Мишель Ходкин - Неподобающая Мара Дайер
Я утратила дар речи. Повернулась к Ною и уставилась на него с открытым ртом. Он казался безумно собой довольным.
— Еще одно преимущество, — сказал он, ухмыляясь.
Мы пошли по лабиринту выставки, по проходам. Я никогда в жизни не видела ничего подобного. Некоторые комнаты сами по себе были произведениями искусства: стены — художественная работа по металлу или вышитые гобелены в рост человека. Я добрела до скульптурной группы, до леса из высоких абстрактных частей, и они окружили меня. Они смахивали на деревья или на людей, смотря под каким углом взглянуть; сплавленные вместе медь и никель возвышались над моей головой. Меня изумил такой размах, изумили усилия, которые должен был затратить скульптор, чтобы создать нечто подобное. И Ной привел меня сюда, зная, что мне это понравится, он подарил мне хорошее настроение на весь день. Мне хотелось подбежать к нему и обнять так, как его никогда в жизни не обнимали.
— Ной?
Звук моего голоса отдался от стен, породив глухое эхо.
Он не ответил.
Я обернулась. Ноя не было. Мое радостное головокружение прошло, сменившись низким гулом страха.
Я подошла к дальней стене, высматривая выход, и впервые заметила, как ноют мои икры и бедра. Наверное, я уже немало успела здесь побродить. Огромное пространство поглотило звук моих шагов. Стена оказалась тупиком.
Мне нужно было вернуться тем же путем, каким я пришла, и я попыталась вспомнить, в какую сторону направиться.
Проходя мимо деревьев — или людей? — я почувствовала, как их безликие, бесформенные фигуры изгибаются в мою сторону, устремляются за мной. Я двинулась прямо вперед, хотя их ветви тянулись ко мне, пытаясь схватить. Хотя на самом деле они не тянулись. Они не двигались. Это все не по-настоящему. Я просто испугалась, и это не взаправду, и, может, я начну принимать таблетки, когда вернусь домой.
Если вернусь домой.
Конечно, я вышла из металлического леса невредимой, но потом очутилась среди громадных фотографий, запечатлевших дома в разной степени разрушения. Фотографии высились от пола до потолка, из-за чего казалось, что я иду между ними по настоящему тротуару. По кирпичным стенам вился плющ, согнувшиеся деревья прислонялись к зданиям, иногда полностью их загораживая. Трава могла незаметно прорасти и на бетонном полу Конвеншн-центра. И на фотографиях были люди. Трое людей с рюкзаками, они карабкались на ограду одного из участков.
Рэчел. Клэр. Джуд.
Я заморгала. Нет, это не они. Никого из них тут нет. На фотографии вообще нет людей.
Воздух сгустился, стал давить на меня, и я ускорила шаги. Сердце мое часто стучало, ноги ныли. Я ринулась между фотографиями, огибая острый угол, чтобы попытаться найти выход, но едва завернула за угол, как оказалась перед еще одной фотографией.
Тысячи фунтов битого кирпича и разрушенного бетона были разбросаны на поросшей лесом земле. То была картина уничтожения, как будто на здание налетел торнадо и от дома осталась лишь груда валунов и смутное ощущение того, что под развалинами находятся люди.
Это внушало благоговейный трепет… Каждый луч солнечного света, пробивавшийся через ветви деревьев, порождал идеальную преломленную тень на запорошенной снегом земле.
А потом пыль, кирпичи и балки зашевелились. Тьма сгустилась по краям моего поля зрения, снег и солнечный свет потускнели, оставив мертвые листья. Пыль, свернувшись, осела, а кирпичи и балки взлетели вверх и сами собой вновь собрались в здание. Я не могла дышать, ничего не видела. Потеряв равновесие, я упала, и глаза мои потрясенно распахнулись, когда я ударилась об пол. Но я больше не была в Конвеншн-центре.
Я вообще не была больше в Майами. Я стояла прямо перед психушкой, рядом с Рэчел, Клэр и Джудом.
31
ПРЕЖДЕ
Рэчел держала найденную в Интернете карту с детальным планом больницы. Здание было огромным, но его можно было исследовать от и до, если иметь в запасе достаточно времени.
Наш план состоял в том, чтобы проникнуть через подвальную дверь, найти склад и подняться на главный этаж — тогда мы сможем добраться до кухни. Потом еще один лестничный пролет приведет нас к комнатам пациентов и врачебным кабинетам детского крыла.
Открывая подвальную дверь, распахнувшуюся со стонущим скрипом, Рэчел и Клэр были пьяны от возбуждения. Полиция Лорелтона, скорее всего, перестала охранять это здание и лишь изредка совершала сюда долбаные проверочные набеги. Что идеально подходило Рэчел — ей не терпелось написать наши имена на доске в одном из врачебных кабинетов. Там уже значились имена других искателей острых ощущений (или идиотов, если посмотреть на вещи с другой стороны), осмелившихся провести тут ночь.
