Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер
Его большой палец бегло коснулся моего уха, когда Ной взял меня сзади за шею. Он отклонил меня назад, и мои веки, затрепетав, закрылись. Я вдохнула его запах, когда он наклонился и поцеловал ямочку под моим ухом. Мой пульс мчался галопом под его губами.
— И я не удовольствуюсь чем-то меньшим.
Ной отодвинулся и потянул меня за собой. Я была сбита с толку, но недостаточно, чтобы не заметить его дерзкой улыбки.
— Я тебя ненавижу, — пробормотала я.
Ной улыбнулся шире.
— Я знаю.
57
На следующий день я тоже не смогла отправиться в школу, что было вполне понятно.
Кто знает, что спровоцировало смерти, — было ли для этого достаточно случайной мысли? Или я должна была представить себе смерть? И как насчет умерших животных, ведь я никогда не хотела их смерти? Как насчет Рэчел?
Мне требовалось перестроить свой мир и выяснить, каково мое место в нем, прежде чем я перестану быть опасной для обычных учеников. Я сказала матери, что хочу остаться дома, что вчера еще было рановато возвращаться в школу и сегодня мне бы хотелось пойти на назначенную встречу с доктором Мейллард, прежде чем я сделаю следующую попытку. Учитывая мое недавнее поведение, мама была рада мне угодить.
До ланча я дожила без происшествий. Но, когда стояла на кухне, готовя себе сандвич, кто-то начал барабанить в переднюю дверь. Я застыла. Стучавший не ушел.
Я беззвучно прокралась в прихожую, заглянула в глазок и облегченно вздохнула. Ной, растрепанный и взвинченный, стоял на нашем крыльце.
— Садись в машину, — сказал он. — Ты кое-что должна увидеть.
— Что? Что ты…
— Это касается дела, которое ведет твой отец. Нам нужно добраться до здания суда раньше, чем закончится судебный процесс. Я все объясню, но пойдем!
Мой разум пытался поспеть за этими словами, но я без колебаний последовала за Ноем, заперев за собой дверь. Он не разводил церемоний, и я, распахнув пассажирскую дверцу, нырнула в машину. Ной за несколько секунд вырулил с подъездной дорожки, потом потянулся к заднему сиденью и достал газету. Он уронил мне на колени «Майами Геральд» и начал перестраиваться из ряда в ряд, игнорируя раздраженные гудки позади. Я прочитала заголовок: «Фотографии с места преступления, просочившиеся в последний день процесса Палмер». Я рассмотрела снимки: несколько с места преступления, один — портрет Майкла Ласситера, клиента моего отца. Потом пробежала глазами статью. В ней давался детальный обзор дела, но я что-то упустила.
— Не понимаю, — сказала я, переключившись на сжатые челюсти Ноя и его сердитый взгляд.
— Ты смотрела на фотографии? Внимательно?
Я пробежала глазами фото, как бы они ни расстраивали меня. На двух фотографиях было расчлененное тело Джорданы Палмер, лежащее в высокой траве; из ее икр, рук, торса были вырваны куски плоти. Третья фотография запечатлела ландшафт снятым издалека, с метками, показывавшими позу и местонахождение найденного тела. Фотовспышка оставила наполовину в тени бетонный сарай, в котором мы с Ноем нашли Джозефа.
Рука моя взлетела ко рту.
— О господи.
— Я увидел это, когда во время ланча пошел купить сигареты. Я пытался позвонить, но домашний телефон не отвечал, и, конечно, у тебя все еще нет мобильника. Поэтому я поехал из школы прямо сюда, — единым духом выпалил Ной. — Это тот самый сарай, Мара. Тот самый.
Я вспомнила Джозефа, лежащего на бетонном полу на груде одеял, с руками и ногами, скрученными веревками. И как мы с Ноем чуть не опоздали его спасти.
Спасти от точно такой же участи, какая постигла Джордану. По животу моему прокатилась тошнота.
— Что это означает? — спросила я, хотя уже знала что.
Ной пробежал руками по волосам, мчась на скорости в девяносто пять миль в час.
— Не знаю. На фотографии Ласситера видно, что он носит «Ролекс» на правой руке. Когда я видел документы в архиве округа Кольер, у того, кто вытаскивал файлы, были такие же часы. — Ной сглотнул. — Но я не уверен.
— Он забрал Джозефа, — сказала я.
Голос мой и разум были как в тумане.
Выражение лица Ноя было жестким.
— Но это бессмыслица. Зачем ему нацеливаться на ребенка собственного юриста?
Мою память затопили образы. Джозеф, каким он, должно быть, выглядел в день своего похищения, ожидая, когда его подвезут домой из школы. Мои родители, говорящие напряженными голосами насчет того, чтобы отец бросил дело. Отец, оставляющий послание для Ласситера…
В ту же самую ночь.
