Карлос Сафон - Марина
— Чудесно. И в десять раз прекраснее, чем в мой последний визит, — ответил Герман. — Если он не перестанет расти, то скоро займет всю равнину.
Я заметил, что Герман говорил особенно бодро и оживленно, из чего стало ясно, что новости от доктора из Ла-Пас были замечательные. По дороге к выходу, пока Герман поддерживал непринужденную беседу о развитии железнодорожного транспорта с оторопевшим носильщиком, мы с Мариной могли поговорить наедине. Она сильно сжала мне руку.
— Как все прошло? — прошептал я. — Герман вроде бы весел.
— Хорошо. Очень хорошо. Спасибо, что приехал нас встретить.
— Спасибо, что вернулась, — ответил я. — Барселона опустела с вашим отъездом… Мне столько надо тебе рассказать.
Мы остановили у вокзала такси — старенький «Додж», который шумел сильнее мадридского экспресса. Мы ехали по улице Рамблас, и Герман, довольный, улыбался, глядя на людей, рыночные площади и цветочные киоски.
— Пусть говорят, что хотят, но такой улицы нет ни в одном городе мира, дорогой Оскар. Даже в Нью-Йорке.
Марина благосклонно слушала комментарии отца, который после поездки казался оживленнее и моложе.
— Чудесное утро, не правда ли? — быстро спросил Герман.
— Да, — ответил я.
— Так значит, вы сегодня не учитесь…
— Фактически, нет.
Герман перестал улыбаться, и на секунду я увидел мальчика, которым он был несколько десятков лет назад.
— Скажите, Оскар, у вас есть какие-нибудь дела сегодня?
В восемь утра я уже был у их дома, как и просил Герман. Прошлым вечером я сказал своему преподавателю, что у меня в понедельник праздник, и если меня освободят от занятий, то на неделе я буду вечерами заниматься в два раза больше.
— Не знаю, что там у тебя за дела в последнее время. Здесь не отель, но, конечно, и не тюрьма. Ты сам отвечаешь за свои поступки, — заключил падре. — И знаешь, что делаешь, — уже не так уверенно добавил он.
Когда я пришел на виллу в Саррье, Марина готовила корзину с бутербродами и термос с питьем. Кафка, облизываясь, внимательно следил за ее манипуляциями.
— Куда мы идем? — спросил я, заинтригованный.
— Сюрприз, — ответила Марина.
Чуть позже появился Герман, моложавый и полный сил, одетый как гонщик двадцатых годов. Он пожал мне руку и попросил помочь ему в гараже. Я согласился. Оказывается, у них есть гараж. А когда мы с Германом обогнули особняк, я увидел, что на самом деле их целых три.
— Оскар, я очень рад, что вы смогли к нам присоединиться.
Он остановился у третьей двери гаража, увитого плющом, размером с небольшой дом. Рычаг двери со скрежетом поддался. В сумраке помещения поднялся столб пыли. Казалось, гараж был закрыт лет двадцать. Остатки старого мотоцикла, ржавые инструменты и составленные друг на друга коробки были покрыты слоем пыли толщиной с персидский ковер.
Я заметил серый чехол, который предположительно скрывал автомобиль.
Герман взялся за край чехла и сказал мне сделать то же.
— На счет три? — сказал он.
На «три» мы сорвали покрывало с машины, как фату с невесты. Когда облако пыли рассеялось, слабый свет, струившийся между деревьями, представил моему взору необычную картину.
В недрах этой пещеры стоял великолепный «Такер» винного цвета пятидесятых годов, с хромированными покрышками. Я в восхищении уставился на Германа. Он гордо улыбнулся.
— Сейчас такие автомобили уже не делают, дорогой Оскар.
— Мы его выкатим? — спросил я, глядя на автомобиль, который мне казался музейным экспонатом.
— Оскар, перед вами «Такер». Не мы его выкатим, а он нас вывезет.
Через час мы уже мчались по дороге вдоль побережья. Герман буквально летел по дороге, закованный в свои доспехи гоночного пионера и вооруженный улыбкой победителя лотереи. Мы с Мариной расположились рядом с ним, на переднем сиденье. В распоряжение Кафки было отдано все заднее сиденье, где он спал в свое удовольствие. Нас все обгоняли, но другие водители глядели на нас с удивлением и восхищением.
— Когда есть стиль, скорость не важна, — прокомментировал Герман.
Мы почти добрались до Бланеса, а я все еще не знал, куда мы едем. Герман был поглощен дорогой, и мне не хотелось его отвлекать. В его манере управлять автомобилем была та же галантность, что и в обращении с людьми: он уступал дорогу пешеходам и кивал мотоциклистам и полицейским. В Бланесе я увидел дорожный знак с надписью «Муниципалитет Тосса-де-Мар». Я повернулся к Марине, и она мне подмигнула. Мне пришло в голову, что, возможно, мы едем в замок Тосса, но «Такер» проехал мимо населенного пункта и поехал по узкой дороге, которая уходила на север вдоль побережья.
