Сказание о Синей птице - Цююань Ли

Долгими вечерами Юй сидел один и медитировал. Догорала свеча, вился последний завиток голубоватого дыма, меч Гуня поблескивал в холодном свете луны.

Я чуял запах крови, он будоражил меня.

Глядя на доску, я не мог сдержать восторга и дрожащими руками наконец сделал многообещающий ход.

Император Шунь покинул столицу, дабы наведаться с проверкой в свои северные владения.

И Юй вступил в игру. Он убил всех сторонников Шуня и казнил нелояльных вождей союзных племен. Советник императора стремительно взял под свой контроль Хуася. Небо над столицей сделалось мрачным.

Я сидел на заснеженной горе, убирая с доски «погибшие» черные шашки. Из каждой капала кровь, превращавшаяся в алые цветы мести на горном снегу. А в центре доски одиноко стояла черная пешка в лужице крови, сверкающей на солнце.

Когда император Шунь вернулся в столицу, Юй с мечом Гуня приветствовал его на въезде в город.

– Государь, народ поднял мятеж, и я их казнил, – сложив руки на груди, сообщил Юй.

– Почему бы тебе не убить и меня? – резко спросил Шунь. Ему донесли о событиях в столице.

– Государь, вы напуганы… – Ни на секунду не смутившись, Юй деловито приказал взять императора под стражу, и два могучих стражника встали по обе стороны от Шуня.

В главном зале собраний на троне сидел бледный, поникший правитель, а кресло советника, располагавшееся ранее внизу, теперь стояло возле трона.

– Государь – правитель страны, чье предназначение заключается прежде всего в совершенствовании добродетели. Поэтому позвольте нам, вашим министрам, заниматься делами государства, чтобы вам не о чем было беспокоиться. – Голос Юя эхом разлетелся по залу, слившись с одобрительными возгласами чиновников.

Император поджал губы и посмотрел на Шан Цзюня, своего старшего сына, стоявшего перед министрами. Тот, склонив голову, хранил молчание. В глазах Шуня отразилась глубокая тоска. Он равнодушно посмотрел на придворных и произнес:

– Все правильно, Юй. Вы мои глаза и уши в этой стране. Отныне за дела в государстве отвечаете вы.

– Чжу, ты запрешь его во дворце так же, как он запер твоего отца? – спросила меня Черная птица.

Я взглянул на черный игральный камень в центре поля, схватил его и швырнул далеко в снег.

– В императоре должна течь чистая кровь императора Хуан-ди, а Чунхуа простолюдин, с чего ему быть запертым? – холодно ответил я.

В зале собраний трон Шуня сдвинули с центра, а кресло Юя поставили вплотную к трону. Советник захватил власть в стране, император же стал марионеткой в его руках. Старший сын Шуня Шан Цзюнь был сослан в Юйчэн. Перед отъездом он долго разговаривал со своей матерью Нюйин.

– Матушка, Фанфэн из народа дунъи уже много раз присылал людей, выражая готовность объединить силы и вернуть трон. Что мне делать?

Нюйин поднялась и подошла к окну, в задумчивости глядя на луну.

Спустя некоторое время она медленно заговорила:

– Послушай, сынок, не связывайся с иноземцами. Престол не принадлежал твоему отцу по праву. Чтобы занять его, он убил министра Гуня, сослал моего брата Чжу и запер в покоях бывшего императора Яо… Все возвращается на круги своя. Теперь Юй, сын Гуня, заточил во дворце твоего отца и высылает тебя. Я ожидала что-то подобное. У тебя есть возможность стать правителем в Юйчэне и простить все обиды, чтобы твои потомки не враждовали с потомками Юя.

Шан Цзюнь кивнул со слезами на глазах.

– Матушка, я не знаю, когда увижу тебя вновь. И сильно переживаю за отца. Он слаб и уязвим. Не представляю, как поступит с ним Юй в отместку за смерть Гуня…

– Сын мой, не печалься о нас, – спокойно сказала Нюйин. – У каждого своя дорога, поэтому сам будь осторожен.

В свете луны глаза сестры наполнялись отчаянием. Мое сердце дрогнуло. В горах пошел мокрый снег.

