Сергей Цикавый - Шаги в глубину
— Ага, — безмятежно отозвалась я.
Карпцова открыла рот, подумала и решила просто положить туда еще порцию желе.
— Идиотизм, — буркнула она с набитым ртом.
— Ну, мы же не планируем целоваться с местными жителями. Мы отвезем груз на станцию сцинтианских наблюдателей и свалим.
— Все равно идиотизм.
— Я думала, что ты обрадуешься. Новые горизонты, запрещенные знания, — я пальцами изобразила в воздухе кавычки. — Ну и все такое. Вирусы же тебе потрошить понравилось.
— Вирусы — это одно. Трехкилометровые твари, занимающиеся космокреацией, — совсем другое.
— Фу, позорище, — сказала я. — А еще ученая. Как тебя, брезгливую, в проектах канцлера терпели?
Карпцова надулась. Я смотрела в тарелку и прокручивала в памяти последние события, на фоне которых скоростная доставка стекла казалась мне совсем не интересной.
— А ты какая-то странная, — сказала вдруг Мария.
— Что?
Я опомнилась и посмотрела на нее. Карпцова с интересом меня разглядывала — с интересом и улыбкой.
— Говорю, ты странная. Может, тебе в качестве терапии надо иногда убивать Дональда?
— Да пошла ты!
— Шучу-шучу, — ухмыльнулась Мария, порозовела и изобразила защиту ладонями. — Но такая ты мне нравишься больше.
— Не смей коситься на мою задницу, — сказала я, допивая кофесинт. — Мне парни больше нравятся.
— Я уже поняла, — рассмеялась Мария. — А чего это ты с утра уже пьянствовала?
— Да так, — уклончиво сообщила я.
— Праздновали или смелости набирались?
Я смотрела на эту лукавую мордашку и с трудом сдерживалась от ответной улыбки. Не скалиться, не скалиться, не скалиться! Нечего тут, я и сама еще толком не насладилась новой жизнью. Да, я жадная, не хочу делиться, но у меня слишком мало хорошего было в последнее время, чтобы носиться со своим сокровищем на вытянутых руках.
Я его просто погрею и побаюкаю.
— Да что это за пьянка? — отмахнулась я. — Так, кафтиана бутылку раздавили на двоих.
— Кафтиа-ана? — протянула Карпцова с плотоядной ухмылкой. — Нашему капитану нужна девочка Алекса, а не инквизитор Алекса?
— Не поняла.
— Кафтиан, — академическим тоном начала Мария, — темное галинезийское пиво, продукт брожения «А»-ячменя, полусинтетическая технология… Ля-ля-ля, не помню, как там. Особенности влияния на организм: снижение критического восприятия и внимания. Законами некоторых планет даже запрещен по этой причине.
Я нахмурилась. В принципе, я всегда хорошо сопротивлялась действию спиртного — мне так казалось, во всяком случае. Но снижение критического восприятия, о котором я, кстати, благополучно забыла… В груди что-то противно заскреблось, когда я выстроила цепочку из изнаночного освещения и празднования до радостной новости, а не после.
— Эй, ты куда? — услышала я за спиной.
«Похмеляться, Карпцова. Похмеляться».
* * *
Я налегла спиной на дверь каюты и два раза глубоко вдохнула.
— «Телесфор».
— Да, Алекса.
Ох, как не хочу ни о чем разговаривать с этой тварью. Но придется.
— «Телесфор», ты проводил прямое изучение моей памяти или личности?
— Сожалею, Алекса. Я не могу предоставить эту информацию.
И я тебя ненавижу. К сожалению, это еще ничего не значит.
— Сегодня около девяти было произведено изучение файлов ядра виртуального интеллекта, — сказала я. — Нужна информация по просмотренным файлам.
— Это закрытые файлы, Алекса, — отозвался ВИ. — К сожалению, я не могу…
— Помолчи. Мне нужна информация по папке… — Я зажмурилась и начала выдавать цифры вперемешку с буквами.
Каждый символ в моей памяти словно бы кто-то подсвечивал целеуказателем. Это была моя папка, в которой хранился ключ к моим кошмарам. Даже не будь я инквизитором, я все равно бы запомнила все до последнего знака — с одного взгляда.
— Запрос принят, Алекса. Какого рода данные нужны?
Я облизнула губы:
— Свойства.
— Класс: виртуальная папка, — сообщил виртуальный интеллект. — Тип: зеркало. Отзеркаленный объект: информация закрыта. Создана сегодня в семь шестнадцать. Внимание! Некоторые данные по свойствам файлов искажены. Прямое использование капитанских полномочий. Внесены изменения в такие категории: время создания, время…
Голос затухал у меня в голове. По-прежнему там было пусто, одиноко, и по-прежнему там стояла маленькая девочка, которая на несколько часов потеряла веру в свой личный ад.