Это была не просто дорога, а лента, которая вилась между небом и скалами, с сотней резких поворотов. На крутых склонах росли сосны, и меж их ветвей виднелось теплое синее покрывало моря. Внизу, в сотне метров, были десятки маленьких бухточек и труднодоступных излучин, вдоль которых пролегала секретная дорога между Тосса-де-Мар и Пунто-Прима, а километрах в двадцати было видно порт Сан-Фелиу-де-Гишольс.
Минут через двадцать Герман остановил машину на обочине дороги. Марина посмотрела на меня и кивнула в знак того, что мы на месте. Мы вышли из «Такера», и Кафка побежал впереди между соснами, как будто зная дорогу. Герман убедился, что машина стоит на ручнике и не скатится вниз, а Марина тем временем подошла к склону, спускавшемуся к морю.
Я последовал за ней и залюбовался открывшимся видом. Излучина в форме полумесяца под нашими ногами обнимала прозрачные изумрудные волны. Дальше низина пляжей с каменными глыбами аркой тянулась до Пунто-Прима, где силуэт скита Сант-Эльм бросался в глаза, словно часовой на вершине горы.
— Пойдем скорей, — поторопила Марина.
Мы зашагали вдоль сосен.
Тропа шла мимо старинного заброшенного дома, в котором теперь рос кустарник. Оттуда к золотистому галечному пляжу спускалась сверкавшая на солнце лестница, высеченная в скале. Увидев нас, в небо взметнулась стая чаек, и переместилась на вершину скалы, напоминавшей контурами замок в королевстве моря и света. Вода была такая прозрачная, что можно было разглядеть каждую мелочь на дне.
Вершина скалы выдавалась в центре, словно нос спущенного на воду корабля. Воздух был напоен запахом моря, и вдоль берега дул соленый бриз. Марина рассеянно смотрела на горизонт, подернутый серебряной дымкой.
— Это мое самое любимое место в мире, — сказала она.
Марина решительно настроилась показать мне все закутки скал.
Я сразу сообразил, что для меня такая прогулка может кончиться проломленным черепом или незапланированным купанием.
— Я не горный козел, — возразил я, стараясь доводами здравого смысла убедить ее отказаться от скалолазания без страховок.
Марина, пропустив мои увещевания мимо ушей, стала взбираться по гладким склонам над морем, залезая в расщелины, где прилив вдыхал и выдыхал, словно каменный кит. Я с риском для самолюбия следовал за ней, ожидая, что коварная судьба может в любой момент познакомить меня со всеми статьями закона всемирного тяготения.
И мой прогноз оказался верен. Марина перепрыгнула через небольшую расщелину, чтобы изучить грот в скале. Она сказала, что если это удалось ей, то я просто обязан попробовать.
В следующий момент мои ноги уже омывали средиземноморские волны. Я задрожал от холода и стыда. Марина с тревогой глядела на меня со скалы.
— Я в порядке, — жалобно протянул я. — Не ушибся.
— Холодно?
— Да что ты. Жара.
Марина улыбнулась и на моих изумленных глазах сняла белое платье и нырнула в воды лагуны. Через пару секунд она, улыбаясь, уже стояла рядом со мной. Купание в такое время года было полнейшим безрассудством. Но я решил не отставать от Марины. Мы рассекали волны энергичными движениями, а потом на холодных негнущихся ногах вышли греться на солнце. В висках стучала кровь, и я не мог с уверенностью сказать, что было тому причиной — холодная вода или мокрое нижнее белье Марины, которое было в пределах моей видимости.
Она заметила мой взгляд и пошла искать платье, которое лежало на склоне скалы. Я смотрел, как она лавировала между камнями и как каждый мускул ее тела напрягался под влажной кожей при движении. Я облизнул соленые губы и вдруг почувствовал, что дико проголодался.
Остаток дня мы провели в этом скрытом от всего мира уголке, поглощая бутерброды из корзины. Марина рассказала историю заброшенного особняка посреди соснового бора. Дом принадлежал голландской писательнице, которая из-за неведомой болезни постепенно теряла зрение. Понимая, что ее ожидает, она решила построить убежище в скалах и провести там свои последние светлые дни, сидя на пляже и любуясь морем.
— Писательница проводила время в компании немецкого пастора Саши и своих любимых книг, — рассказывала Марина. — Окончательно потеряв зрение, она сознавала, что никогда больше не увидит рассвет над морем, и попросила рыбаков, которые бросали якорь под скалой, позаботиться о Саше. Через несколько дней она на рассвете взяла лодку и заплыла далеко в море. Больше ее не видели.
