Александр Бруссуев - Радуга 2
— В ящике стола должен быть магнитный ключ, — ответил- Шурик, с наслаждением выпил коктейль из бульонов, вспотел и отрубился.
Иван пожал плечами и принялся за куриные ноги. Их как раз хватило, чтобы утолить голод и обнаружить, что начало смеркаться. Магнитный ключ действительно имелся, поэтому Ваньша пару раз порепетировал с входом. Входные створки теперь закрывались вполне самостоятельно, как в лифте. Для того же, чтобы попасть в «Дугу» требовалось только приложить этот кусок пластика к явившему себя в стене экрану, величиной с ладонь пигмея.
Тем временем на улице совсем стемнело, и Иван вышел на работу. Искать черный вход, вполне возможно запертый на ключ и захламленный, вопреки всем истерикам пожарных инспекторов, он не стал, пошел по пути, приведшему их сюда ранее.
На улице Большая Морская не горел ни один фонарь. Это было сделано, наверно, с целью экономии электричества: все равно никто по городу ночью не шастает. Вероятно комендантский час, и менты грозно шагают патрулями, держась круглосуточных магазинов, вокзалов и иных мест, где светло и безопасно. Нестыковочка: какие же круглосуточные магазины, если комендантский час? Ваньша выкинул из головы дурацкие мысли и, зайдя во двор, принялся выискивать место для могилы.
Пришлось начать от фундамента здания — здесь легче было сковырнуть остатки брусчатки, некогда служившей покрытием. Действуя ломом, он вывернул все, что было можно, даже асфальт. Дальше наступила очередь лопаты, и начал получаться аккуратный окоп для стрельбы лежа, потом — сидя, ну и наконец — стоя.
Правда, в самый разгар вгрызания в землю, пришлось отвлечься на некоторое время. Несколько человек, вооруженных пистолетами, прокрались с неизвестной целью во двор и попытались устроить стрельбу. Ивана они изначально не видели, поэтому прыгнули всем скопом на середину, заорали «стоять, сука» и по разу пульнули на свет своих включенных фонарей.
Но Ванадий к началу огня уже успел залечь на дно и сам изготовился к стрельбе. Первым же выстрелом он заставил уронить фонарь того нападающего, что был к нему лицом. Тот упал, но сразу подскочил, как ужаленный, и помчался на выход, подвывая и хватаясь за бок. Ивану удалось снять еще двоих, пока они расстреливали стену у него над головой, они уже никуда не побежали, а повалились, как кегли, друг на друга и принялись хрипеть. Последний догадался выключить свой источник света и побежать за раненным подельником. Ваньша тоже вышел в темноту, натянул ПНВ и двумя выстрелами положил обоих. Ему все больше нравилась его М16.
Расследование показало, что это были не милиционеры. Или менты, но не в форме. Один ТТ, два Макарова и еще неизвестный образец стрелкового оружия — арсенал «Дуги» пополнялся. Наличие пистолетов у левых людей могло означать только одно: народ начал вооружаться. Следовательно, государство — разоружаться. А где же чертово правительство?
Иван потушил дешевые китайские фонарики, освещавшие два слабо шевелившихся тела, одел прибор и вернулся к прерванному занятию. Через некоторое время он услышал мягкий шлепок чьих-то лап, опустившихся на землю в другом углу двора.
Время, потраченное Ванадием на подъем винтовки, обладатель лап использовал со свойственной ему решимостью: один из полумертвых агрессоров был схвачен, переброшен через плечо и умыкнут сначала на козырек подвального помещения соседнего здания, потом на мансардный выступ, потом на крышу. Иван все-таки выстрелил, когда большая длинномордая кошка бросила последний взгляд на двор, прежде чем ускакать в ночь. Очень хотелось верить, что не промазал.
Вот и зверье из лесов пожаловало. В пищевую цепочку самым естественным образом влился человек. Конечно, на самый верх. Только хищники пока об этом не знают.
Эдика похоронил на утренней заре. Сделал могилу, выложил камнями, установил табличку из листа фанеры: «Здесь лежит замечательный человек Эдуард, живший на улице Фурштадской. Руководил предприятием, офис которого был там же. Был богат, но щедр душою. Погиб, защищая товарищей. Светлая память!»
Конечно, земля просядет, но до тех пор, пока будет существовать «Дуга», исчезнуть могиле не дадут. Почти неизвестный парень Эдик навеки вписал свое имя в анналы истории. Может быть, как один из первых последних героев цивилизации.
Прочие тела Иван трогать не стал. Будут пищей для «мешков», не оставив ни имен, ни воспоминаний. Кто к чему стремился, тот то и получил.
