Марк Михаловски - Сияющая темнота
— Откуда вы… — начал Мезант. — Откуда вы знаете про Хну?
— Так в записях всё есть, — ответил Доктор. — Ну, не всё. Вот в чём загвоздка: там не говорится о том, что именно она затеяла. Вот поэтому я и решил, что не плохо бы подняться на борт и поболтать с людьми, которые это делают; воплощают, так сказать, мечту.
Он потянулся и посмотрел на ящерицу.
10
Донна начинала жалеть, что не осталась с Гараманом и Мезантом: Гараман хоть и грозился сломать ей мизинец, но там, по крайней мере, к ней не испытывали такую откровенную неприязнь, как здесь. И всего лишь потому, что она хотела выжать информацию из Уейоу. Хотя её и не заперли, похоже, они поручили Маме — здоровому стальному роботу — присматривать за ней. Что было почти то же самое.
— Так почему тебя называют Мамой? — спросила она, сидя в каюте, которую они в шутку называли «кафетерием». — Ой, прости, я забыла — ты ведь не разговариваешь.
Это было обидно: за какие-то секунды до того, чтобы снова быть с Доктором, их снова разъединили, и теперь ей нужно знакомиться с новым набором странных личностей. Судя по тому, как они отзывались о Докторе, он с ними ладил, но она подозревала, что какую бы благосклонность Доктор ни заработал, на неё это не распространялось. Она не могла это понять: их отношение к роботам было просто чокнутое.
Она ела что-то, напоминающее вкусом сандвич (и выглядевшее как рыбный пирог), а Мама безмолвно стояла рядом и смотрела на неё сверху.
— Тебе обязательно смотреть, как я ем?
Мама немного склонила голову. Она словно пыталась понять Донну, как будто никогда раньше не видела людей. Может ли робот быть «она»? Как это вообще определяется?
— И как же Доктор меня описывал? — спросила она, отодвигая остатки обеда. — Превосходная? Остроумная? Одевающаяся стильно, но при этом практично?
Мама только смотрела… но вдруг, когда единственный другой член команды вышел, робот почти по-человечески огляделся и опустился на колени у противоположного края стола. Донна подумала, уж не собирается ли Мама достать обручальное кольцо и сделать предложение? Внезапно на груди у Мамы появилось пятно розового света, и между ними в воздухе появился мерцающий прямоугольник.
>ДОННА. РЫЖАЯ БОГИНЯ.
Красные, как глаза Мамы, слова рисовались прямо перед ней.
— Откуда ты знаешь о… А! — она улыбнулась. — Тебе Доктор рассказал.
>Я БЫЛА ТАМ.
— Правда? Где?
Внезапно она поняла:
— Так это ты столкнула камень, да?
>ДА.
— Спасибо, — сказала Донна. — Если бы не ты, нас бы, наверное, сожгли бы живьём. По крайней мере, Мезанта и Огмуни.
>ПОЖАЛУЙСТА.
Поверх слов Донна увидела изображение… себя! На изображении она подошла к камере, снимавшей видео, пошевелила губами, обернулась через плечо, и с кем-то спорила. Картинка замерла и повторилась, снова и снова.
— Откуда это? — спросила она.
>ТЫ ПЫТАЛАСЬ ПОМОЧЬ МЕХАНИЗМУ ZB2230/3 НА КАРРИС.
— О! — она вспомнила. — Бимбот. Ясно.
>ПОЧЕМУ?
Донна на секунду нахмурилась.
— Ну, это же больно было.
>ЕГО РЕЙТИНГ ПО ЛИПАНОВУ БЫЛ 23. ОН НЕ БЫЛ РАЗУМНЫМ. НО ТЫ ОТНОСИЛАСЬ К НЕМУ КАК К РАЗУМНОМУ.
— Его что?
>РЕЙТИНГ ПО ЛИПАНОВУ — СТЕПЕНЬ РАЗУМНОСТИ МЕХАНИЗМОВ. РАЗУМНЫМИ ПРИНЯТО СЧИТАТЬ МЕХАНИЗМЫ С РЕЙТИНГОМ ПО ЛИПАНОВУ 40 И ВЫШЕ. ТЕ, У КОГО МЕНЬШЕ, РАЗУМНЫМИ НЕ СЧИТАЮТСЯ.