— Отец собирался бросить дело, — сказала я, ощущая странную отрешенность. — Из-за меня. Потому что я просто разваливалась на части. В тот день он оставил для Ласситера послание.
— И все равно в этом нет смысла. Твой отец наверняка бросил бы дело, если бы один из его детей исчез. Судья как пить дать приказал бы отложить суд.
— Значит, он забрал Джозефа потому, что он ненормальный! — сказала я.
Мой голос смахивал на странное шипение. Мысли мчались вскачь, забегая вперед, прежде чем их удавалось догнать языку. Мне вспомнилось, что случилось до того, как я узнала о деле и вообще все это произошло. Как мой брат смотрел новости однажды днем, а Даниэль взял неподписанный конверт.
«Откуда это пришло?» — спросил Даниэль.
«Папин новый клиент закинул его за две секунды до вашего приезда».
Он знал Джозефа. Знал, где мы живем.
— Я убью его.
Я проговорила эти шокирующие слова так тихо, что не была даже уверена, что сказала их вслух. Я не была даже уверена, что так подумала, пока Ной не посмотрел на меня.
— Нет, — осторожно сказал он. — Мы отправимся в суд, найдем твоего отца и сделаем так, что процесс продолжится. Мы расскажем ему, что произошло. И он бросит дело.
— Слишком поздно, — сказала я. Слова замерзали на моем языке, вес их меня изнурял. — Суд кончается сегодня. Судья выходит — и все кончено.
Ной покачал головой.
— Я звонил. Они еще не закончили. Мы можем успеть, — сказал он, метнув взгляд на часы на приборной панели.
Я перевернула газету, рассматривая ее, а мои темные мысли тем временем росли, ширились и поглощали любую возможную альтернативу.
— Те, из-за кого в газету просочились эти фото, поступили так, чтобы повлиять на судью. Они поступили так, потому что мой отец… Потому что Ласситер выигрывает дело. Его должны будут оправдать. Его должны будут освободить.
Я не могла позволить, чтобы это произошло.
Но смогу ли я и в самом деле предотвратить такой исход?
Я желала смерти Джуду — и он погиб. И я убила Моралес и хозяина Мэйбл, представляя себе, как она давится, а он разбивает голову. Меня затошнило, когда я подумала об этом, но с трудом сглотнула и заставила себя вспомнить и попытаться понять — чтобы, если потребуется, можно было проделать такое снова. Рухнувшее здание, анафилактический шок, раненая голова — таковы были причины смерти. Я же была действующей силой.
Голос Ноя резко вернул меня в настоящее:
— Здесь что-то очень, очень не так. Я это знаю, вот почему я приехал за тобой. Но у нас нет ни единого чертова намека на то, что происходит. Мы должны добраться до здания суда и поговорить с твоим отцом.
— А потом? — глухо спросила я.
— Потом мы дадим показания о похищении Джозефа, и Ласситеру предъявят обвинение.
— И он снова будет выпущен под залог, как и сейчас. И какие показания мы можем дать? — спросила я, повышая голос.
Я не собиралась говорить — думать — о своих недавних словах, но меня охватил сумасшедший подъем. Адреналин хлынул в мои вены.
— Джозеф не помнит ничего, кроме той лжи, которую мы ему рассказали. А я сижу на антипсихотических препаратах. — Мой голос все больше креп. — Никто нам не поверит.
Ной изменил тактику — без сомнения, потому, что я была права. Он негромко сказал:
— Я взял тебя с собой потому, что доверяю тебе. Ты не хочешь этого делать.
Когда Ной заявил, что знает, чего я хочу, разум мой взбунтовался.
— А почему бы и нет? Я убивала людей за меньшее, нежели убийство и расчленение девочки-подростка и похищение моего младшего брата.
Я сделалась предельно бесшабашной.
— И на прошлой неделе у тебя совершенно не было с этим проблем?
Слова Ноя заставили меня остановиться, но ведь это было тогда.
— Может, я и социопатка, но мне не жалко хозяина Мэйбл. Совершенно не жалко.
— Мне тоже, — признался Ной. На его челюсти перекатывались желваки. — И, знаешь, Джуд тоже свое заслужил.
Я слегка наклонила голову, глядя на него.
— В самом деле? Ты говоришь так потому, что он почти меня обидел…
— Он и в самом деле тебя обидел, — ответил Ной со внезапной свирепостью. — То, что все могло быть хуже, не означает, что он не обидел тебя.
— Он не изнасиловал меня, Ной. Он ударил меня. Он поцеловал меня. Я убила его за это.
