Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер
Когда я с разгону остановилась у дверного проема, в классной комнате не было никого, кроме Джуда. Он распростерся на полу, бледный от пыли. На нем лежала огромная деревянная балка, и я увидела щепки, воткнувшиеся в его кожу. Тело его было все в крови, струйка ее текла изо рта. Это делало его слегка похожим на Джокера[69] из «Бэтмена».
Я моргнула.
Это больше не было трупом Джуда. Это поганец-фермер, издевавшийся над Мэйбл, лежал на полу, часть его головы превратилась в кровавое месиво, нога согнулась под странным углом. Как у провинциальной балерины. Линолеум превратился в землю, мухи забились в его раны.
Я снова моргнула.
Он исчез. На его месте была Моралес. Она лежала на полу, и лицо ее было скорее фиолетовым, чем синим. Оказывается, не зря я изучала основные цвета во втором классе школы. Красный плюс синий равняются фиолетовому, а Моралес всегда была краснолицей. Ей-богу, она теперь напоминала девочку-чернику из «Вилли Вонки».[70]
Я склонила голову к плечу и заморгала на труп с выпученными глазами, лежащий на застланном линолеумом полу. Я была уверена, что он исчезнет, как и остальные, если я отведу взгляд. Поэтому так и сделала.
Когда я снова посмотрела, он все еще был там.
42
Следующие пять секунд ощущались как пять часов. Прозвенел второй звонок, и мимо меня протиснулась светловолосая девочка по имени Вера, тащившая за собой школьного инспектора. Вера плакала. Хм-м.
— Когда я сюда вошла, она давилась, но я не знала, что делать!
От плача из носа Веры выдулся пузырь, и сопли потекли по губам. Гадость.
— Все назад! — закричала миссис Коннолли, школьный инспектор.
В дверном проеме теснились перепуганные ученики.
Я услышала звук сирен, и вскоре медики «Скорой помощи» и полицейские оттеснили учеников в сторону и возле двери класса образовалось пустое пространство. Люди плакали, пихались и вообще раздражали меня, поэтому я подалась назад, выбравшись из толпы. Перепрыгивая через две ступеньки, я бежала по лестнице, пока не оказалась на земле. Я не обедала. Я умирала с голоду, у меня кружилась голова, минувшей ночью я не спала. И, господи, помоги мне, всего этого не может происходить. Принимала ли я утром таблетки? Я не могла этого припомнить.
Спотыкаясь, я вышла из-под арки на просторную зеленую лужайку. Солнце слепило глаза, и мне захотелось его стукнуть. При мысли об этом я невольно захихикала. Потом хихиканье перешло в смех. Вскоре я уже смеялась так, что слезы струились по лицу. Чувствуя на шее влагу, задыхаясь, я упала на землю под деревом в углу кампуса. Безумно смеясь, я корчилась на траве и хваталась за бока, потому что они болели, проклятье, но все это было просто смешно!
Невесть откуда появилась рука, которая схватила меня за плечо и усадила. Я посмотрела вверх.
— Мара Дайер, так? — спросил детектив Гадсен.
Тон его был пытливым и ровным, но глаза — недружелюбными. Какое-то движение позади него привлекло мое внимание. В поле моего зрения появился Ной; увидев, с кем я говорю, он остановился. Я уставилась на свои ноги.
— Как собака? — спросил детектив.
Все, что я смогла сделать, — это не вскинуть потрясенно глаза. Я повернула голову, и волосы занавесом упали на мое лицо. Лучше укрыться, моя дорогая.
— Какая собака?
— Забавно, — сказал детектив. — Собака, из-за которой вы звонили в службу по отлову животных несколько недель тому назад. После того как я с вами поговорил, она просто взяла и исчезла.
— Забавно, — отозвалась я, хотя это не было забавным. Совершенно.
— Мисс Моралес была вашей учительницей? — спросил он тут же.
Была? Значит, она мертва. По крайней мере это было реальным. Невозможным, но реальным.
Я кивнула.
— Должно быть, для вас это тяжело.
Я чуть не засмеялась. Он и понятия не имел, насколько тяжело! А может… Может, имел?
Надо признаться, паранойя — уморительная штука. Что детектив вообще может знать? Что я подумала о смерти Моралес и та умерла? Безумие. Что я хотела, чтобы хозяин собаки поплатился за то, как с ней обращался, и он поплатился? Смехотворно. Мысли о чем-то не делают это «что-то» настоящим. Желание чего-то не превращает это «что-то» в реальность.
— Да, очень тяжело, — сказала я, снова кивнув, чтобы волосы еще больше упали мне на лицо и скрыли мою безумную ухмылку.
— Я сожалею о вашей потере, — сказал он.
Плечи мои задрожали от попыток подавить смех.
— Вы не знаете, была ли у мисс Моралес аллергия на что-нибудь?
