Николя Д’Этьен Д’Орв - Тайна Jardin des Plantes
— Тогда как сегодня… — она быстро взглянула на часы, — меньше чем за двенадцать часов уровень воды достиг… аж целых одиннадцати метров!
— И это без дождей, без гроз, без осадков, — заметил Сильвен, пораженный этими данными. — Невероятно!..
Некоторое время профессор и девочка молчали.
Они понимали, что за этим наводнением скрывается что-то гораздо более серьезное.
Чья-то преступная воля.
— Но как бы террористам удалось повысить уровень воды в реке?.. — с сомнением произнес Сильвен.
— Открыть шлюзы? — предположила Тринитэ, открывая книгу «Сена и ее история».
— Этого недостаточно!
Тринитэ повернулась к компьютеру и слегка фыркнула:
— О, вот еще что я нашла!.. «Эфемерида потопа», надо же!
Сильвен наклонился и посмотрел через ее плечо на экран монитора:
— Это еще что?
— Можно сказать, отчет о том, что нас ожидает в ближайшее время. Теоретический прогноз, составленный статистиками. Рассчитан на неделю.
И Тринитэ зачитала вслух это расписание грядущего Апокалипсиса:
«День первый. Начало потопа.
День второй. Затопление городских кварталов Марэ и Гренелль, расположенных на самом низком уровне и наиболее близких к Сене.
День третий. Вода заливает склоны парижских холмов: Бельвилль и Менильмонтан на востоке, Монмартр на севере, Шайо на западе, Монпарнас и Сент-Женевьев на юге…
День четвертый. Остров Ситэ полностью затоплен, видны лишь башни Нотр-Дам и Сент-Шапель и крыша Консьержери. Сорбонна стоит на берегу огромного озера.
День пятый. Вода достигает площади Трокадеро и Пантеона.
День шестой. Можно совершить лодочную прогулку по площади Тертр, у подножия Сакре-Кер на Монмартре.
День седьмой. Под водой скрывается верхушка Эйфелевой башни…»
Дочитав, Тринитэ застыла за компьютером. Пальцы ее дрожали.
— Но Париж ведь не может вот так исчезнуть… всего за неделю оказаться на дне моря!
— Совсем как Атлантида, — мечтательно пробормотал Сильвен, воображая экскурсантов в полном снаряжении для подводного плавания, готовящихся осмотреть Лувр и Нотр-Дам, а потом совершить прогулку по Елисейским Полям — проплыть над кронами похожих на гигантские водоросли деревьев, заглядывая в окна квартир, словно в иллюминаторы затонувшего «Титаника»…
— Опять завис! — с досадой сказала Тринитэ.
Взглянув на неподвижный курсор, Сильвен заметил:
— Нам еще повезло, что удалось подключиться к Интернету. Несколько кварталов уже остались без связи.
Тринитэ резко поднялась:
— Нужно идти! Вот теперь нам предстоит настоящая работа!
И прежде чем Сильвен успел хоть что-то на это сказать, она быстро расставила книги по полкам, выключила компьютер и, подхватив с кровати куртку Сильвена, протянула ее профессору.
— И где же мы займемся этой «настоящей работой»? — спросил он недоверчиво.
Тринитэ распахнула дверь квартиры, как если бы ответ скрывался за ней, и уже с лестничной площадки крикнула:
— У меня!
Сильвен вышел следом за девочкой, но, когда она начала спускаться по лестнице, в кармане у него зазвонил мобильник — впервые со вчерашнего вечера.
«Может, это мать?» — тут же подумал он, потеряв при одной мысли об этом часть своей уверенности.
Он вынул телефон и, увидев имя абонента, побледнел.
— Какая-то проблема? — спросила Тринитэ, обернувшись.
— Подожди меня внизу. Я спущусь через пять минут.
— Но…
Не дослушав ее, Сильвен захлопнул дверь. Напрасно Тринитэ прижала ухо к замочной скважине — ей не удалось ничего услышать, потому что Сильвен ушел вглубь квартиры. Распахнув окно, выходившее на развалины древнеримского амфитеатра, он перегнулся через подоконник и только после этого нажал клавишу соединения.
— Габриэлла?..
Воскресенье, 19 мая, полдень— Вы по-прежнему даете интервью, лежа в постели, месье Маркомир?
Немного поколебавшись, гуру ответил:
— Да, таковы обстоятельства.
Старая журналистка вздрогнула, заметив ледяной взгляд Маркомира, блеснувший из-под синих очков.
— А ваши гориллы так и останутся здесь?
Гуру слабо улыбнулся и откинулся на разноцветные подушки. Waterbed[10] заколыхалась, и «прилив» достиг колен журналистки, сидевшей у кровати с диктофоном в руке.