Я улыбнулась и села на пол.
«Спасибо, обормот. Ты хотя бы попытался».
Глава девятнадцатая
Я открыла глаза и приложила руку ко лбу: горячо. Тело, которому запретили смотреть сны, чувствовало и вело себя на манер побитого волосатика: ныло, поскуливало, и от этих ощущений на глаза наворачивались слезы беспомощной жалости.
«Жалости к себе. Прекрати сейчас же».
Встать, дошлепать до душевой кабинки и оторваться там всласть — это предел моих мечтаний. Это, черт побери, мой предел. Я пыталась не думать о том, как здорово все было раньше. Как хорошо было становиться под ионизированную воду после славного штурма, как клево смывать с себя пот после напряженной погони за очередным нарушителем. Как приятно торчать в горячем облаке пара, когда твой парень уже ушел, а ты осталась — довольная, почти добрая и слегка сонная.
Как здорово было, когда я могла позволить себе сны.
И как хорошо, что я об этом не думаю.
— «Телесфор», текущие координаты, — распорядилась я, выбираясь из душа.
Равнодушный и ненавистный голос что-то бормотал, а я уже представляла себе карту. Мы вышли из изнанки и теперь нацелились на звезду Безумия — систему, в которой расцвела престранная жизнь, полностью несовместимая с человеческим разумом. Вылезать в «наш» космос прямиком на месте было занятием рискованным, если знать, что «безумцы» строили в своей звездной системе.
Мы мало что знаем об этих тварях, а сцинтиане охотно торгуют с нами всем подряд, кроме информации о Червях Пустоты. Эдакие эксклюзивные владельцы прав на контакт, хотя, если разобраться, — то просто удачливые паразиты. Есть разные мнения насчет любви и взаимопонимания сцинтиан с Червями. Верно лишь то, что одна из трех гуманоидных рас известного космоса начала развиваться куда быстрее, наладив отношения с некой негуманоидной.
Я отхлебнула кофесинта и ввела в систему уточненные данные приближения к системе.
«Приятно быть полезной, правда?»
В коридоре фрегата было скучно — вот уж не думала, что заскучаю по серости изнанки. На глаза обормоту показываться не хотелось, хотя достойно бодрое лицо я держать ухитрялась. Теперь главное, чтобы ВИ «Телесфора» не сболтнул лишнего Дональду, как сболтнул мне. «Расстроится ведь человек. Но это уже как повезет, и нечего еще и по этому поводу сопли распускать».
Я брела по коридору вроде как в направлении рубки, а в моей голове маленький рыжик с грустью смотрел на разваливающиеся стены крохотного мира.
«Ты становишься поэтом, Алекса, — улыбнулась я. —Хороший повод оставить после себя хоть что-то».
Корабль вздрогнул, и я ощутила крохотный толчок компенсации торможения — даже сразу не поняла, что это. А когда разум привычно прикинул цифры, в рубку я рванула уже бегом.
— Что происходит?!
Инженерные экраны помаргивали предупреждениями о критических перегрузках, причем голосила даже конструкция фрегата, а уж преобразователи просто захлебывались человеческой глупостью. Среди вакханалии вспышек и красных бликов метался Дональд, успевая ко всем консолям сразу.
— Дональд!
— Мы уходим! — крикнул он, не оборачиваясь.
— Что случилось?
— Лови.
Экраны успокаивались, корабль приходил в себя после торможения. Капитан занялся навигационными данными, а на голопанели всплыло сообщение:
<В моей системе червь. Бегите из системы Червей. Прощайте.>
Это было написано не на баронии страу, не было привычной «рыжей» подписи, но во всей вселенной только мингхарди пишут изысканные — по своим меркам — каламбуры в минуту ужасной-ужасной опасности.
— Что там?
— Мономиф, — коротко бросил обормот и вывел данные на экраны.
Безумие окружала причудливая система арок, мостов и прочей архитектуры. Стрельчатые, ломаные, ведущие в никуда — они простирались на гигаметры, нагло игнорируя физические законы. Никто из людей так и не постиг, откуда берется материал для этих изысков, почему они не разрушаются гравитацией, как весь комплекс слаженно движется вокруг светила. Мы даже не смогли понять, зачем все построено: как города, для научных целей, в качестве звездного памятника самим себе. Люди не смогли — а Черви отмалчивались, сводя с ума исследователя за исследователем.
