Андрей Ливадный - Сон разума
В руках Ромеля, согнувшегося под столом, была зажата проекция клинка, энергетика которого оказалась несколько иной, чем та, что являлась основой его сущности, – лезвие светилось ослепительно белым, и с него чудным образом капали сгустки синевы…
– Ромель, можешь встать, – тихо произнесла Ланита. – Защитное устройство не наносит вреда тем, кто внутри комнаты.
Новоявленный воин вылез из-под стола и выпрямился в полный рост.
– Кровь. – Он с гордостью указал на сгустки синевы, что по-прежнему соскальзывали с белого сияния призрачного клинка. – Их кровь.
Андрей огляделся, нашел взглядом нечто похожее на кресла с высокими спинками и широкими подлокотниками, которые были смещены к дальнему торцу стола, и помог подняться Лане, попутно заметив, что несколько похожих кресел опрокинуты и лежат на полу.
Сев, он наконец смог расслабиться, и тут же боль, долго сдерживаемая усилием воли за порогом сознания, навалилась на него, словно желала отыграться за проявленное невнимание…
Он непроизвольно поморщился, глядя, как скользят кольца яркого света, искривляясь по углам комнаты, причудливо пересекаясь на плоскостях стен, – это движение на миг заворожило его, отвлекая от болезненных ощущений.
Лана молчала, с непонятным напряженным вниманием разглядывая предметы на столе, будто каждый из них был ей в новинку… Ее безмерно усталые глаза то сужались, концентрируя внимание на каких-то ассоциациях, что вызывало в душе то или иное устройство, то вновь расширялись, и тогда в них проглядывал страх перед чем-то необъяснимым, не находящим отклика и ответа в душе…
Ромель быстро нашел себе занятие – он чистил кольца на втором шаре, делая это так, будто подобная операция была хорошо знакома ему, и вскоре по периметру комнаты скользили не только серебристые, но и ярко-желтые проекции, которые начал отбрасывать второй заработавший шар.
Андрей, терзаемый болью, с трудом сосредоточивался то на одной, то на другой детали обстановки, переживая в эти минуты глухой напряженной выжидающей тишины особенные чувства…
Ему как здравомыслящему человеку впору было сойти с ума от мистической иррациональности всех происходящих вокруг событий, и он действительно был недалек от того, чтобы, сжав руками голову, расхохотаться – от непонимания, боли, от того, что психика наконец начала окончательно сдавать, но…
Очередное, так напряженно ожидаемое событие вновь заставило нервы сжаться в комок, а разум – воспринять неправдоподобную с точки зрения обычной логики реальность происходящего. Сквозь камень стены внезапно сразу в нескольких местах начало продавливаться фиолетовое сияние чуждых сущностей, и тут же по стенам засверкали вспышки – это желтые и белые кольца, обегающие периметр помещения, резанули чуждую энергетику, словно раскаленные нихромовые нити податливый пластик…
Пальцы Ланиты побелели, вцепившись в широкие подлокотники жесткого неудобного кресла. Ее глаза горели безумным торжеством, она переживала что-то внутри себя, неотрывно глядя на сполохи света, которые для Андрея являлись нестерпимыми.
– Все… – неожиданно расслабляясь, выдохнула она, и Андрей, повернув голову, вдруг заметил, как порозовела ее кожа, влажно заблестели глаза, словно эти вспышки, которые оставили у него лишь радужные пятна на сетчатке глаз, каким-то образом вдохнули в нее жизнь.
Лана встала, огляделась вокруг и развернулась к Андрею.
Посмотрев на его лицо, искаженное болью и непониманием, она подняла руки и без предварительных пояснений приложила свои ладони ко лбу и груди Кречетова.
Он не успел толком осознать, что происходит, как окольцованный светом периметр комнаты вдруг закружился перед глазами и его сознание сорвалось в черную, лишенную мыслей и ощущений бездну…
Глава 9
Древняя цитадель.
Внутренние помещения передового укрепления.
Утро…
Ланита долго сидела за столом, глядя на разбросанные в беспорядке предметы.
За стенами комнаты уже наступил рассвет. Ромель, которого она отослала на разведку, еще не возвращался, но Ланита не беспокоилась – она чувствовала, что чуждые сущности сгинули и людям ничто не грозит в ближайшие часы, а может быть, и дни. Храмовники, получив столь болезненный удар, несомненно, вышлют новый отряд, но на это им понадобится время.