— Ну, хорошо, — сказал Маркомир и щелкнул пальцами. — Вы можете идти, я хочу остаться один с мадам… мадам?..
— Шмидт, — быстро ответила журналистка, в то время как пятеро мощных, наголо остриженных охранников молча покинули комнату. Движения их были механическими, словно у роботов.
Оставшись наедине с журналисткой, Маркомир окинул ее пристальным недоверчивым взглядом. Лет шестьдесят, упрямая, въедливая…
— Я вас слушаю…
— Я хочу написать о вас подробную статью, — с места в карьер заявила журналистка. — На всю последнюю полосу вторничного номера.
— Если «Фигаро» к тому времени еще будет выходить… — произнес Маркомир без всякой иронии, бросив мимолетный взгляд в окно.
В небе носились целые стаи птиц, как перед грозой.
— Что именно вы хотите знать? — спросил он затем у журналистки.
— У меня уже достаточно материала, но я бы хотела прояснить некоторые малоизвестные детали вашей биографии.
Она заметила, что при этих словах уверенности у Маркомира убавилось. Его улыбка застыла, взгляд помрачнел. Но он по-прежнему любезным тоном произнес:
— Я слушаю.
— Ваши родители назвали вас Жан-Мишель, в честь вашего дедушки с материнской стороны, Жана-Мишеля Фабриса, который выращивал виноград в Рабастане?
Маркомир застыл с открытым ртом. Потом быстро посмотрел по сторонам, словно в поисках поддержки. Журналистка снова заговорила:
— Когда вы уехали из родительского дома в возрасте тридцати двух лет — вас действительно выгнали за то, что вы избили вашу мать, которая провела восемь месяцев в больнице?
Маркомир побагровел:
— Но…
— Когда вы прибыли в Париж, вы действительно встретили Клода Бриана, торговца с блошиного рынка, который вовлек вас в занятия мужской проституцией, что и было вашим источником дохода в течение шести лет?
— Прекратите!
Гуру был вне себя. Он испытывал ужас при мысли о том, что охранники могли услышать эти кощунственные слова, и с трудом сдерживался, чтобы не закричать… и не задушить эту хрычовку, сидящую возле его кровати. Но журналистка невозмутимым тоном продолжала:
— Когда вы в ходе своей… профессиональной деятельности познакомились с герцогом де Лабарром, могли ли вы вообразить, что он воспылает к вам такой страстью, что завещает все свое имущество, в том числе и место, называемое «Цветочный город», в Тринадцатом округе Парижа? Могли ли вы вообразить, что он умрет спустя всего несколько недель после того, как впишет вас в свое завещание?
У главы Протейнианской церкви перехватило дыхание.
— Это… это… это клевета!
Журналистка оставалась невозмутимой. Лишь слегка ядовитым тоном она произнесла:
— Вы, как и я, знаете, что я ничего не выдумала.
С этими словами она протянула ему папку, на обложке которой было написано: «Протей Маркомир. Конфиденциальная информация. Министерство внутренних дел».
— Клевета… клевета… — бормотал он лихорадочно, пролистывая страницы и разрывая их одну за другой.
— Это всего лишь копия, месье Фабрис.
Услышав свою настоящую фамилию, Маркомир вздрогнул от отвращения. Ему все сильнее хотелось удавить эту старую мерзавку!
— И когда вы рассчитываете это опубликовать?
Посетительница обвела взглядом голые стены большой комнаты-мансарды, потом мягко улыбнулась:
— Думаю, вы уже догадались, что я не журналистка, месье Фабрис.
Маркомир, кажется, отчасти вернул себе уверенность и резким тоном спросил:
— Чего вы хотите?
— Я ведь уже сказала: мне нужны детали.
Гуру с негодованием указал на клочки бумаги, разбросанные по комнате:
— Какие вам еще детали? Кажется, и так все ясно. Ваши друзья хорошо потрудились!
— Информация, содержащаяся в этом досье, заканчивается за год до вашего… литературного триумфа.
Маркомир снова вздрогнул:
— Так вас интересует моя книга? «SOS! Париж»?
— Именно. И о ней я хочу знать все.
Маркомир судорожно сцепил пальцы. Затем обе его руки бессильно вытянулись на синем шелковом пододеяльнике. «Журналистка» молчала, столь же напряженная, как и он: все ставки в этой игре были сделаны.
— Это началось тринадцать лет назад, — наконец заговорил Маркомир глухим голосом, не глядя на собеседницу. — У моей церкви были серьезные проблемы с налоговой службой…
Теперь в его глазах читалось даже какое-то облегчение — как будто ему действительно нужно было выговориться.
