Михаил Пухов - Путь к Земле («Кон-Тики»)
– Есть еще одно обстоятельство, – продолжал Коршунов. – Возможно, оно покажется несущественным, но для меня оно таковым не является. Я не компьютер, а человек, и мне свойственно делать ошибки. Поэтому я не могу выбрать путь, на котором обязан действовать безошибочно. Если, конечно, у меня есть выбор. Нет, я предпочту вариант, который оставляет мне право на ошибку и одновременно возможность ее исправить. Даже вернуться с полпути, если будет необходимо. Мы на периферии привыкли действовать именно так, потому что нам не на кого рассчитывать, кроме как на самих себя. Пусть этот путь не столь экономичен и эффективен, зато он гибче, он дает время собраться с мыслями, он, надежнее.
Коршунов ткнул указкой в Луну на дисплее.
– Четверть дороги, пройдена, – сказал он. – Теперь у нас появились три вещи: пустые баки, возможность их наполнить и время для размышлений. И мы пойдем не прямо на Землю, как здесь предлагалось, мы пойдем во внутреннюю точку либрации. – Он показал куда-то между Луной и Землей. – Хватит полторы тонны, в крайнем случае две. Там находится автоматический танкер «Лагранж», и это все, что нам требуется. Когда мы придем туда, у нас опять будут те же три вещи: пустые баки, возможность их заправить и время для размышлений. От «Лагранжа» мы могли бы идти в атмосферу, как здесь предлагалось, и это гораздо проще, чем идти в атмосферу отсюда, но мне не очень-то нравятся игры в духе Вильгельма Телля, особенно когда приходится целить даже не в яблоко, а в его кожуру. Но после заправки нам хватит топлива на переход к Земле и обычное торможение, обычный переход на орбиту без всяких тормозных эллипсов. И вот мы уже на орбите, на своей, а «Коперник» на своей, и у нас вновь есть время для размышлений, и мы цепляемся за станцию и выходим к ней примерно так же, как вышли к «Гагарину», и у нас снова появляются три вещи: пустые баки, то, чем их можно заполнить, и время для размышлений. Вот как мы пойдем, и почти всюду на этом пути у нас будет возможность исправить ошибку, если мы ее сделаем.
И он сел, и никто уже не отговаривал нас, и только режиссер Женя шептался со своей командой на ту тему, что в точку либрации никого посылать не следует, там нет ничего интересного, это можно снять на макете, а на «Копернике» у них оператор есть, так что им остается заснять наш старт с нескольких точек, чтобы потом обратным кадром показать заодно и причаливание.
Словом, план был выслушан и одобрен, и никому из присутствовавших нельзя поставить в вину, что на деле события развернулись куда драматичнее…
6. Тьма
Стартовая площадка была ярко озарена прожекторами. Несомненно, свет некоторых из них, невидимый в вакууме, рыскал сейчас в темноте в поисках «Кон-Тики», но усилия были тщетными – Коршунов ловким маневром ушел из следящего луча, а вновь нащупать столь утлое суденышко в глубине космоса смогла бы разве что автоматическая противометеоритная система. Однако данными прожекторами руководили вовсе не роботы.
Мы снялись с верхней палубы «Гагарина» (а сюда перегнал «Кон-Тики» кто-то из местной стартовой команды ночью, пока мы спали) над центром обратной стороны Луны, несмотря на настойчивые уговоры ТВ подождать до стороны освещенной, на которой условия съемки гораздо предпочтительней. Мы были неумолимы. Пришлось им прибегнуть к искусственному освещению, а теперь, после маневра Коршунова, оно стало бессильным и бесполезным. До станции все еще было рукой подать – она выглядела черной прямоугольной тенью на фоне звездного неба, окаймленной ходовыми огнями, верхняя же площадка казалась самостоятельным летательным аппаратом, подобным Лапуте, на которой некогда побывал Гулливер.
Мы уходили от станции со скоростью пешехода разгон, по мнению Коршунова, следовало начать минут через 10–15 после старта. Так мы гораздо точнее выйдем к «Лагранжу» и сбережем много топлива. Хотя, казалось бы, чего там особенно экономить – все равно заправляться…
– Полный порядок, – сказал Коршунов. В кабине было темно, только неярко мерцали индикаторы на пульте управления. – Они нас уже не найдут. Рассказывай, что было дальше.
