Светлана Ягупова - Феникс
С первых же дней я стала обучать ее держаться на воде. В три месяца она уже прекрасно плавала и даже ныряла. Я опускала на дно ванны игрушки, и она доставала их оттуда, а порой усаживалась - да- да, в три месяца! - в воду, погружаясь в нее с головкой и, зажав соску в зубах, забавлялась игрушками.
Моя мать с ужасом наблюдала все это, но я прилагала все усилия, чтобы не отказаться от избранной мною системы закалки. Не для того, чтобы вырастить исключительного ребенка, - хотя, какая мать не мечтает об этом? - прежде всего, мне хотелось видеть дочку здоровой. Врачи убеждали, что ребенок, который дружит с водой, хорошо развивается не только физически, но и умственно. То есть, я убивала сразу двух зайцев, не подозревая о том, что уготовила судьба за мои хлопоты.
Моя мама назвала девочку Айгюль, что в переводе с коми означает Лунный Цветок. Пробуждаясь по утрам, я вынимала ее из кроватки и любовалась ее личиком, чудодейственно вобравшим в себя наши черты. Я разглядывала ее крохотные пальчики с розовыми ноготками, щекотала за ушком, целовала пяточки. Вся моя нерасплесканная нежность обрушилась на дочь.
Я смотрела на Айку, и во мне рождалась мать всех детей. Ныло сердце при мысли о Домах малютки, детдомах, интернатах. И хотя знала, что многим детям там лучше, чем было бы дома, я провидела семьи, которые могли бы осчастливить их. Эта мысль привела к неожиданному поступку. Почему я скрываю, что девочка рождена не мною? Что в этом постыдного? Первой, кому призналась во всем, была моя мать. Сначала она схватилась за голову, потом решила, что я разыгрываю ее - ведь у Айгюль столько сходства со мною! А когда поверила, долго плакала и сказала, чтобы я держала язык за зубами, если желаю ребенку счастья. Но меня уже понесло. Родить дитя может и кошка, а вот ты вырасти его, воспитай. Семейные тайны рано или поздно ведут к трагедиям, травмам психики ребенка и родителей.
Пойми правильно, я вовсе не стремилась выглядеть в чужих глазах эдакой героиней. Мне хотелось уравнять свою дочь с другими, не придумывая для нее лишних сказок. Не потому ли на свете так много детей-сирот, что кроме всего прочего, существует и эта дурацкая, стыдливая тайна усыновления? Я надеялась собственным почином хоть что-то сдвинуть с места. Теперь каждый раз, когда кто- нибудь заглядывался на Айку, говорил, какая она хорошенькая, я без всякого стеснения признавалась, что взяла ее в роддоме. Первой реакцией собеседника обычно был испуг от моей нетактичности. Затем в глазах мелькало удивление и только потом человек начинал о чем-то размышлять.
Вскоре и мама привыкла к обнаженной тайне. Зато теперь я не опасалась злых языков и шушуканий. Наоборот, мне даже казалось, что люди стали со мной более открытыми, и это, в свою очередь, избавило меня от дурацких подозрений, мнительности. Как только девочка подрастет, я намеревалась втолковать ей, что вовсе не под капустным листом нашла ее, а взяла в доме, где детей раздают папам и мамам. А попозже расскажу все подробней. Я хотела сделать ее духовным ребенком настолько, что ей уже будет безразлично, кто ее родил.
Два года я работала на полставки, прирабатывая перепечаткой кандидатских и писательских рукописей. Мать получала скромную пенсию, но мы перебивались. За модой я не гонялась, не умирала от зависти при взгляде на чье-то кожаное пальто или ультрасапожки. Все мои интересы сосредоточились на ребенке.
Предвижу твой вопрос - а как с женской жизнью? Дело в том, что я слишком хорошо раскусила природную ловушку, чтобы после тебя вновь попасть в нее. Втайне я даже гордилась своим умением безболезненно вести аскетический образ жизни, подчинять себе чувства.
