Иэн Бэнкс - Вспомни о Флебе
— Терпение, командир отделения, — ответил Хорза. Он закрепил проволоку и проверил её. Потом отступил назад. — Удобно? — спросил он.
— У меня болят внутренности, сломан подбородок, а в ладонь воткнулся обломок сенсора массы, — сказал Ксоксарл. — И мой рот немного изранен, потому что я кусал себя, чтобы получить всю ту убедительную кровь, которой я плевался. А в остальном все хорошо, спасибо, союзник. — Ксоксарл склонил голову, насколько это было возможно в его положении.
— Не уходите, пожалуйста. — Хорза тонко улыбнулся. Он поручил Йелсон охранять Ксоксарла и Бальведу, пока они с Вабслином сходят в щитовую включить энергию.
— Я голоден, — оповестил Эвигер, сел на поддон и открыл плитку рациона.
В щитовой Хорза мгновение изучал панели, выключатели и рубильники, а потом взялся устанавливать регуляторы.
— Я э-э… — начал Вабслин и почесал лоб сквозь открытое забрало шлема, — я спрашивал себя… твой сенсор массы скафандра… он работает?
В контрольной группе вспыхнули огоньки, ряд из двадцати слабо светящихся шкал. Хорза прочёл показания. — Нет, я уже смотрел, — ответил он. — Он регистрирует размытое эхо от поезда и ничего больше. Последние два километра одно и то же. Или мозг удалился с тех пор, как был разрушен корабельный сенсор, или сенсор моего скафандра не функционирует, как положено.
— Дерьмово, — вздохнул Вабслин.
— К чёрту, ну и что? — Хорза перебросил несколько выключателей. Засветились новые шкалы. — Включаем ток. Может, что-нибудь придёт в голову.
— Да. — Вабслин кивнул. Он выглянул в открытую дверь, будто хотел посмотреть, не загорелись ли уже лампы, но всё, что увидел, был тёмный силуэт Йелсон на сумрачном перроне. За ней тенью обозначился отсек поезда в три этажа высотой.
Хорза подошёл к другой стене и установил рубильник. Потом постучал по двум шкалам, посмотрел в яркий экран, потёр ладони и приложил большой палец к кнопке на центральном пульте. — Вот он, великий миг, — сказал он.
И вдавил кнопку.
— Да!
— Хэй-хэй!
— Давно пора было, если ты спросишь меня.
— Хм, малыш, значит, вот как это устроено…
— …Дерьмо! Если бы я знал, что он такого цвета, я бы ни разу даже не откусил…
Хорза слушал остальных. Он глубоко перевёл дыхание и посмотрел на Вабслина. Коренастый инженер немного щурился в ярком свете ламп и улыбался.
— Великолепно, — сказал он, оглядел помещение и кивнул. — Великолепно. Наконец-то.
— Отлично, Хорза! — крикнула Йелсон.
Хорза услышал под полом движение других, больших переключателей, автоматики, связанной с главной кнопкой, которую он только что нажал. Комнату наполнил слабый гул, и вокруг них в воздух поднялся запах сгоревшей пыли, подобно тёплому запаху проснувшегося животного. Свет втекал через дверь со станции. Хорза и Вабслин проверили несколько приборов и вышли.
Станция была ярко освещена. Она сияла; серо-чёрные стены отражали свет прожекторов и покрывающих потолок светящихся полей. Поезд Командной Системы, который сейчас можно было разглядеть по-настоящему, заполнял станцию от одного конца до другого: сверкающее металлическое чудовище, похожее на гигантскую андроидную версию сегментированного насекомого.
Йелсон сняла шлем, взъерошила пальцами коротко подстриженные волосы и посмотрела вверх и вокруг. Яркий жёлто-белый свет, льющийся с потолка станции, заставил её прищурить глаза.
— Ну! — Юнаха-Клосп подлетел к Хорзе. Корпус машины сверкал. — Где точно этот прибор, который мы ищем? — Машина придвинулась ближе к лицу Хорзы. — Твой сенсор его регистрирует? Он здесь? Мы нашли его?
Хорза ладонью отодвинул машину в сторону.
— Дай мне время, робот. Мы ведь только пришли. Я включил ток или нет? — Он шёл дальше, сопровождаемый Йелсон, которая все ещё осматривалась, и Вабслином, который тоже делал большие глаза, которые главным образом касались сверкающего поезда. Внутри него горел свет. Станция наполнилась жужжанием моторов на холостом ходу, шипением воздушных магистралей и вентиляторов. Юнаха-Клосп летал вокруг лица Хорзы. Он вертелся вокруг него в воздухе, постоянно оставаясь на высоте головы.
— Что ты тянешь? Тебе ведь достаточно только посмотреть на экран. Ты сможешь на нём опознать мозг или нет? — Робот приблизился и опустился, чтобы посмотреть на регуляторы и маленький экран на манжете скафандра Хорзы. Хорза отпихнул его в сторону.
