Филипп Палмер - Ничейный космос
В Индии я не увидела ни одного попрошайки. В Санкт-Петербурге рестораны удивили сервисом и кухней высшего разряда. От преступности, загрязнения, перенаселенности, невежественности и следа не осталось. Визы отменили, и путешествия стали доступны для всех. Одевались люди достойно и со вкусом, и при этом никто не повторялся. Чаще стали заключаться межрасовые браки.
Все, что я так не любила в родной планете, пропало. Меня теперь окружали веселые, остроумные люди. После стерильной, одинокой жизни на Ребусе я наконец обрела достойное общество.
Лучшего и пожелать было нельзя!
Питер всегда находил время побыть со мной. Раз в неделю мы ужинали вместе, и он заказывал для меня новые сорта вин. Я все больше узнавала о его удивительных приключениях на планете Меконий — Питер оказался превосходным рассказчиком. Он всячески старался мне угодить. Буквально всеми силами. Из кожи вон лез.
Он прочел все статьи обо мне, скопировал и прослушал черновики моих мемуаров, приобрел все мои книги (хоть и признался, что читать их тяжеловато). Питер знакомил со мной всех своих девушек, спрашивал мое мнение по поводу советов помощников, давал просматривать записи совещаний. Навалил на меня столько… позволив тем самым влиять на себя.
Ему нравилось слушать о психических «бомбах». Он поражался, как при помощи одной только лести и техники раздувания эго из человека можно слепить новую личность.
Питер так нуждался во мне. Нагружал, нагружал, нагружал меня заботами… но ведь здорово было наконец побыть матерью для родного сына.
Однако вскоре я утомилась, пресытившись идеальным миром и людьми, безупречностью их поведения. Мне надоели удовольствия, прекрасная архитектура и роскошные наряды.
Мне стало не хватать анархии, пошлости, уродства. Захотелось, чтобы хоть раз общественный транспорт пришел с опозданием, чтобы официант пролил на меня кофе, при этом не извинившись, чтобы кто-нибудь пихнул меня локтем на улице, а я бы крикнула в ответ: «Смотри, куда прешь!». Хотелось мусора во дворе, кислого вина, несварения и запора по утрам, и чтобы машина ломалась, чтобы все вокруг психовали и просили потом прощения, чтобы устриц подавали с песком… Как я соскучилась по старому доброму прошлому.
Прожив век в совершенном и абсолютно сбалансированном мире, я снова захотела стать ничтожной и одинокой.
Питера мои мысли ошеломили. Он чуть не впал в истерику, но я все равно упросила его построить мне солнечную яхту.
Сама мысль о расставании со мной убивала Питера. Мы так сблизились за то время, что я пробыла с ним на Земле. Сын подарил мне любовь, доброту, уважение, достаток — все самое лучшее. Он даже создал для меня удаленный компьютер и имплантируемый чип постоянного доступа к нему — ко всем данным, знаниям и мудрости человечества. Точно такой же искусственный интеллект — гибкую, саморазвивающуюся имитацию личности — он сделал и для себя.
Да, мне понравилось быть богиней, матерью императора. Но решение было принято.
В прощальную ночь мы с Питером сели на самолет и отправились в Рио-де-Жанейро, где ужинали в ресторане лучшего городского отеля. В небе светила полная луна, южная ночь благоухала; оркестр играл сальсу и румбу. Мы с сыном рассказывали друг другу о своих лучших пассиях, делились впечатлениями за последние сто лет.
Потом мы распрощались, и через два дня меня вывезли на орбиту. Там я ступила на борт новенькой солнечной яхты, ознакомилась с управлением и подстроила его под себя. В голове включился чип-передатчик — и ошеломил меня своей мощью. Он на порядки превосходил устройства, которыми я пользовалась раньше. Моргнешь — и на сетчатку проецируется звездный атлас, лети куда хочешь; не успеешь скомандовать, а в голове уже звучит нужная музыка, читается книга, показывается картина, здание… все.
Однако этой мошной машине я задала параметры мягкой, обходительной личности (ведь у меня комплекс неполноценности, я в себе не уверена).
Наконец я подняла парус, включила двигатель на ионной тяге и покинула пределы Солнечной.
Мне вдруг захотелось выйти в открытый космос. Противиться порыву я не стала и, надев скафандр, на страховочном тросе выбралась через шлюз. Смотрела, как уходит вдаль родная планета, а в ушах у меня звучала четырнадцатая симфония Пьетро Мачана — резонанс колокольного звона наполнял тело, и казалось, будто я вознеслась на Небо, где сижу одесную Господа Бога.