Лана не знала, на чем основана ее уверенность. За прошедшие часы прошлое и настоящее окончательно смешались в ее разуме, и она мучительно пыталась разобраться – что за странные воспоминания разбудила в ней несостоявшаяся смерть?
Предметы на столе были знакомы ей, как и сама комната, да и цитадель тоже… Откуда у вероотступницы Храма взялись эти обрывочные воспоминания? Где до сих пор пряталась память, напрямую связанная с очень похожей на нее женщиной по имени Лаонита, которая занимала центральное место в древнем, ставшем уже легендой Круге Силы, последним оплотом которого являлась эта высокогорная цитадель?
По мере того как текли часы ночного одиночества и размышлений, ситуация яснее не становилась. Мысли мешались в причудливый, слоистый коктейль, где обрывочные воспоминания прошлого накладывались на память о недавних событиях, и к утру, окончательно измучившись, Лана уже не могла четко определить, какие образы принадлежат ей, а какие – Лаоните…
Разум Ланы медленно, но неуклонно поддавался болезненному раздвоению, будто ее «я» раскололось пополам и теперь две половинки души расходились по разные стороны образовавшейся пропасти и при этом каждая норовила забрать себе часть рассудка…
На глаза Ланиты внезапно навернулись слезы. Она балансировала на грани срыва, с трудом выдерживая моральную пытку, не зная, как собрать воедино половинки расколотой души, – она теряла самообладание, все глубже и болезненнее погружаясь в пучину раздвоенного сознания…
Из оцепенения ее вывел спасительный звук, принадлежащий грубой реальности: она услышала хриплый, надрывный кашель, затем невнятное слово, произнесенное на незнакомом языке, и скрип отодвигаемого стула.
Резко вскинув голову, она увидела своего спасителя, который, очнувшись от забытья, стоял, вцепившись правой рукой в широкий подлокотник старинного кресла.
Он был бледен, его взгляд еще окончательно не прояснился, но кризис, связанный с ранениями и потерей жизненных сил, миновал – это Лана могла определить с точностью.
Подумав об этом, она вдруг осознала, что вся ее прошлая жизнь очень похожа на сиюминутное состояние расколотого надвое рассудка. С трех лет она воспитывалась в боевой школе Храма, где ее учили беспощадно убивать, а потом покалеченную, полную злобы душу терпеливо пытались излечить мудрые учителя Круга, но только сейчас, глядя на Андрея, Ланита поняла, что все эти годы рядом с ней никогда не было человека, кто взял бы ее и понес, истекающую кровью, умирающую, не ведая, друг она или враг…
Одни внедряли в ее душу ненависть, другие – понятие добра, но обе противоборствующие стороны использовали ее. От этой мысли по телу Ланиты пробежал ледяной озноб. Она изначально была приговорена служить и умереть, только раньше не осознавала этого, до того момента, пока пули не порвали ее плоть…
Она отчетливо помнила, как долго, мучительно умирала у подножия холма, зная, что нет в этом мире человека, кто пришел бы к ней на помощь.
Оказывается, она ошибалась…
…Взгляд Андрея, обежав комнату, остановился на ней.
Ланита попыталась ободряюще улыбнуться, но улыбка на заплаканном лице вышла натянутой. Ее выдавали глаза, полные боли, отчаяния и растерянности.
Андрей сделал осторожный шаг, прислушиваясь к ощущениям собственного тела, и остановился.
– Не болит, – хрипловато произнес он, не отрывая взгляда от Ланы. Сколько раз он смотрел в ее бледное неподвижное лицо, гадая, выживет она или нет?..
Зная друг друга лишь по именам, они уже были близки – их души успели соприкоснуться, несмотря на пропасть, разделяющую два сознания…
– Ты удивлен? – Она по-своему истолковала его замешательство. – Раны затянулись, я проверяла.
Андрей покосился на свой правый бок и только сейчас заметил, что на нем нет боевой брони, только рубашка со следами замытой крови да заштопанные вдоль бедра узкие бриджи.
– Сколько прошло времени? – спросил он.
– Уже рассвет, – ответила Лана.
– Всего-то?! – Андрей был поражен. Отодвинув массивное кресло, явно не рассчитанное на человеческую анатомию, он сел напротив Ланиты и пошевелил левой рукой, которая несколько часов назад отнималась от боли, но ощутил лишь слабое натяжение кожи в том месте, где должна была вспыхнуть отчаянная резь намеренно потревоженной раны.
– Ранения не могли затянуться так быстро, – произнес он, обобщая свои ощущения и мысли.