— Я принимаю помехи от реактора, — сказал Хорза Вабслину. — С этим мы справимся.
— Осмотри-ка ремонтную зону. Разведай её! — посоветовала машине Йелсон. — Будь полезным!
— Он не работает? Я прав? — возликовал Юнаха-Клосп. Он держался вровень с Хорзой, всё время поворачиваясь к нему передом и летя задом наперёд. — Этот трёхногий безумец разбил сенсор массы на поддоне, и теперь мы слепы. Мы опять на первом игровом поле, верно?
— Нет, — нетерпеливо возразил Хорза, — совсем нет. Мы отремонтируем сенсор. А ты не мог бы для разнообразия сделать что-нибудь полезное?
— Для разнообразия? — переспросил Юнаха-Клосп тоном, в котором слышалось оскорблённое чувство. — Для разнообразия? Ты забыл, кто спас вам всем жизнь, когда наш сладкий маленький идиранский контактер начал буйствовать?
— Ну хорошо, робот, — прошипел Хорза сквозь зубы. — Я сказал «спасибо». А теперь ты бы мог осмотреть станцию, на тот случай, если там есть на что посмотреть.
— Например, мозг, который ты не можешь обнаружить этим бесполезным сенсором? А что собираетесь делать вы, пока я работаю?
— Отдыхать, — ответил Хорза. — И думать.
Он остановился перед Ксоксарлом и осмотрел его путы.
— О, великолепно, — надменно заявил Юнаха-Клосп. — Что же не даёт вашим раздумьям принести фантастические результаты…
— К чёрту, Юнаха-Клосп! — Йелсон тяжело вздохнула. — Можешь уйти или остаться. Только заткнись!
— Понятно! Хорошо! — Юнаха-Клосп отступил назад и поднялся вверх. — Тогда я ухожу совсем! Я немедленно… И он улетел. Хорза крикнул ему вдогонку:
— Прежде чем уйти, скажи, ты не слышишь никакой тревоги?
— Что? — Юнаха-Клосп остановился. Вабслин с мучительным выражением на лице оглядел блестящие стены станции, будто пытаясь услышать частоты, на которые его уши не были рассчитаны.
Юнаха-Клосп мгновение помолчал, потом ответил:
— Нет. Ничего тревожного. Я пошёл. Осмотрю второй поезд. Вернусь, когда мне покажется, что вы в более любезном настроении.
Он повернулся и умчался прочь.
— Доролоу смогла бы почуять тревогу, — пробормотал Эвигер, но никто его не слышал.
Вабслин смотрел на поезд, блестевший в свете станции и сиявший, как и сама станция перед ними.
…что это? свет? или мне кажется? я умираю? умираю? сейчас, так рано я думал, что ещё поживу, и я не заслужил этого…
свет! это свет!
я снова могу видеть!
В собственной крови, растёкшейся по холодному металлу; с разбитым и искалеченным телом. Он открыл свой неповреждённый глаз как можно шире. Слизь на нём засохла, и он поморгал, чтобы освободиться от неё.
Тело как тёмная и чужая страна боли, континент муки.
…Остался один глаз. Одна рука. Одной ноги не хватало, просто обрублена. Вторая парализована, а третья сломана (чтобы быть совершенно уверенным, он попробовал ею пошевелить. Боль прожгла огнём, как молния затенённую землю, которая была его телом и его болью), а моё лицо… моё лицо…
Он чувствовал себя раздавленным насекомым, которое дети оставили лежать после ужасной игры. Они сочли его мёртвым, но он устроен иначе, чем они. Несколько дырок ничего не значили; ампутированная конечность… ну, его кровь не брызнула, как у них, когда им отрывают руку или ногу (он вспомнил записи о вивисекциях человека), а у солдата не бывает шока, вовсе не то, что при их убогой, мягкой и дряблой плотской системе. Ему выстрелили в лицо, но луч или пуля не пробили внутреннюю роговую оболочку мозга и не перебили ни одного нерва. То же и с глазами. Они были выбиты, но вторая сторона лица осталась неповреждённой, и он всё ещё мог видеть.
Так светло. Его взгляд прояснился, и он смотрел, не двигаясь, на потолок станции.
Он буквально чувствовал, как медленно умирает. Это было какое-то внутреннее знание, которого у них, вероятно, тоже не было. Он чувствовал, как его кровь медленно вытекает внутрь тела, чувствовал нарастающее внутреннее давление и как кровь слабо просачивается сквозь разрывы в роговой оболочке. Останки скафандра помогли бы ему, но не спасли. Внутренние органы отключались один за другим. Желудку не переварить последней пищи, а передний лёгочный мешок, в нормальных условиях содержащий насыщенный кислородом аварийный запас крови на случай, если телу придётся мобилизовать последние силы, опустел; ценное горючее было растрачено в заведомо проигранном бою, который его тело вело против падающего кровяного давления.
