Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
— Если полиция знает не больше нас, это хоть как-то утешает, — прошептала Тринитэ на ухо Сильвену.
Профессор ничего не ответил; он полностью сосредоточился на приемнике, узнал доносящийся из динамика голос. Собеседником ведущего программы новостей был Протей Маркомир.
«— Итак, месье Маркомир, вы позвонили нам в студию и заявили, что у вас есть объяснения тем необычным явлениям, которые происходят в столице уже несколько часов…
— Совергиенно верно. Дело в том, что катаклизм, разразившийся сегодня утром, — лишь начало катастрофы гораздо более серьезной. Те, кто прочитал мою книгу, прекрасно знают, что будет дальше…
— Месье Маркомир, так зачем же вы нас всех созвали?
— Я собираюсь вам помочь.
— Помочь нам?
— Я оказался единственным, у кого хватило мужества объявить об этой катастрофе, подробно ее описать. Кем меня только не называли — и сумасшедшим, и дешевым фантастом, и гуру для идиотов… столько оскорблений было вылито на меня и на приверженцев моей Церкви… они продолжают звучать даже сейчас — в качестве, так сказать, „моральной поддержки”…
— Но что вы хотели сказать нашим слушателям, месье Маркомир?
— Чтобы они не тревожились и не теряли надежды. Политики бросят нас на произвол судьбы, страна погрузится в хаос и анархию. На протяжении многих дней будут происходить мятежи, грабежи, убийства… И никто не сможет этому противостоять. Вы слышите — власти не смогут ничего предпринять, чтобы это остановить. Они будут лишь бессильно наблюдать за тем, как нация истребляет саму себя!
— Но… вы что-то говорили о надежде?
— Да, конечно, потому что я здесь!
— Вы?
— Я обращаюсь ко всем парижанам, ко всем французам, которые сейчас меня слушают. Когда вас оставят все — правительство, полиция, силы порядка, когда все, что составляет основу государства, обратится в прах… словом, когда воцарится всеобщее смятение, Протейнианская церковь останется с вами!
— Однако же…
— Обретите надежду! Присоединяйтесь к нам! Мы единственные, кто осмелился вас предупредить, мы единственные, кто в силах побороть…»
Продолжение этого параноидального бреда утонуло в треске и шипении — вещание неожиданно прервалось.
— Чо за хрень? — пробормотал бомж, крутя ручку настройки.
Но ничего по-прежнему не было слышно.
— Дай сюда! — потребовал рабочий и, схватив приемник, несколько раз энергично встряхнул его, словно бутылку с кетчупом.
Результат оказался нулевой.
Тринитэ продвинулась вперед. Кажется, она поняла. Еще с тех пор, как она развлекалась, мастеря небольшие радиопередатчики, ей был знаком такой тип шумов.
— Батарейки тут ни при чем, — сказала она озабоченно. — Похоже, кто-то нарочно глушит радиостанцию…
— Но кто? — спросила толпа хором.
Вместо ответа с неба раздался грохот, заставив птиц разлететься во все стороны, как перед грозой.
— Мам, что это? — произнесла тонким голосом маленькая девочка, сидевшая на скамейке рядом с бомжом.
В тот же миг небо потемнело.
— Мам, смотри какая туча! — воскликнула та же девочка.
— Это не туча, детка, — сказала мать, крепко прижимая дочь к себе.
«Да, кажется, Париж еще не видел ничего подобного», — подумал Сильвен, поднимая глаза к небу.
Застыв от изумления, люди смотрели на серую громаду, проплывавшую над их головами.
— Дирижабль! — выдохнула Тринитэ, никогда даже не мечтавшая увидеть наяву такую диковину.
Словно прочитав ее мысли, Сильвен произнес:
— Он всего метрах в двадцати от земли.
Действительно, дирижабль проплывал так низко, что все без труда могли прочитать на нем надпись белыми буквами: «Мэрия Парижа».
Еще удивительнее были вертолеты. Словно стая пчел, составляющих почетный эскорт громадного шмеля, они летели впереди цеппелина, указывая ему путь, а он медленно и вальяжно двигался следом. Кружащиеся лопасти вертолетов заставляли дрожать кроны деревьев и вздымали песчаные мини-смерчи на дорожках сквера.
Ослепленные тучами песка и пыли, Сильвен с Тринитэ зажмурились. И вдруг с неба раздался скрежещущий металлический голос:
— Дорогие сограждане, не поддавайтесь панике!
Звук шел прямо из чрева гигантского монстра, отчего все собравшиеся вздрогнули.
— Это мэр! — прокричала Тринитэ на ухо Сильвену.