Клэр первой пошла вниз по ступенькам. Свет ее видеокамеры отбрасывал тени в подвале. Наверное, я выглядела такой же перепуганной, какой и чувствовала себя, потому что Рэчел улыбнулась и снова пообещала, что все будет прекрасно. И последовала за Клэр.
Я спустилась вслед за ними на самый нижний этаж психушки и почувствовала, как Джуд продел сзади палец в петлю на моих джинсах. Я задрожала.
Подвал был завален обломками, кирпичные стены осыпались, были ободранными и потрескавшимися. Сломанные трубы обнажились на потолке, и стало ясно, что тут полным-полно крыс. Когда мы шли мимо скелетообразных остатков каких-то стеллажей, лучи наших фонариков пронзали беспорядочные столбы пара или тумана и освещали то, что я тщетно пыталась игнорировать.
У противоположной стены этой части подвала, изгибаясь, тянулся вверх целый лестничный марш с прогнившими деревянными перилами. Лестница вела на главный этаж. На первой площадке (до нее было всего пять ступенек) стояло деревянное кресло с подголовником. Оно стояло там как некий жуткий страж, преграждая путь наверх.
Щелк. Вспышка камеры погасла — Рэчел сделала снимок. Я задрожала в своем пальто, и, наверное, у меня застучали зубы, потому что я услышала, как Клэр фыркнула.
— О господи, она уже психует, а мы еще даже не в процедурных.
Джуд поспешил на мою защиту:
— Оставь ее в покое, Клэр. Тут ледяной холод.
Это заставило ее заткнуться. Рэчел оттолкнула кресло с дороги, и, когда оно зацарапало твердый пол, у меня заломило зубы. Мы поднялись по изогнутой лестнице, стонавшей под нашим весом. Подъем был крутым, чувствовалось, что ступеньки расхлябаны, и я всю дорогу задерживала дыхание. Добравшись до верха, я чуть не рухнула от облегчения. Мы стояли теперь в гигантской кладовой. Клэр пинками отбрасывала с дороги изоляцию и всякий мусор, валявшийся тут десятилетиями. Она старалась держаться подальше от тех мест, где пол явно сгнил, пока шла через врачебную кухню и открытый кафетерий.
Щелк! Еще один снимок.
У меня кружилась голова, когда я следовала за Рэчел и воображала себе медсестер с суровыми лицами и санитаров, раздающих из-за длинного прилавка (он тянулся от одного конца обширной комнаты до другого) безвкусную кашу пускающим слюни, дергающимся пациентам.
Невероятно огромная и внушительная система натяжных блоков возвестила о нашем появлении в вестибюле, который вел к палатам первого этажа. Справа находились рычаги, контролировавшие систему, а за столом дежурной медсестры виднелись громадные грузы-противовесы. Сеть кабелей тянулась до потолка, а потом шла по потолку вдоль коридора; в каждую палату ответвлялся свой кабель. Кульминацией были тысячефунтовые железные двери. Веб-сайт предупреждал: не шутите с системой блоков. Один подросток, исследовавший ее в одиночку, оказался заперт по другую сторону двери. Его тело нашли шесть месяцев спустя.
Конечно, я не нуждалась в предупреждениях. Отец много раз рассказывал мне и братьям, насколько опасно это старое здание. Прежде чем заняться уголовным правом, он вел судебное дело против собственников этого участка и городских властей, представляя семью погибшего мальчика. Он должен был выиграть дело; у него было полным-полно доказательств. Но судья по необъяснимым причинам вынес решение не в пользу семьи мальчика. Может, в суде пришли к выводу, что парень сам был виноват. Может, подумали, что город нуждается в уроке.
Все, о чем я могла думать, — каково услышать, как захлопываются эти двери, почувствовать вибрацию гниющего пола, когда тысячи фунтов железа отрезают тебя от жизни. Каково знать, что никто за тобой не придет. Каково умирать голодной смертью.
Рэчел и Клэр пришли в еще больший восторг, когда мы миновали громадные связки кабелей и рычаги. Щелк. Вспышка осветила огромный вестибюль. Мы с Джудом вместе шли за ними, держась середины похожего на пещеру помещения. Слева и справа были палаты, и я не хотела к ним приближаться.
Мы двое шли медленно, луч фонарика Джуда танцевал на стенах. Мы приблизились к непроглядно-черной дыре, разверзшейся впереди. Когда Рэчел и Клэр исчезли за углом, я пошла быстрее — меня ужаснуло, что я потеряю их в лабиринте проходов. Но Джуд остановился и слегка дернул меня за пояс джинсов. Я обернулась. Он ухмыльнулся.
