Джек Макдевит - Полярис
Биосистеме планеты было восемь миллиардов лет. В ее составе были ходячие растения, живые облака и, вероятно, самые большие из всех известных деревьев – вдвое выше земных секвой. Мартин Класснер предсказывал, что люди рано или поздно научатся управлять процессами, происходящими в звездах, стабилизируют местное солнце и тогда Сакракур будет существовать вечно.
Первыми поселенцами стали члены религиозного ордена, построившие в горах монастырь под названием Эсперанца. Монастырь существовал до сих пор и процветал. Он стал домом для некоторых выдающихся ученых и деятелей искусства прошлых столетий, в том числе Джона Кордовы, которого многие считают величайшим драматургом всех времен.
Нынешние жители планеты – менее трехсот тысяч человек – живут в основном на побережье, где обычно стоит теплая, благоприятная для здоровья погода. Там много песка и солнца, а небо выглядит просто великолепно. Планеты вращались асинхронно: если удачно подгадать время, можно было сесть на скамейку и смотреть, как поднимается из океана Гобулус с его кольцами и спутниками.
Проблема заключалась в том, что на той части побережья, куда мы направлялись, зима была в самом разгаре.
Орбитальный транспорт доставил нас в Бараколу, что в Буковиче, ночью. Шел ледяной дождь. Мы находились на ближней стороне Гобулуса, которую не освещало солнце; сам газовый гигант зашел часом раньше. Стоял почти полный мрак. Мы наняли скиммер, зарегистрировались в гостинице, переоделись и отправились в Табата-Ли.
В этом островном городе – два часа лета от отеля – находился университет Уайтбренч. Мы обогнали бурю и облака, и над нами открылся полный лун и колец небосвод. Прямо впереди, над горизонтом, виднелась пульсирующая голубая звезда.
– Что это? – спросил Алекс.
– Рамзес. Пульсар.
– Правда? Никогда раньше их не видел. Это коллапсировавшая звезда вроде той, что врезалась в Дельту К?
– Примерно так, – ответила я.
Звезда то тускнела, то вспыхивала ярче.
– Когда такая штука постоянно болтается в небе, того и гляди голова заболит, – неодобрительно заметил Алекс.
Городок Табата-Ли был своеобразным, тихим и старомодным, но не таким, как Вальпургис. Здесь царили стиль прошлого века и деньги. Остров был излюбленным местом жительства вышедших в отставку технократов, политических тяжеловесов и медиамагнатов. Именно сюда отправлялись местные интервьюеры, когда им требовались комментарии по спорным политическим или общественным вопросам.
Одри Кимонидес, бывшая Одри Уокер, жила в роскошном, напоминавшем черепаший панцирь доме на северной стороне кампуса. Лужайку украшали каменные скульптуры, а на площадке стоял скиммер «марко». Одри явно не нуждалась в средствах.
С крыши и деревьев свисали сосульки. Повсюду лежал снег. Внутри и снаружи горел свет. Одри знала о нашем приезде, и входная дверь открылась еще до того, как мы шагнули на землю.
Нанося визит столетнему человеку, ожидаешь, что он примирился с мыслью о смерти и преисполнен обреченного спокойствия. Естественно, все это не выражается явно, но проявляется во взгляде и в голосе – нечто вроде усталости от всего мирского, ощущения, что ничто уже не удивит тебя.
Одри Кимонидес, однако, едва сдерживала рвавшуюся из нее энергию. Она целеустремленно вышла нам навстречу с книгой в левой руке, в наброшенной на плечи шали.
– Господин Бенедикт. – Она выдохнула небольшое облачко пара. – Госпожа Колпат. Входите, пожалуйста. Вы выбрали не слишком подходящее время для визита. – Она повела нас в заднюю часть дома, предупредив, что в доме полно сквозняков, и усадила перед камином. – Чего-нибудь согревающего?
– Всенепременно, – ответил Алекс, который тотчас же проникся к ней теплыми чувствами.
Она принесла графин темно-красного домашнего вина, а когда Алекс предложил свою помощь, настояла, чтобы он сел и расслабился.
– Вы проделали долгий путь, – сказала она. – Я справлюсь сама. – Вытащив пробку, она наполнила три бокала и предложила тост: – За историков всего мира, которые никогда не знают, что и как было на самом деле.
Она лучезарно улыбнулась Алексу, давая понять, что прекрасно поняла, кто он такой, и что она восхищается людьми, способными что угодно поставить с ног на голову.
– Господин Бенедикт, – продолжала она, – мне очень приятно с вами познакомиться. И с вами, госпожа Колпат. Не могу поверить, что вы оба здесь, в моем доме. Я многое отдала бы за то, чтобы находиться рядом с вами в момент совершения вашего открытия.
