Астарта. Предназначение. Книга 3 (СИ) - Белышева Ольга

Его голос окончательно сорвался, и он замолк, хрипя и мучительно пытаясь вдохнуть.

— Я забрала вашего ребенка или своего? — удивленно спросила я, чувствуя, как слова сами срываются с моих губ, прежде чем я успела осознать их смысл.

Лари замер. Его глаза расширились, а лицо вдруг исказила злобная ухмылка.

— А... ты... как... — он закашлялся, будто воздух вдруг стал для него ядовитым. — Ты глупа...

Он не успел договорить. Его тело внезапно выгнулось назад, напоминая сломанную куклу. Это было похоже на раскладушку, только в обратную сторону. Раздался хруст — жуткий, глухой звук, который мог принадлежать только разламывающемуся позвоночнику. Один страшный щелчок — и все закончилось.

Лари рухнул на пол. Его тело застыло в неестественном положении, словно сломанный механизм. Тишина, наступившая после, казалась оглушающей. Лишь тяжелое дыхание Ясного нарушало мертвую тишину.

— Еще один, кто недооценил последствия своих решений, — тихо проговорил Ясный, опуская руку. Его холодные глаза на мгновение задержались на мне, и я почувствовала, как внутри все сжалось. Казалось, он видел мои мысли и страхи насквозь.

— Не бери в голову то, что он тут наговорил, — резко бросил Ясный, его голос звучал строго и не допускал возражений.

Я смотрела на это, но внутри меня не было боли. Не было обиды. Только пустота. Все, что Лари сказал обо мне, было пылью по сравнению с тем, что я пережила когда-то и сейчас в том числе. Но то прошлое, которое он заставил меня вспомнить, оказалось камнем, что все еще лежал на душе. Как мука, как незаконченное дело, несмотря на то, что я думала, будто отпустила это уже давно.

Тогда мое сердце было разбито, а душа раздираема на части. Я чувствовала, как моя жизнь рушится, как все, что я знала и любила, исчезает. Мгновения, когда каждая секунда казалась вечностью, а надежда ускользала, словно песок сквозь пальцы. Но я научилась жить дальше. Я выбрала не оставаться пленницей прошлого, не замыкаться на боли, а идти вперед, несмотря на все.

Нас выбирают, мы выбираем. Расставание с близким человеком всегда будет камнем на душе, даже если прошло много лет. Брошенная женщина долго помнит обиду, а брошенная мать с ребенком еще дольше. Но кто я чтобы судить? Я отпускаю и никогда не держу уходящего, смысла не вижу в том что бы держать рядом с собой «массу».

И сейчас эта пустота внутри была моей защитой. Никакие слова Лари, никакие обвинения или напоминания не могли сломать меня снова. Я уже прошла через худшее. Я выжила.

— Ты сильнее, чем кажешься, — неожиданно сказал Ясный. Его голос вдруг стал мягче, почти задумчивым. Он смотрел на меня так, будто видел что-то, что я сама отказывалась замечать. — Но пустота внутри может быть опаснее, чем боль.

Я молчала. Его слова задели меня, но я не позволила этому выдать себя. Вместо того чтобы ответить, я перевела взгляд на Лари. Его тело лежало неподвижно, словно остановившееся время. Я глубоко вдохнула, стараясь не позволить эмоциям взять верх.

— Что теперь? — спросила я наконец, обернувшись к Ясному.

Он усмехнулся, но в этой усмешке не было ни радости, ни злобы — только холодное, отстраненное понимание.

— Теперь мы движемся дальше, — сказал он.

Его слова эхом отозвались во мне. Да, именно так. Мы все имеем право на свободу. На выбор своего пути. И никто, абсолютно никто, не вправе осуждать нас за это.

Вопросы о том, есть ли у меня муж или как я живу, не должны волновать окружающих. Это моя жизнь. Мой путь.

Люди, которые продолжают придерживаться узких взглядов, осуждая других за их выбор, напоминают мне пугало, утыканное булавками. Они стоят на своем месте, неподвижные и беспомощные, пытаясь отпугнуть все, что выходит за пределы их ограниченного сознания. Все, что им непонятно. Но это их бремя. Их страхи. Их ограничения.

А я? Я выбрала идти дальше.

— Он больше нам не нужен, — продолжил Ясный. Его голос был ровным, но в нем теперь звучала холодная уверенность. — Ты сохранила его файлы у себя в интерфейсе. Скинь их мне. На досуге изучу их внимательно.

