.