Одри была приятной, невысокой женщиной с голубыми глазами и прямой осанкой – такая бывает у людей вдвое меньшего возраста. Волосы ее поседели, но голос был ясен и чист. Поставив графин на кофейный столик, где все могли до него дотянуться, она села в кресло.
– Как я понимаю, вы хотели расспросить меня о Майкле?
Майкл, ее второй муж, был известен своими работами об эпохе Колумба.
– Собственно, меня интересует Шон, – сказал Алекс.
– Шон? – Она взглянула на меня, ожидая подтверждения его слов. Шоном никто никогда не интересовался всерьез. – Да, конечно. Что вы хотели бы узнать?
На книжной полке и на боковом столике стояли фотографии. Дерзкая, молодая Одри и Шон Уокер с мечтательным взглядом. И снова Одри, через много лет, с другим мужчиной – седоусым, в строгом костюме. Кимонидес.
– Не могли бы вы рассказать о нем? Чем он занимался?
– Конечно, – ответила она. – Это не так уж сложно. Он проектировал, устанавливал и обслуживал искинов. Проработал тридцать лет в «Киберграфик», прежде чем основать собственную компанию. Но, думаю, вам это и так известно.
– Да.
– Могу я спросить, почему вас это интересует? Есть проблемы?
– Нет, – ответил Алекс. – Мы пытаемся выяснить, что случилось с «Полярисом».
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы переварить услышанное.
– И Шона это всегда интересовало.
– Не сомневаюсь.
– Да. Странная история. Никогда не понимала, как такое могло произойти. Но не понимаю, чем могу помочь.
– Хорошее вино, – заметила я, пытаясь сбавить темп.
– Спасибо, дорогая. Оно из Мобри.
Кажется, никто из нас двоих не имел ни малейшего понятия, где находится Мобри. Однако Алекс глубокомысленно кивнул.
– Госпожа Кимонидес… – сказал он.
– Прошу вас, зовите меня Одри.
– Да, Одри. Шон был на «Пероновском»?
– Верно. Первый корабль, появившийся там. Именно они с Мигелем Альваресом – Мигель был капитаном – нашли «Полярис». – В ее взгляде промелькнула грусть. – Конечно, про Мигеля Альвареса все знали, он же был капитаном. А номера два никто не замечает.
– Он говорил об этом с вами? Рассказывал, что там случилось?
– Алекс, он рассказывал всем. Или вы хотите знать, рассказывал ли он мне что-то такое, чего не сообщил комиссии? Так вот, Шон этого не делал. Он только делился со мной своими чувствами.
– И что это были за чувства?
– Правильнее всего сказать, что он выглядел напуганным. – (Я так и видела, как она заглядывает в прошлое, качая головой.) – Пережить такое… Знаете, ведь он лично знал Уоррена.
– Мендосу?
– Да. Они были близкими друзьями, вместе выросли и потом поддерживали отношения в течение многих лет. – Она закрыла глаза и мгновение спустя открыла их вновь. – Бедный Уоррен. В свое время мы часто с ними общались. С ним и его женой Эми.
– Шон знал других участников полета? Тома Даннингера, например?
– Знал, но плохо. Мы встречались с Даннингером однажды, но не знали его по-настоящему.
– Одри, я не хочу причинять вам боль, но есть подозрения, что смерть Шона была не случайной. Что, по-вашему, произошло?
– Ничего страшного, Алекс. Все в прошлом. Вы хотите знать, считаю ли я его смерть убийством?
– А вы так считаете?
– Не знаю. Честное слово, не знаю.
– Кому могла быть выгодна его смерть?
– Никому из тех, кого я знала. Могу ли я спросить, как это связано с «Полярисом»?
– Мы не уверены, что тут есть связь. Но несколько дней назад кто-то повредил антигравы нашего скиммера. Мы едва не погибли.
Глаза Одри расширились. Она посмотрела на меня, потом куда-то вдаль:
– Странно, не находите? Я так рада, что вы оба целы и невредимы.
– Спасибо.
– Вам повезло больше, чем Шону.
– Нам повезло, что в скиммере летела эта молодая леди, – сказал Алекс, приписывая все заслуги мне, и, думаю, небезосновательно.
Он рассказал о моих действиях, сильно все приукрасив: можно было подумать, что я выбралась на крыло и сделала стойку на руках.
Когда он закончил, Одри снова наполнила наши бокалы и предложила тост за меня.
– Жаль, что вас не было с Шоном, – сказала она. По щеке ее скатилась слеза. – Конечно, об этом много говорили. – Она явно прокручивала в памяти события прошлого. – Вы считаете, что есть связь между этим и смертью Шона. – Морщины вокруг ее глаз и рта стали глубже. – Но ведь… – Она не договорила.