Я ждала. Ждала и верила в то, что однажды случится чудо, и ты или кто-то, похожий на тебя, войдет в мою жизнь. А вошло горе. Оказывается, оно давно караулило меня, уже в те дни, когда я со страстью осуждала футурологов, предсказывающих, что через век - два почти все дети будут воспитываться в интернатах. Это предсказание казалось чудовищным, и я не подозревала, что вскоре ухвачусь за него, как за спасательный круг.
Айке шел пятый месяц, когда я заметила вялость ее ножек. Они будто отяжелели, и девочка не перебирала ими, как раньше, не брыкалась, когда я заворачивала ее в одеяльце для прогулок. Не дожидаясь очередной консультации в поликлинике, я обратилась к невропатологу. Собрали консилиум. Врачи были озабочены не менее меня, признав у ребенка парапарез нижних конечностей. Но что вызвало его? Сделали ряд анализов и вызвали меня в клинику, где состоялась следующая беседа.
- Вы болели вирусом "БД"? - спросил врач.
- Да, но...
- Все ясно. У девочки последствия перенесенной вами болезни.
- Но я взяла ее в роддоме! Ее родила другая женщина! - выкрикнула я, глотая слезы.
- Это не меняет сути. В гемоглобине ее крови найдены следы, обычно оставляемые вирусом. Нам нужны данные о ее родителях.
- Я их не знаю. Надо связаться с Херсоном.
- Свяжемся.
- Но что ожидает мою девочку? Она будет ходить? Врач неопределенно пожал плечами:
- Последствия вируса недостаточно изучены. Подобные дети во всех странах рождаются все чаще и чаще. Беда в том, что мы еще не научились сразу, после рождения, определять угрозу болезни. Женщины, перенесшие вирус, как известно, редко рожают, потому так и снизилась общая рождаемость. Если же когда-то болел отец (а мужчины зачастую это скрывают), то пятьдесят процентов за то, что ребенок впоследствии будет парализован. Как будет развиваться болезнь, у нас мало данных. Впрочем, еще не поздно отдать девочку на воспитание государству. Я даже советую вам это сделать, вырастить такого ребенка без мужа очень трудно. Да и какая радость?.. Совет мой, разумеется, жесток. Но вам всего лишь двадцать пять, сможете устроить свою жизнь.
...В душе было пусто и сумрачно, как в подвале. Едва добрела домой и, не отвечая на тревожные расспросы матери, рухнула в постель, даже не подойдя к плачущей в соседней комнате Айке.
Трудно описать круговерть мыслей и чувств того дня. Мир с его радостями и несчастьями провалился для меня в тартарары. Я будто вылетела в измерение, еще не освоенное ни умом, ни чувствами. Одно мое "я", гладя меня по голове, утешало: "Нечего впадать в истерику, ничего страшного, все еще можно исправить. Да, ты успела привязаться к девочке. Но ведь прошло всего пять месяцев. Хуже будет, если ты не выдержишь этого испытания, когда она подрастет. Итак, не медли. Лучше сразу выдернуть зуб, чем всю жизнь мучиться от боли. Вот и ученые говорят, что будущее за интернатами. Если уж очень захочется, будешь навещать ее. Никто тебя не осудит".
Но второе "я" нашептывало совсем иное: "Бедная девочка! Как же ты бросишь ее? Ведь за ней, больной, требуется еще больший уход, чем за здоровым ребенком. Никакое самое хорошее учреждение не даст ей того, что может дать семья, любящая мать. Разве ты брала из роддома игрушку, которую можно за ненадобностью выбросить? Что было бы, если бы все родители сдавали своих больных детей в интернаты? У девочки живые, смышленые глаза, в них уже сейчас проглядывает душа. Вчера она впервые сказала "мама". Да ведь твой же, твой это ребенок!"