Но на сердце все равно оставалось темное пятнышко, ведь в глубине души мой мальчик ничуть не изменился. Я прекрасно знала, что есть целые планеты, где рабы обслуживают РД, что слабых детей на Земле убивают сразу после рождения и что время от времени кого-нибудь из ныне живущих убирают в произвольном порядке, иначе в мире бессмертных в конце концов наступит момент, когда за желаемым придется встать в очередь.
А случиться подобному никогда не позволят.
Конвейерная эвтаназия и массовое отравление неугодных, уродливых и слабых стали общепринятой практикой. Новорожденных тщательно проверяли: младенец, не получивший сертификат на соответствие стандарту качества, убивался. Аборты канули в Лету — детоубийство посчитали куда более приемлемым способом.
Этот неестественный отбор гарантировал достаток всем, кому позволили жить. От них требовалось только одно: отработать в год энное количество часов оператором РД, чтобы механизм человеческой цивилизации не остановил своего хода.
Разумеется, для кого-то операторство — чистый кайф. Побег (виртуальный) в преисподнюю, сражения с чужими, изнасилование и убийство себе подобных — прекрасный способ избавиться от приевшихся красоты и совершенства Земли.
Питер называл это механизмом общественной безопасности. Я соглашалась с ним, но не полностью — часть меня никогда не примет скрытой доли айсберга под названием Цивилизация Питера.
В то же время я спрашивала себя: есть ли альтернатива? Неужели лучше вернуться в эпоху преждевременной смерти, болезней, старения, бедности, голода и несправедливости?
Абсурд. Путь Питера показался мне наименьшим из зол.
И я решила не думать об оборотной стороне медали, предпочтя помнить доброе и светлое. Убийство, геноцид, изнасилование, унижение, деградация людей на сотнях, тысячах других планет Обжитого космоса — да, это реальность и правда, но лучше на них не зацикливаться.
Таков был мой выбор тогда. Возможно… Впрочем, нет, нет и нет.
Нет, я сказала.
Не стану заглядывать в прошлое, не стану корить себя. Не позволю своей совести такой роскоши. Смотреть вперед и только вперед.
Мне приходилось подолгу бывать в одиночестве. Тогда я слушала музыку, стала писать и пишу до сих пор (мемуары). Прослушивала записи из мысленного дневника, который вела с тех самых пор, когда появились мозговые имплантаты.
И я была счастлива. Я уходила все дальше в глубину Обжитого космоса, в область Иллирии и Корнблата, прекрасно зная, что в каких-то двадцати световых годах от меня — чудовищная, искажающая пространство пропасть Ничейного космоса.
Я летела и летела… и…
Я чувствую, будто вместе с кораблем растворяюсь в пространстве. Мое судно мчится на околосветовой скорости, солнечный парус ловит порывы солнечного ветра, и тот несет нас вперед. Сенсоры следят за температурой, уровнем космической радиации, система калибрует ускорение, а мои глаза жадно всматриваются в игру спектра, на который распадается солнечный свет. Я перевожу взгляд на приборы, потом опять — на обзорный экран; вновь — на приборы… Чувствую, как нас подгоняют порывы солнечного ветра… нет, «солнечного ветра» повторилось три раза, сотрем. Пишем: потоки пульсирующих фотонов бьют в мои плавники, и солнце, желтый карлик, обжигает мне щеки…
Книга 9
ЛЕНА
Близится последняя битва, кульминация всех наших усилий.
Боишься?
Разумеется, нет. А ты?
Боюсь.
Что за вздор! Ты компьютер. Ты не можешь бояться, лгунишка!
Не больший лгунишка, чем ты.
Твоя правда. Я в ужасе. Не могу ни спать, ни есть. Такого со мной уже много лет не случалось. Даю слабину.
Чего именно ты боишься? Смерти?
О нет. Я смотрела ей в глаза столько раз. Нет, не смерти я боюсь — жизни.
ФЛЭНАГАН
— Мы готовы?
— Готов, кэп.
— И я.
— Готова, Флэнаган.
— А мне нужно по-маленькому.
Ух, Джейми, я тебя… Грозно смотрю на него, и он ссытся в абсорбирующие подштанники скафандра. Я командую:
— В атаку!!!
Война уже осточертела, и битва не разжигает во мне азарта. Но мы здесь только ради нее. Нападаем.
Я все вижу, словно в тумане, сквозь поволоку усталости. Наши тела двигаются сами собой, без команды сознания.
Брэндон ведет корабль меж ракет перехватчиков. Мы сбрасываем на Корнблат бомбы из антивещества, и система обороны пропускает их. Системе защиты на самих людей наплевать, она за бакен боится.
