Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Родеррик вышел первым, прислушиваясь к мягким шагам капитана за спиной. Он стал совсем другим с тех пор, как впервые ступил на борт этого страшного корабля. Ворон дал людям возможность летать на такие расстояния, о которых земляне лишь мечтали, но и забрал сполна. У одного единственного человека. У того, кто стал его капитаном.
— Контакта не избежать, — сказал Доров, едва дверь каюткомпании закрылась. — Ты не против, я считаю, что сейчас никому не стоит знать подробности контакта, кроме Дениса, Рика и тебя? Хватило и сирены оповещения, чувствую, какого перепугу она наделала.
— Думаю, не стоит, — согласно кивнул Родеррик, усаживаясь в удобное кресло и закуривая крепкую сигарету.
— Воздух толком не очищается, а мы в космосе, я не могу открыть форточку! — напомнил Антон, сверху вниз глядя на Родеррика.
— Ничего, потерпишь старика, — проворчал Стерт. — Давай уже к делу, что ты там про контакт?
— Если мы откажем, эта бандура выдвинет пару пушек и нам останется лишь смотреть, как они расстреливают нас в упор. Может, их потом и накажут, в галактическом сообществе на произвол сквозь пальцы не смотрят, но нам то от этого будет не горячо, ни холодного!
— Совершенно верно, — подтвердил Родеррик, — я слетаю к ним.
— Я не могу тебя отпустить, — отвернувшись и глядя на ровную стену рядом с большой тканой картиной, на которой простиралось пшеничное поле, и далеко у горизонта едва угадывались очертания деревенского домика, возразил Доров. — Во-первых, это могут быть пираты. Не слышал никогда о столь серьезных кораблях, но ведь и мы не профессора, в отличие от тебя…
— Пираты? — хмыкнул Стерт. — На гигантском линкоре? Не фантазируй.
— Если воры ходят по небесам, что мы делаем здесь на земле? — Антон вздрогнул, поморщился, пояснил: — Слова песни из молодости. Ты прав, это не пираты, таких бы Союз прищучил мигом, развязав травлю или войну. Как можно позволить столь неоспоримой силе бороздить космос и совершать преступление. Но Ворон встал и не шелохнется, никогда еще такого не было. Не желает сдвигаться с места, считает, это верная смерть для нас. Надо попробовать обратиться к правительству Сервены, мы уже вошли в ее сектор. Хотя, что они могут?! Скопище придурков и жухлеватых торговцев, заинтересованных лишь в своей сверхприбыли. Отсталая, в общем-то, планетка. Если они поймут наше положение и бросят нам на подмогу все свои силы… против этой махины… вряд ли выйдет отбить нас.
— Простите, капитан, — официальным тоном и довольно холодно заговорил Родеррик. — Но пока речь не идет о войне, только о контакте и, судя по всему, у нас просто нет выхода.
— Выход ясен, ты не полетишь, полечу я. Думается, если случится беда, у меня будет куда больше шансов уйти оттуда живым, чем у тебя. Я не могу подвергать такой опасности членов своего экипажа!
— Вы говорите глупость, Антон Павлович! У каждого на этом корабле свои задачи, своя профессия. Я — специалист по контактам, это моя работа. Кроме того, случись что с вами, Земля потеряет своей единственный корабль, а экипаж — надежду вернуться домой. Во-вторых…
Доров вскинул руки, заставляя Родеррика замолчать.
— Я понял, — сказал он, и Родеррик увидел во взгляде капитана нечеловеческую усталость.
— Нам пора домой, — сказал Стерт, — всем нам надо отдохнуть. И Ворону и тебе, и команде. Вот слетаю к андеанцам, и давай сделаем запрос на возврат?
— Давай, — тяжело вздохнув, согласился Антон. — Только ради Бога, Родеррик, не тыкай ты в меня своими «Вы», и будь непременно осторожен.
— Они ведь не разрешат прослушивать меня, правда? — старик стряхнул пепел в чистую пластиковую пепельницу.
— Я уверен, что нет, но мы попробуем. Возьмешь с собой передатчик, если упрутся, оставишь в челноке, но без споров, ясно? Нет, значит, нет…
— Я сам тебя всему этому учил, — Родеррик улыбнулся, — но ученик претендует на то, чтобы превзойти своего учителя.
— Прости, — быстро пробормотал Доров. — Мне тревожно. Сколько смогу, я буду с тобой, если они запретят взять браслет с микрофоном. Но ты же понимаешь, это продлится недолго, потом я буду вынужден отступить. Я продержусь как можно дольше и, если что…
— Все будет хорошо, — успокоил его Родеррик, но со словами капитана что-то неуловимо изменилось. Стерт уже знал, что не вернется, но отступать теперь было поздно. Отказ в посещении инопланетного корабля нанес бы серьезное оскорбление его экипажу.
