Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер
Но теперь он не мог так думать, после нынешней ночи, после того, что я натворила. После того, что нельзя было оправдать, что было по-настоящему. И теперь Ной уходил от меня, и я была этому рада.
Я сама решу, что делать дальше.
Он остановил машину в гараже и открыл пассажирскую дверцу. Я не шевельнулась.
— Мара, вылезай из машины.
— Ты можешь сделать это прямо здесь? Я хочу домой.
Мне нужно было подумать — теперь, когда я осталась полностью и окончательно одна во всей этой передряге. Я не могла так жить, и мне требовалось составить план.
— Просто выйди, пожалуйста.
Я вылезла из машины, но замешкалась у входной двери. Когда я была здесь в последний раз, собаки почувствовали, что со мной что-то не так. Мне не хотелось быть рядом с ними.
— А как же Мэйбл и Руби?
— Они в клетке на другой стороне дома.
Я выдохнула и последовала за Ноем, который вошел в коридор и поднялся по узкой лестнице. Он потянулся, чтобы взять меня за руку, но я вздрогнула от его прикосновения. Чувствовать Ноя… От этого мне придется еще тяжелей. Он ногой открыл дверь, и я очутилась в его комнате. Он повернулся ко мне. На лице его было выражение тихого бешенства.
— Прости, — сказал он.
Вот оно. Я его потеряла. Но меня удивило, что вместо боли, страдания я чувствовала лишь оцепенение.
— Все в порядке.
— Я не знаю, что сказать.
Когда я заговорила, голос мой был холодным и отрешенным:
— Тут нечего говорить.
— Просто посмотри на меня, Мара.
Я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были жестокими. Я бы испугалась, если бы не знала, что к чему. Самой страшной тварью в этой комнате была я.
— Мне так бесконечно, беспредельно жаль, — сказал Ной.
Голос его был пустым, и в груди у меня все сжалось. Он не должен был чувствовать себя из-за этого виноватым. Я его не винила.
Я покачала головой.
— Нет, не качай головой, — сказал он. — Я облажался. Грандиозно облажался.
Вопрос слетел с моих губ прежде, чем я смогла удержаться:
— Что?
— Я не должен был позволять этому зайти так далеко.
Выражение моего лица изменилось, став потрясенным.
— Ной, ты ничего не сделал.
— Шутишь? Я пытал тебя. Я пытал тебя.
В его голосе слышалась тихая ярость. Мышцы его были напряжены, сведены; он выглядел так, будто ему хотелось что-нибудь разбить. Мне было знакомо это чувство.
— Ты сделал то, что должен был сделать.
Голос его сочился отвращением:
— Я тебе не верил.
Я это знала.
— Просто скажи мне вот что, — проговорила я. — Ты лгал насчет того, что умеешь делать?
— Нет.
— Значит, ты предпочел ничего не делать?
Выражение лица Ноя было жестким.
— Все случилось слишком быстро. Звук… Или что там, отличался от того, который был в прошлый раз, с Моралес.
— Моралес? — тупо сказала я. — Ты это слышал?
— Я слышал… Что-то. Тебя. Звук был неправильным. Но я не знал, что он означает. С Анной и Эйденом, когда Джейми исключили из школы, ты тоже была сама не своя, но я не знал, что происходит. Я этого не понимал. Понимал только, что он тебе угрожает, и мне хотелось сломать его за это. В этот же раз, сегодняшней ночью, было по-другому, и я думаю, с аллигаторами тоже было иначе.
У меня пересохло во рту, когда Ной подтвердил, что я сделала. Он потер лицо, прошелся рукой по волосам.
— Слишком много всего происходило — слишком много было шума на болоте. Я не знал, может, они просто исчезли, но я… У меня было чувство: что-то случилось.
Он помолчал, лицо его застыло.
— Прости, — сказал он решительно.
Слушая Ноя, я ощущала тошноту — горло мое сжалось, я не могла дышать. Мне нужно было убраться отсюда. Я добралась до двери.
— Не надо, — сказал Ной, пересекая комнату.
Он потянулся ко мне, но я уклонилась. Он все равно взял меня за руку и подвел к своей постели. Я нехотя уступила, зная, что это будет нашей последней беседой. И, хотя я знала, что так нужно, это причиняло такую боль, что я поняла: пока я не в силах вырваться и убежать. Поэтому мы сели бок о бок, но я вынула свою руку из его руки. Ной отвернулся.
— Я думал… Я думал, что, может, ты просто видишь то, что вот-вот случится, видишь так же, как я. Я думал, ты просто чувствуешь вину из-за Рэчел.
Именно так сказала бы моя мать.
— Я не понял и все подталкивал тебя. Пока не подтолкнул слишком сильно.