Я ничего не ответила, лишь кивнула. Внутри меня бушевали чувства, но внешне я старалась оставаться спокойной. Я продолжала смотреть на Ясного, пытаясь понять, что происходит у него в голове. Пытаясь постичь, что именно он чувствует. Но Ясный, как всегда, был загадкой — его лицо оставалось непроницаемым, словно высеченным из камня.

Я перевела взгляд на Лари и содрогнулась. Находиться в этом месте было невыносимо. Каждой клеткой тела я ощущала, как его присутствие, словно липкая грязь, пропиталось в мою кожу. Я хотела стереть его из своей жизни. Забыть, как дурной сон.

Но забыть было невозможно.

К сожалению, он ожил. Я молча смотрела, как охрана уводит его, и внутри меня на мгновение вспыхнула злость. Почему? Потому что ответов у меня до сих пор не было? Или потому что этот человек, причинивший столько боли, все еще дышит? Я не знала. Но тут же подавила это чувство. Злость не поможет.

Мы отправились в гостиницу.

После всех событий я чувствовала, как напряжение постепенно отпускает. Мы пообедали в уютном ресторанчике у моря. Легкий бриз приносил с собой аромат соли и водорослей, а солнечные лучи танцевали на поверхности воды, создавая иллюзию бесконечности. Это место казалось созданным для того, чтобы забыть все.

Позже мы вернулись в наш номер. Слегка пригубив два бокала превосходного вина, я позволила себе расслабиться. Все тревоги ушли на задний план, растворяясь где-то за горизонтом. Вид моря передо мной успокаивал и уносил мысли далеко-далеко.

Но не только море дарило мне покой. Рядом был мой маленький комочек счастья. Сын уютно устроился в моих объятиях, свернувшись, как котенок. Я нежно гладила его по голове, чувствуя, как его теплое дыхание и тихие, довольные вздохи наполняют мою душу гармонией.

Клавдия сидела на диване, поглощенная чтением книги, ее лицо было сосредоточенным, но умиротворенным. Богдан мягко покачивал Алину с Костиком на кресле-качалке, тихо напевая что-то под нос. А Ясный стоял на балконе, опираясь на перила, и смотрел куда-то вдаль. Его силуэт казался неподвижным, а лицо — задумчивым, почти непроницаемым.

Тишину нарушил резкий сигнал. Интерфейс замигал, извещая о новом сообщении. Я нехотя открыла чат — не хотелось возвращаться к делам, но игнорировать нельзя. Передо мной появилось голосовое сообщение от Якова, нашего куратора.

Его голос звучал напряженно, но сдержанно:

— Нужна помощь. Общее дело выходит за рамки дозволенного. Нужны слаженные действия.

Сообщение было странным, обрывистым, но в нем чувствовалась тревога. Яков явно опасался прослушки. Две вещи приходили мне в голову, когда он упомянул "общее дело". Это могло касаться либо таинственной лаборатории общества Туле, за которой они вели наблюдение, либо Черного леса, который его команда зачищала от остатков чужих после событий с Бабой-Ягой.

Я на мгновение замерла, пытаясь осмыслить услышанное. Тишина номера теперь казалась не такой уж умиротворенной. Морской бриз больше не приносил покоя — он, казалось, лишь подталкивал меня к новым размышлениям.

Глава 17 «Жизнь – самый лучший театр, да жаль, репертуар из рук вон плох.» (Оскар Уайльд)

Я ощутила легкое напряжение, будто что-то незаметное изменилось в окружающем пространстве. Это чувство неотступно подсказывало мне, что позже я о чем-то пожалею. Внутренний страх сковывал меня. Мое «Предчувствие» мигало желтым цветом. Непонятное чувство тревоги или неопределенности — вот о чем оно говорило. Что же это за дело такое, от которого меня так трясет? Насколько оно опасное? Очевидно, происходящее сильно выбивалось из привычных рамок. Никогда еще так сильно сердце не стучало перед каким-то делом или заданием. Что же сейчас не так? Я с трудом сглотнула и посмотрела на Ясного, который стоял на балконе:

— Ясный! — позвала я его.

Его взгляд был устремлен куда-то вдаль, словно он пытался разглядеть нечто, скрытое за горизонтом, или глубоко размышлял о чем-то важном. На лице читалась сосредоточенность, а в глазах вспыхивали отблески напряжения, будто он уже знал о случившемся. Возможно, сообщение от Якова достигло его раньше, чем меня. Когда я окликнула его, он обернулся резко, почти напряженно, как солдат, подчиняющийся команде. Его взгляд, привыкший выхватывать суть, теперь изучал меня, словно сканируя каждую деталь моего лица с безукоризненной аналитической точностью.