— Все будет хорошо, — повторил он. — И не надорвись, не мучай себя. Я справлюсь и сам.
Родеррик заглушил двигатели и открыл колпак кабины, немного неуклюже выбрался из челнока. Здесь гравитация была чуть больше земной, как при полете, при малой перегрузке и Родеррику показалось, что кто-то невидимый встал за спиной, положив ему на плечи тяжелые руки. О, как он не любил перегрузки! Как его кости протестовали против них, как сердце начинало бухать в груди, когда они заканчивались! Он слишком стар для таких трюков. Вот выбраться бы отсюда, да так, чтобы не оскорбить андеанцев…
Внутри ангар был покрыт тем же металлом, что и поверхность корабля. Серебристая и гладкая, она не отражала света, поглощая его. Какое-то защитное покрытие.
Землянина уже встречали, и Родеррик приятно удивился внешностью контактера. В ровном белом свете, которым был заполнен ангар, Родеррик увидел одного единственного андеанца: высокого, стройного мужчину, похожего на человека, но для человека казавшегося слишком красивым и чересчур утонченным. У контактера были узкие глаза, очень изящные, вытянутые черты лица, худые руки с длинными пальцами. Белая кожа подчеркивала глубину глаз, тонкие губы отдавали голубизной, волосы были длинными, такими же белыми, как кожа, словно их посыпали мукой. На фоне этой белизны яркие зеленые глаза завораживали, притягивали взгляд.
Родеррик подошел к андеанцу, сдержано поклонился, андеанец приветственно наклонил голову, представился и голос его, мурлыкающий, теплый, словно разогретый мед, заставил землянина забыть об осторожности и той опасности, которой он подвергался, взойдя на борт инопланетного корабля.
— Я Мелогор, младший управляющий кораблем, рад приветствовать вас на Арункине.
— Я, Родеррик, помощник капитана корабля Ворон, рад присутствовать на корабле Арункин.
— Вам придется это оставить, — Мелогор указал тонким пальцем на браслет на запястье Родеррика.
Старик лишь кивнул — он этого ждал. Вернулся к челноку, снял браслет, положил его почти бережно на сидение пилота и повернулся к андеанцу.
— Пойдемте, — Мелогор развернулся и двинулся вперед к темному выходу из ангара. Значило ли это, что официальная часть знакомства завершена, или это просто встречающий?
То, что по началу показалось землянину темнотой, оказалось темным непроницаемым для глаза силовым полем непонятной Родеррику природы. Впрочем, ничего удивительного, старику было не понятно, как способен существовать и функционировать Ворон, а ведь он летал на нем уже восемь лет!
— Не бойтесь, — Мелогор обернулся, его губы дрогнули, края их слегка приподнялись. Наверное, это была улыбка. — Пойдемте.
А я и не боюсь, — проворчал про себя Родеррик, но ощутил холодок предчувствия, пробежавший вдоль позвоночника. Поздновато!
Шаг, и он погрузился в черное полотно поля… и оказался с другой стороны, ослепленный еще более ярким, теплым светом, который наполнял корабль изнутри. Воздух казался белым, пронизанным лучами искусственного солнца, висевшего высоко над головой.
Они стояли на балконе из белого камня с рельефным, теплым от прикосновения солнечных лучей парапетом. Балкон опоясывал корабль изнутри, множество белокаменных лестниц, спускающихся в ярусные зеленые сады, вело вниз. Здесь было тепло и спокойно, желтый свет приятно успокаивал глаза. Прекрасные существа везде с собой несли удивительный мир, спрятанный в скорлупку космического корабля.
В воздухе нежно пахло цветами, над травой, перелетая от одной белой звездочки цветка к другой, порхали пронзительно голубые насекомые с длинными крыльями, повисшими бахромой. То тут, то там, на скамейках под прихотливо изогнутыми, незнакомыми, высокими деревьями, похожими чем-то на туи, на траве, на белых ступенях лестниц сидели и прогуливались прекрасные люди. Женщины и мужчины. Не похожие на Мелогора, и с тем неуловимо повторяющие его утонченную красоту. Яркая, показавшаяся Родеррику праздничной, одежда — не серые летные комбинезоны как на Вороне — а настоящая, свободная одежда лишь подчеркивала красоту и щемящую остроту красок, удивляла глаз, казалась непривычной после глубокой спокойно темноты космоса.
Вот чего ему, Родеррику, так не хватало все это время. Ему не хватала аромата разнотравья и яркости цветущего лета, ему не хватало тепла и скрипа кресла-качалки в собственном саду…