Я покачала головой.
— Вы видели когда-нибудь у нее инъектор с адреналином?
Я покачала головой, потом поднялась на дрожащие ноги. В конце концов, я была дочерью юриста и даже при зыбкой связи с реальностью знала, что беседа закончена.
— Мне надо идти, — сказала я.
— Конечно. Отправляйтесь. И очень сожалею насчет вашей учительницы.
Я пошла прочь. Прочь от детектива и прочь от Ноя.
Но Ной меня догнал.
— Что случилось?
У него был непривычно участливый вид.
— Ты не появился этим утром, — сказала я, не глядя на него.
— Мара…
— Не надо. Просто… Не надо.
Я глядела прямо перед собой, сосредоточившись на дороге к классу.
— Все в порядке, Ной. Я не злюсь. Я просто… Мне надо идти. Я опаздываю на биологию.
— Уроки закончились, — медленно проговорил он.
Я остановилась.
— Что?
— Сейчас почти четыре часа. — Ной говорил тихим голосом. — И последний урок отменили. Я искал тебя повсюду.
Два часа. Я упустила больше двух часов. Я почувствовала себя так, будто падала, как будто кто-то выдергивал из-под меня землю.
— Тпру! — сказал Ной, положив руку мне на поясницу, чтобы поддержать.
Я стряхнула ее.
— Мне нужно идти, — сказала я.
Меня тошнило. Но потом вторая рука сжала мое плечо, и колени мои чуть не подогнулись.
— Эй, ребята, — сказал Даниэль серьезно. — Сумасшедший денек.
Я сглотнула: к горлу подступила желчь.
— Ты не очень хорошо выглядишь, Мара, — продолжал Даниэль.
Голос его теперь звучал спокойнее, но тревожная нотка еще слышалась.
Я убрала прядь волос, прилипшую ко лбу.
— Я в порядке. Просто немножко тошнит.
— Как раз к твоему дню рождения, — с натянутой улыбкой проговорил Даниэль. — Уверен, это для тебя такое разочарование.
— Дню рождения? — Ной перевел глаза с меня на Даниэля.
Я метнула на брата очень ядовитый взгляд. Он проигнорировал меня.
— Маре завтра исполняется семнадцать. Пятнадцатого марта, маленькой плутовке. Но она странно к этому относится, — объяснил Даниэль, снимая очки и протирая линзы. — Каждый год у нее ужасная депрессия, и мой долг старшего брата отвлечь ее от хандры, которая нападает на нее в день рождения.
— Я этим займусь, — немедленно сказал Ной. — Ты снят с крючка.
Даниэль широко улыбнулся.
— Спасибо, братец, ты настоящий друг.
Даниэль и Ной стукнулись кулаками. Я не могла поверить, что брат такое со мной сотворил. Теперь Ной будет чувствовать себя обязанным что-то сделать. Мне хотелось ударить их обоих по лицу. И блевануть.
— Хорошо, — сказал Даниэль, обхватив меня рукой. — Думаю, мне лучше забрать Мару домой. Или ты предпочитаешь, чтобы тебя вырвало в машине Ноя? — спросил он меня.
Я покачала головой.
— Я заеду за тобой завтра в одиннадцать, — сказал Ной, не сводя с меня глаз, пока Даниэль вел меня прочь. — Хочу тебе кое-что сказать.
43
Когда мы с Даниэлем вернулись домой, бумаги отца были разбросаны по всему столу в обеденной комнате, что случалось нечасто. Еще не успев закрыть дверь, мы услышали спор родителей. Я жестом попросила Даниэля притворить дверь бесшумно.
— Думаю, тебе нужно попросить о предварительном судебном разбирательстве.
— Процесс начинается в понедельник, Инди. В понедельник. А непосредственно перед этим будет судебное слушание — рассмотрение судом доказательств. Судья не позволит мне удалиться. Никоим образом.
Что случилось?
— Тогда позвони Майклу Ласситеру. Попроси его тебя уволить. Скажи, что найдешь себе замену. В таком случае судья может разрешить отложить слушание. Майкл ведь этого хочет, так?
— Сомневаюсь. Ему не терпится со всем покончить. — Я услышала, как отец вздохнул. — Ты и вправду думаешь, что с Марой все так плохо?
Мы с Даниэлем встретились глазами.
Мама не замешкалась с ответом:
— Да.
— После ожога ничего не случалось, — сказал папа.
— Насколько мы знаем.
— Думаешь, что-то происходит?
— Ты видел ее в последнее время, Маркус? Она не спит. Думаю, все хуже, чем она пытается показать. И то, что у тебя в разгаре процесс над убийцей, не помогает.
— Это стоит того, чтобы я лишился адвокатской практики?
Мама помолчала.
— Если подобное случится, мы можем переехать обратно на Род-Айленд, — тихо сказала она.