В принципе, Ваня выполнил все, что от него требовалось. Можно было и двигать в сторону дома, но подлый Шурик был достаточно беспомощен. Еду ему надо было готовить, в туалет сопровождать, вообще большую часть времени он спал. С одной стороны это хорошо, потому как по словам бабушки из детских воспоминаний человек выздоравливает только во сне. С другой — вызывало обеспокоенность: степень вреда здоровью Иван определить не мог. Хорошо бы с врачами посоветоваться, да их-то и в прошлой жизни трудно было отыскать. В основном конъюнктурщики, продвигающие на рынок сомнительные и чрезвычайно дорогие лекарства, а также совсем равнодушные люди в белых халатах. Мясники ведь тоже имеют похожую униформу. Пробиваются доктора во всевозможные комиссии, создаваемые агонизирующими структурными подразделениями государства, и доктора, как таковые кончаются. Халтурка и есть халтурка. Сиди, делай вид осмотра и ставь штамп «Годен». Без разницы для чего: для управления транспортным средством, для работы, для временной работы, для разрешения на отдых, для занятия спортом, для службы и прочее, прочее. Ну, а если, к незадаче, откровенно «Не годен», то все равно «Годен», только за дополнительное вознаграждение. Была раньше всеобщая диспансеризация. Была, да сплыла. Чиновники от какого-нибудь минздрава, закричат, что она и есть. Ну так им-то, конечно, виднее. Каждая комиссия очень неохотно рассматривает результаты параллельной, даже если там сидят одни и те же врачи. И выносят вердикт: «Подтвердить». Ну, что же, подтверждаем. В кошельке становится не так тесно, зато какие-то девки на выписке справок ежедневно куда-то сдают по нескольку десятков тысяч рублей. Граждане окружены врачебным вниманием, то-то средний срок жизни в «россиянии» стремится к не к «ста», а очень даже к «полста». Диспансеризация, так ее и растак!
Таблетки в «Дуге» были, уколы — тоже, а еще бинты и жгуты. Но ни Иван, ни временами бодрствовавший Шурик, не очень в них разбирались. Надо было выходить в люди и отлавливать медицинского работника. Желательно престарелого еврея. Тот, по крайней мере, со своей патологической жадностью мог не растерять наработанные годами практики профессиональные навыки.
Но для начала Ваньше нужно было самому отмыться, отъесться и, главное, отоспаться.
Сколько времени он провел в кровати, сытый, мытый и бессознательный — не мог сказать никто: ни он сам, ни Шурик, ни хронометры. Проснулся в непонятном испуге, с больной головой, но отдохнувший. Его товарищу, наоборот, было нехорошо. Высокая температура и крайнее состояние слабости не свидетельствовали об улучшении здоровья. Иван ничего не мог придумать, кроме таблеток ампицилина тригидрата и литр жидкости каждый час. Шурик не сопротивлялся. Пил, сколько заставлял Ваньша, глотал колеса и пытался разговаривать. Сотрясение мозга двоило в глазах, голова кружилась, и больно было смотреть, но восстановившееся желание посещать туалет заставляло подыматься и двигать в сторону фаянсового стульчика. Иван помогал и терпеливо ждал, пока Шурик созревал до возвращения на диван.
Это принесло свои плоды: Шурик начал есть. С точки зрения практикующего механика Ваньша решил, что большей потери мощности уже не будет, раз в организм начало поступать топливо, и организм это топливо как-то перерабатывает.
Теперь можно было придумать, как добывать пропитание и где водятся старые евреи-врачи. Шурик не возражал остаться в одиночестве, хотя не в состоянии был сам ходить, даже держась за стену. Он силился не проваливаться в забытье, не очень похожее на сон, поэтому пытался говорить вслух. Если раньше, действительно, никто, кроме него самого разобрать слов не мог, то теперь Иван, порой, вступал в беседу.
— Почему в Библии про нательные крестики ничего не- говорится? — спросил Шурик у подвального свода.
— Потому что не было такого обычая, — ответил потолок- голосом Ивана, расслышавшего вопрос.
— А почему тогда в «Калевале» все их носят? Илмаринен- нательные крестики даже изготавливает в своей кузне. И золотые, и самые распространенные — серебряные.
— Ну да, помню четвертую руну:- Для меня носи, девица,
Ожерелье из жемчужин,
На груди носи ты крестик.
Говорит Вяйнямёйнен сестре Ёукахайнена, предлагая стать его женой. Та, правда, от тоски потом топится. Но действительно, на ней серебряный крестик. Да и вообще во многих местах упоминается. В 18 руне, например.