Он посмотрел на меня из-под этих своих ресниц, и его взгляд пронзил пустоту, оставшуюся там, где раньше было мое сердце. Он злился на себя, а не на меня. Это было так неправильно, так ошибочно.
— То была не твоя вина, Ной.
Он начал было что-то говорить, но я положила пальцы на его красивые, идеальные губы, желая контакта.
— В первый раз увидел это ты. Но в первый раз сделала это я. Если я не…
Я спохватилась прежде, чем успела сказать, что надумала сделать. Что должна сделать.
— В следующий раз, когда такое случится, я не смогу выдержать твой взгляд, понимаешь?
Ной сердито уставился на меня.
— Это было из-за меня, Мара, из-за того, что я заставил тебя сделать.
— Ты не заставлял меня убивать всех до единого живых существ в той комнате. Я сделала это сама.
— Не всех в комнате.
— Что?
— Ты не убила всех в той комнате.
— За исключением нас — убила.
Ной невесело рассмеялся.
— В том-то и дело. Ты могла бы убить меня. Я мучил тебя, и ты могла бы покончить с этим, покончив со мной. Но ты так не поступила. — Он смахнул волосы с моего лица. — Ты сильнее, чем думаешь.
Рука его задержалась на моей щеке, и я в муке закрыла глаза.
— Да, мы не знаем, как и почему это случилось с тобой… С нами, — сказал Ной. — Но мы разберемся.
Я открыла глаза и уставилась на него.
— Ты за это не в ответе.
— К чертям собачьим, что не в ответе. Я хочу тебе помочь.
Я резко вдохнула.
— А что будет завтра? Кто-нибудь станет гадать, что убило сотни существ вымирающих видов.
— Не беспокойся, я…
— Все исправишь? Ты все исправишь, Ной?
Произнеся эти слова, я поняла, что именно это и было у него на уме. Несмотря на весь свой рационализм, он и вправду думал, что может исцелить меня, как мог исцелить всех остальных.
— Ты думаешь, именно таким образом все и уладится? Я облажаюсь, а ты об этом позаботишься, так ведь?
То была просто еще одна проблема, которую можно было решить, если только мы вложим в нее достаточно времени, практики или денег. Вложим в меня. А когда опыт провалится — когда я потерплю провал — и умрут люди, Ной будет винить себя, ненавидеть себя за то, что не смог этому помешать. За то, что не смог меня остановить. Я не должна была так с ним поступать. Поэтому сказала единственное, что могла:
— Мне не нужна твоя помощь. Ты мне не нужен.
Слова эти на моем языке ощущались бунтарскими. И они ударили его, как пощечина.
— Ты лжешь, — сказал Ной низким спокойным голосом.
Мой голос был холодным и отстраненным.
— Думаю, будет лучше, если я с тобой больше не увижусь.
Не знаю, откуда у меня взялись силы такое сказать, но я была за них благодарна.
— Почему ты так поступаешь? — спросил Ной, пронзая меня ледяным взглядом.
Я начала терять самообладание.
— Ты и в самом деле задаешь мне этот вопрос? Я убила пять человек.
— Нечаянно.
— Я этого хотела.
— Господи, Мара. Думаешь, ты единственная, кто хочет, чтобы с плохими людьми случились плохие вещи?
— Нет, но я единственная, кто получает то, чего хочет, — сказала я. — И Рэчел, между прочим, не была плохим человеком. Я любила ее, и она ничего плохого мне не сделала, и все равно она умерла из-за меня!
— Может быть.
Я круто развернулась.
— Что? Что ты только что сказал?
— Ты все еще не знаешь, было ли случившееся в психушке несчастным случаем.
— Мы снова вернулись к тому, с чего начали? В самом деле?
— Послушай. Даже если это не было…
— Это не было, — сказала я сквозь сжатые зубы.
— Даже если это не было несчастным случаем, — продолжал Ной, — я могу предупредить тебя в следующий раз, когда такое грозит случиться.
Мой голос стал низким:
— Так, как ты предупредил меня перед тем, как я убила Моралес.
— Это нечестно, и ты это знаешь. Тогда я понятия не имел, что происходит. Теперь я знаю. В следующий раз, когда такое произойдет, я тебя предупрежу и ты остановишься.
— Ты имеешь в виду, заставишь меня остановиться.
— Нет. Решать тебе. Всегда решать тебе. Но, может, если ты станешь терять власть над собой, я смогу помочь тебе вернуться.
— А что, если что-нибудь случится, а тебя не будет рядом? — спросила я.
— Я буду рядом.
— Но что, если тебя все-таки не будет?
— Тогда я буду в этом виноват.
— Именно!
Ной старательно сохранял непроницаемое выражение лица.