Но она не смогла ничего добавить: голос из громкоговорителя звучал так мощно, что заглушал все остальные звуки.
— При поддержке президента Республики, Министерства внутренних дел и Министерства обороны парижская мэрия делает все, что в ее силах, чтобы наш прекрасный город как можно быстрее обрел покой и вернулся к привычной жизни.
И… тишина.
— Это все? — презрительно фыркнула какая-то пожилая дама, отнимая ладони от ушей.
Дирижабль поплыл дальше. Через некоторое время короткое выступление мэра слово в слово повторилось над соседним кварталом.
Чертыхнувшись, пожилая дама тяжело опустилась на скамейку рядом с бомжом.
— Ну и чего нервничать? — проговорил тот философски. — Лишний выходной денек — радоваться надо…
Собравшиеся буквально испепелили его взглядом, как будто он произнес богохульство. Потом каждый повернул голову на запад, где в очередной раз повторялась речь мэра из дирижабля.
— Это просто магнитофонная запись… — разочарованно произнесла Тринитэ.
В сквере воцарилось уныние. Беженцы, нагруженные чемоданами и сумками с провизией, растерянно оглядывались по сторонам, как потерпевшие кораблекрушение на необитаемом острове.
Сильвен смотрел на эту картину с беспокойством и в то же время с некоторой долей интереса: он часто пытался представить себе, как будет выглядеть конец света.
«А что, если это и есть апокалипсис?» — спрашивал себя профессор, глядя на растерянную толпу. Может быть, он действительно наблюдает за началом глобальной катастрофы? Но ведь это уникальнейший шанс — увидеть зрелище столь грандиозное и… воистину последнее. Сильвен чувствовал необычное, сладостное опьянение, в котором было даже что-то нарциссическое. Это даже можно было назвать радостью…
— Ну, и что теперь?
Кто-то дергал его за рукав. Конечно же Тринитэ. Но малышка была права — долго оставаться в том состоянии, в котором пребывал Сильвен, было опасно.
Что же делать? Спасаться бегством? Укрыться где-то в городе вместе со всеми остальными? Но, может быть, он и Тринитэ еще могут сыграть вдвоем какую-то свою роль?
Сильвен колебался. «Я ведь хотел встретиться с Габриэллой», — вспомнил он. Но наконец он сам схватил Тринитэ за руку и повел к выходу из сквера. Раздраженно взглянув в небо, он пробормотал:
— Думаю, нам стоит потребовать объяснений у одной почтенной сотрудницы Ботанического сада…
Воскресенье, 19 мая, 10.00— Ах нет, месье Сильвен, мадам хранительницы уже нет, — ответил Жозеф, нервно теребя в руках бейсболку.
— Где же она? — спросил Сильвен, с изумлением обозревая разгром, царивший в Ботаническом саду.
Повсюду разъезжали грузовики, оставляя глубокие вмятины от колес на аллеях, газонах и клумбах. Бордюры, изгороди, таблички с надписями — все было разрушено и повалено.
Жозеф указал на один из грузовиков, в кузове которого стояла тесная перевозная клетка с тремя медведями. Взгляды у них были встревоженными и растерянными, как и у людей.
— Всех животных эвакуируют. Ваша мать уехала в семь утра, с самой первой партией…
— А куда их увозят? — неожиданно спросила Тринитэ, которая последние десять минут молча шла рядом с Сильвеном и младшим смотрителем зоопарка.
Жозеф покосился на Сильвена, не зная, что ответить. Но девочка смотрела на двух взрослых с такой настойчивостью, что Сильвен, хотя перед этим строго запретил ей вмешиваться в разговор, в замешательстве пробормотал:
— Это Тринитэ, моя… племянница.
— Я и не знал, что у вас есть племянница, месье Сильвен…
— И у племянницы есть вопрос, — заявила Тринитэ. — Куда Жервеза Массон увезла животных из зоопарка?
Жозеф судорожно сглотнул, словно находился на допросе, и ответил:
— В долину Шеврез, к югу от Парижа. Если потребуется, они будут перемещены оттуда в более безопасное место… — И словно желая подбодрить собеседников, прибавил: — Это все-таки лучше, чем во времена Парижской коммуны: в тысяча восемьсот семьдесят первом году парижане просто-напросто съели всех животных из зоопарка… Даже гиен!
Он нервно рассмеялся, но никто его не поддержал. То, что происходило вокруг, не располагало к веселью.
В зоопарке царило столпотворение: служащие, полицейские и даже пожарные открывали одну клетку за другой, громко переговариваясь:
