Вячеслав Морочко - Явление народу
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
- Только фто ввонил Федькин, - доложил Марк Макарович, когда Пляноватый вернулся к себе, - скавал, дефкать, евели нынфте вы не фдадите свой реферат, зафтра уве будет повдно. - Придется подсуетиться, - вздохнул Владимир Владимирович. - Фтем могу вам помофть? - Марк Макарович, я куда-нибудь смоюсь. Разве тут что-нибудь сделаешь? Постоянно звонят! Будут спрашивать, говорите: пошел к руководству, а к какому не знаете. Меня нет, и когда ворочусь, не известно. - О фтем рефть! Скаву фто-нибудь. Прихватив материалы и стопку бумаги, Пляноватый отправился прямо к Кузминичне. Он давно все обдумал, договорившись о тайном убежище со старушкой-уборщицей, выделявшей его из всей "ентой публики" за веселое добрословие и аккуратность. - Милости просим, Володенька, как договаривались - пригласила Кузьминична гостя. В каморке без окон были скамеечка, столик, в углу пара ведер, короб с тряпьем, синий шкаф для одежды. - Чаек только-только поспел. Угощайся. Сахар бери. Тут стакан с подстаканником чистый. Я тя снаружи запру. Будут спрашивать, не отзывайся и все. Я пошла. Ключ в замке повернулся, и Владимир Владимирович испытал облегчение: будто сняли груз чужих глаз, чужих голосов - покушений на иссякающие уже его силы, до сих пор еще не пошедшие в дело, ради которого были на время "одолжены". Вынул прихваченный из "дипломата" футляр и надел аккуратные с гладкой оправой очки "Made in Australia". Разложив на столе черновые записки и стопку листов, четким почерком вывел заглавие темы: "Туннельная связь", поплотнее уселся и приступил к изложению мыслей. В вводном разделе своего небольшого труда решил легкомысленно поступиться наукообразной серьезностью, приберечь "утонченную строгость" для основной обобщающе-математической части. - "Туннельность" как явление, известно давно, - начал он. - К примеру, полимеризация в химии раньше требовала значительной температуры: для синтеза сложных молекул одолевали высокий энергобарьер... А потом обнаружилось, что реакция протекает и без нагрева, как будто находит "туннель" у подножия температурного "Эвереста". Было также известно, что "полупроводники" проводят электрический ток лишь при значительном электрическом напряжении (тут - "Барьер Напряжения"). Но, как в случае с синтезом, выяснилось, что они способны проводить электричество и при совсем незначительных напряжениях ("Туннель Проводимости"). И теперь в электронике широко применяется множество типов так называемых "туннельных диодов". Есть немало примеров и в других областях. Оглушенным захлебывающимся в электромагнитных и акустических волнах жителям нашей планеты становится все труднее друг друга понять. Человек, напрягая силы и голос, пускаясь на технические ухищрения, все не может никак достучаться, дозваться до ближнего. Что если "Туннельность" подсказка Природы? Она призывает: "Одумайтесь, люди! Довольно насилия! Одолевая один высочайший барьер за другим, там, где следует быть терпеливым и чутким, вы получаете ложные данные, вводите себя в заблуждение! Так открывайте "туннели" в "стене отчужденности"! Обретайте новую "связь" без помех, искажений и недомолвок!" О японских трехстишьях "Хокку" Мацуо Басё говорит: "Они дают толчок мысли, красота их, поражает, как удар молнии..." "Удар молнии" - вот суть "Эффекта Туннельности". Поэзия - неожиданная мутация до основания стертой идеи. В ней одна строчка - более значима, нежели толстый написанный грамотно том... Вот строчки Гарсии Лорки: "Плакал мальчик на шхуне, и сердца тосковали... Не важно, что плач оборвется с последней иглой, Не важно. что бриз задохнется в соцветиях ваты. Бескрайни владения смерти... Ибо даже единственный пир паука Рушит все равновесие неба... Мальчик мой, отплясали три гнома саркомы. Остались сургучные горы и бурые простыни Дремлющей боли. Конский глаз подкатился к горлу, И такими холодными сделались звезды".
А вот что Гарсия Лорка пишет о СВЯЗИ: "Подлинная дочь воображения метафора, рожденная мгновенной вспышкой интуиции, озаренная долгой тревогой предчувствия... странствует и преображает вещи, наполняет их особым смыслом и выявляет связи, которые даже не подозревались... Пусть установится между людьми любовное общение, пусть свяжет их чудесная цепь, духовное единение, - ведь это к нему стремится слово, кисть, резец, - все искусства". - Эк меня занесло! - подумал "командированный". Но не мог уже остановиться. - Оказывается можно достичь эффективных контактов при помощи слабых "гомеопатических средств", - писал он, - в отличие от традиционных, на много порядков превосходящих чувствительность наших "приемников", а потому ослепляющих и оглушающих. Аргументы "туннельности" не просто роились в мозгу, - мозг ломился от них. Трудно было их выстроить в очередь. Он уж заметил: на видное место всегда вырывается что-нибудь шумное, бойкое, но поверхностное не задевающее самой сути. В этом отличие просто способных умов от ума гениального. Он писал и писал... "Оторвался", когда затрещал в замке ключ. Дверь открылась. В проеме со шваброй стояла Кузьминична. - Чонить успел? Ну иди. Там тебя обыскались. Чего чаю-то не пил? Постой! А ты, часом, не болен? Чувствуя себя выжатым, Пляноватый скитался по зданию, ища места, где бы приткнуться - дописать реферат. Все люди вокруг, казалось, изнемогали от тщетных попыток друг друга понять, ибо способы "Межчеловеческой Связи" дошли до придела запущенности и требовали неимоверных усилий. Мысль о "Туннельности" жгла. Подгоняемый страхом, что начатое завершить не удастся, отчаявшись подыскать идеальное место, где бы никто не мешал, пристроился на подоконнике между пролетами лестницы. Разложил на шлифованном камне листы и начал стремительно покрывать их знаками выношенных и отточенных мысленно формул. Владимир Владимирович обнаружил в себе недоступный ранее дар все охватывать в целом. СТАРЕНИЕ подарило негаданный шанс: оказывается "накопление времени" может дать взрыв сокровенных возможностей... В сущности, в ожидании этого чуда мы и живем. "Туннельность" достигается в узких пределах, нуждается в снайперской точности. Чтобы вывести закономерность и дать ей четкие формы, требовалось разработать систему... Она уже сформировалась в мозгу. Оставалось перенести - на бумагу. Этим и занимался Владимир Владимирович, ерзая на подоконнике, пока не поперхнулся от дыма: оказывается, тут по соседству собирались курящие женщины. Зажатые двумя пальчиками сигаретки так "оттягивали" эти нежные руки, что проектировщицы были вынуждены прижимать локотки к животу, подпирая их снизу еще одной рученькой. Даже в неловкости, с какой женщины чиркают спичками и прикуривают есть бездна изящества. Одна из них похвалила вторую: "Ты миленькая, умненькая девочка!" На что другая ответила: "Ах, я тобою любуюсь!" Пляноватому стало неловко, как будто у него на глазах примеряли колготки. Стараясь не выйти из состояния "озарения", он выбрался из табачного облака. Почти все уже было сделано. Оставалось лишь "довести до ума". Пристроившись у окошка в курительной комнате, где "журчали" за стенкою писсуары, "командированный" все, что надо было, развил, уточнил и "довел". Кто-то сзади, ворчливо сказал: "Ох уж эти мне формулы! От души навыкладывал? Смотрю, делать тебе, Пляноватый, нечего." Обернувшись, Владимир Владимирович узнал старика Григорьева, двадцать лет добивавшегося, чтобы признали его открытие и заслужившего в связи с этим прозвище "долболоб". Когда, наконец, признали (от старости оппоненты его либо вымерли, либо ушли на покой), миновав кандидатскую, - он получил степень доктора и, потеряв интерес к науке, превратился в администратора. - "Математический аппарат" еще работает? - двусмысленно ухмыльнувшись, спросил Григорьев. - А ваш? - подыграл Пляноватый. - Увы... И давно... - состроил гримасу старик и, поддернув штаны, гордо вынес матерую голову из прокуренной комнаты. И тут влетел Федькин, хлюст в серой тройке - униформе референтов-помощников. - Ты где пропадал? Я звоню! По всему институту ищу! Я же предупреждал: кровь из носа, сегодня же реферат должен быть у меня! - Ты из мертвого вытянешь... - вздохнул Пляноватый, доставая из папки листы. - Вот, смотри. - Дай сюда! - вырвал Федькин. - Гора с плеч! Бывай! Тороплюсь! Вместе с Федькиным и страничками реферата, казалось, исчезли последние силы. "Скорее всего, я напрасно старался, и эта "Туннельность" - еще преждевременнcть... Или уже опоздала".