Утро для меня началось с хлопот по снабжению и заправке «Кон-Тики». Прикинув, что до «Лагранжа» нам с лихвой хватит тонны топлива, я поставил в заявке на всякий случаи «1500 кг» и дал подписать Коршунову. Он изучал бланк несколько секунд, потом исправил 1 на 3 и расписался внизу. «Лихость твоя мне нравится, – ответил он на мой недоуменный вопрос. – Ты все рассчитал правильно. Но мы идем в космос, не на орбиту, впереди сутки полета. В таких случаях лучше иметь запас на обратный путь, раз уж есть возможность. Мало ли что может случиться»
По второй части заявки – воздух, вода и прочее на 10 суток – замечаний у него не возникло. «Именно десять. Больше десяти дней не продержимся, обязательно куда-нибудь свалимся». Я взял подписанный документ и отправился в диспетчерскую. Там-то и начались непредвиденные осложнения, о подробностях которых Коршунов желал сейчас услышать. Я сунул бланк в приемную щель машины, и та незамедлительно выплюнула его обратно! На дисплее зажглась надпись: «Не указана цель полета».
– А ты что? – спросил Коршунов. В общих чертах он уже звал о происшествии, был осведомлен и о результатах, сейчас его интересовали детали.
– Я написал на бланке «Земля» и сунул бумагу обратно в машину.
– Молодец! – похвалил Коршунов. – А она?
– Тут же выбросила назад На дисплее загорелось: «Заправка не разрешается. Судно не приспособлено для полета к планетам, имеющим атмосферу. В заявку следует включить требование об установке на судно стабилизаторов и тормозных щитков».
– А ты? – спросил Коршунов. Зная его «любовь» к компьютерам, нетрудно понять, что ситуация его развлекала.
– Я, естественно, зачеркнул слово «Земля», вписал «Луна» – и туда же.
– Находчиво! – определил Коршунов и посмотрел на часы. – Кажется, нам пора. Держись, штурман!
Двигатель загремел. Разгонялся Коршунов, как всегда, на предельном режиме. Ускорение продолжалось с полминуты. Когда двигатель умолк, станция потерялась позади, а цифры на указателе топлива уменьшились ровно на тонну.
– Скорость? – осведомился он.
– Параболическая! – сказал я. – Даже немного больше…
– Нехорошо, – поморщился он в тусклом свете индикаторов. – Терпеть не могу парабол. Чуть меньше скорость – и сваливаешься на эллипс. Чуть выше – ты уже на гиперболе. А между ними – дистанция огромного размера. Давай-ка для надежности бросим еще литров двести. Неоптимально, конечно, зато выиграем много часов. Гипербола – единственная порядочная кривая…
Двигатель загрохотал снова, на сей раз всего на несколько секунд. Потом замолчал – очень и очень надолго.
– А что дальше? – спросил Коршунов. – Ты написал «Луна»…
– Она опять вернула заявку. Теперь на дисплее значилось: «Заправка не разрешается. Судно не приспособлено для полета к планетам, не имеющим атмосферы. В заявку следует включить требование об установке на судно посадочных амортизаторов».
– Я волком бы выгрыз бюрократизм! – с чувством процитировал Коршунов – Тебе следовало назвать второй причал «Гагарина».
– Я думал об этом. Проклятая машина не выделила бы нам трех с половиной тонн топлива и ресурса на десять дней для перелета с причала на причал. Я исправил «Луна» на «Земля» и вписал требование насчет тормозных щитков. В результате «Кон-Тики» утяжелился на полсотни килограммов. Но если бы я оставил «Луна», навеска была бы вдвое тяжелее. Правда, еще не поздно от них отделаться.
– Я смотрел, – сказал Коршунов. – Приварено насмерть. Но не огорчайся, штурман. Может, еще пригодятся. Кто знает…
Я не ответил. Впереди вспыхнула огненная линия горизонта. Затем появилось Солнце. Его лучи озарили пейзаж под нами: бесчисленные кратеры, очень рельефные при боковом освещении. Они не только уносились назад – к этому мы успели привыкнуть, – но и уменьшались буквально с каждой минутой. «Кон-Тики» набирал высоту, и это было заметно на глаз. Луна стала уже шаром – громадным, но отчетливо выпуклым. Высота росла: 200 км, 300, 400…
– Вот и она! – Коршунов показал вперед. Над горизонтом поднималась облачная дуга Земли – словно птица с отогнутыми назад крыльями. – Несколько дней, и мы будем там. Не верится?..
С момента отделения от станции прошло каких-то полчаса. Высота увеличивалась: 600 км, 700, 800… Луна суживалась, по площади она занимала, наверное, всего процентов десять небесной сферы.
Запомни этот момент, штурман! – Цифры на альтиметре быстро сменялись. – 1650 км, 1700, 1750… – Шельф кончился, впереди открытое море!
Да, мы удалились от Луны на величину ее радиуса, траектория задиралась все круче. К исходу первого часа поднялись более чем на три тысячи километров, Земля уверенно подбиралась к зениту, вектор скорости запрокидывался. Мы шли к Земле, это было несомненно. Луна все еще доминировала в небе, но была уже не внизу, а позади нас!