Я выставлял белые камни, окружая еще одну группу черных камней, среди которых были те, что обозначали моих сестер – Эхуан и Нюйин.

Партия подходила к завершению, и вдруг я почувствовал, что меня неумолимо клонит в сон. Невидящими глазами я смотрел, как на доску падает снег.

Шунь отрекся от престола в пользу Юя, как все и ожидали.

Люди приветствовали доблестного Юя, обуздавшего воду в реках, и мудрого Шуня, уступившего власть, а в небесах слышалось пение. Создавалось ощущение, что я уже когда-то видел подобное. Знакомые сцены прошлого и настоящего. Я усмехнулся. Как эти глупцы могли не разглядеть за восторженным фарсом кровавый след, ведущий за кулисы истории?

Я наблюдал, как император Шунь в одиночестве вышел из дворца, неверными шагами прошел к повозке, запряженной тощей лошадью, и неспешно уселся в нее, сохраняя полное равнодушие на лице. Стражник опустил полог, скрыв от провожающих постаревшее и усталое лицо императора. За повозкой последовало несколько слуг. Одинокая повозка и плачущие сопровождающие исчезли в клубах дорожной пыли.

Император Шунь проехал тысячи миль на юг, прежде чем добрался до незнакомой ему земли Цанъу. Этот момент стал еще одним красивым эпизодом для будущих учебников истории – вместе с добрым именем императора Яо и отречением императора Шуня он будет вписан в летопись.

Не думаю, что хотел бы знать, вспоминал ли обо мне и о Юе отрекшийся император во время своей ссылки в бесплодные южные земли, представленной как инспекционный поход. Я неотрывно следил за призраком на доске, за тем, как повозка увозила его все дальше от родины. В пустых глазах Шуня за все время пути не промелькнуло ни проблеска мысли, ни отблеска жизненной силы. Когда обоз достиг горы Цзюи, было пасмурно. Лошадь встала как вкопанная и заржала, отказываясь двигаться дальше.

Император Шунь был серьезно болен. Он делался слабее с каждым днем с тех пор, как покинул столицу, и не мог слышать ржание лошади. Я видел стражников, которые в призывном плаче опустились перед ним на колени. По изможденному лицу императора текли ручейки слез.

Шунь так и не проронил ни слова. С момента отъезда из столицы он словно потерял дар речи.

Я безмолвно наблюдал за ним. Именно такого конца я желал для него. Слезы этого человека кололи мою душу, как острые льдинки. «Не проявляй сочувствия, слабости, он не заслуживает этого», – говорил я себе. Пламя внутри меня ревело и металось, как загнанный зверь, и попеременно с холодом разрывало сердце на части. Я опустил голову, пытаясь усмирить боль в груди.

В момент, когда Чунхуа испустил последний вздох, черный камень, обозначавший его на доске, вспыхнул ослепительным светом. Огонь в груди отозвался восторгом. Я протянул ладонь к потоку света и, как только коснулся его, мощная сила прошла от кончиков пальцев к сердцу. Необычайное ликование охватило все мое естество, я жадно впитывал энергию крови. Чем могущественней и влиятельней правитель из земного мира, тем лучше питает меня и вэйци его кровь.

Я с усмешкой посмотрел на его пепельно-серое лицо. Когда на кону такая сила, милосердие излишне. Убрать его из игры было наилучшим решением, я ни о чем не жалел.

Новость о смерти императора Шуня во время путешествия на юг достигла Пинъяна. Юй отменил приемы и объявил по всей стране трехлетний траур, во время которого запрещалось пить алкоголь и исполнять музыку. Таким он видел заключительный акт великолепного спектакля под названием «Южное путешествие и смерть императора Шуня в диких землях Цанъу».

Партия была окончена. Черные камни моих сестер одиноко лежали в окружении белых.

Я наблюдал за сестрами в черных одеждах, которые отправились на юг искать останки императора Шуня. Когда женщины достигли реки Сяншуй, горе потери возобладало над ними, и они не нашли в себе сил двигаться дальше.

Стоя лицом к бурной реке, две жены императора надрывно плакали друг у друга в объятиях. Что случилось? Почему их горе тронуло мое сердце? Я закрыл уши руками, кровь бурлила в груди, а проклятые вэйци яростно дрожали, как и все мое тело.