Слова бежали по экрану быстрее, чем Донна успевала прочесть их.
— Ух! — сказала она. — Повтори, пожалуйста, солнышко.
Слова Мамы снова побежали по экрану, в этот раз медленнее.
— И какой у тебя… этот… по Липанову?
>80.
— О! — Донна постаралась показать, что её это впечатлило. — Просто ума палата!
>РЕЙТИНГ НЕ ПОКАЗЫВАЕТ УМ. ТОЛЬКО РАЗУМ, СТЕПЕНЬ САМОСОЗНАНИЯ.
— Ясно, — осторожно сказала Донна, не вполне уверенная, что поняла разницу.
>У УЕЙОУ РЕЙТИНГ 68, НО ТЫ ОТНОСИШЬСЯ К НЕМУ КАК МЕНЕЕ РАЗУМНОМУ, ЧЕМ ZB2230/3. ЭТО ИЗ-ЗА ЕГО ВНЕШНОСТИ?
— Хм? — Донна не поняла вопрос.
>ИЗ-ЗА ТОГО, ЧТО ОН МЕНЬШЕ ПОХОЖ НА ЧЕЛОВЕКА, — объяснила Мама, — ТЫ СЧИТАЕШЬ ЕГО МЕНЕЕ РАЗУМНЫМ. ЭТО ТАК?
— Что?
>ТЫ СУДИШЬ О НЁМ ПО ЕГО ВНЕШНОСТИ.
У Донны челюсть чуть не выпала. Она вспомнила разговор с Мезантом о разнице между бимботом и дверью.
— Ты что хочешь сказать? — потребовала она. — Я тебя правильно поняла? — она почувствовала, как её лицо краснеет. — Ты меня расисткой называешь?
>ЭТО ЕСЛИ БЫ ТЫ СУДИЛА ПО ПРИНАДЛЕЖНОСТИ К РАСЕ. А ТЫ СУДИШЬ ПО ВНЕШНОСТИ. ЭТО НЕ ОДНО И ТО ЖЕ.
Донна крепко сжала губы. Потом снова открыла рот, чтобы опровергнуть слова Мамы чем-то остроумным. Но сказать было нечего. Мама обвинила её в том, что она судит о роботах по их внешности, а не по тому, насколько они разумны: чем это отличается от расизма? И, если она не могла ничего возразить против первого, то, положа руку на сердце, как она могла спорить со вторым?
Она не расистка. Она была уверена в этом. Но с какой бы стороны она на это мысленно ни посмотрела — Мама в это время молча наблюдала за ней — вывод, сделанный роботом, казался ужасно неизбежным.
— Там, откуда я прилетела, — осторожно начала Донна, покусывая губу и отводя взгляд от Мамы, — всё иначе.
Она набралась храбрости и посмотрела в суровое лицо Мамы.
— У нас нет… — она кивнула в стороны машины. — Роботов. Таких, как ты. И таких, как Уейоу.
Она снова запнулась, подбирая слова.
— Вы — все андромедяне — вы такие… такие… странные. Не обижайся, — спешно добавила она. — Не совсем странные. Просто необычные. Другие. Дома, в Чизвике, самое похожее на разговор с машиной, что у меня было, так это когда я кричала на копировальный аппарат.
Она снова покачала головой:
— Разве это не естественно: видя, что что-то выглядит непохоже на человека и ведёт себя не так, как люди, предположить, что и думает оно не так, как люди?
>ЭТО МОЖНО ПОНЯТЬ, — согласилась Мама.
Наступила долгая пауза.
— Но это ведь не дает это предположение верным, — тихо сказала Донна. — Ведь не делает?
>НЕТ. НО МЫ НЕВЕЖЕСТВЕННЫ ЛИШЬ НАСТОЛЬКО, НАСКОЛЬКО САМИ ТОГО ХОТИМ.
Донна грустно рассмеялась. Сама над собой.
— То есть, это мне решать, сколько я знаю о других? Ты это просто из вежливости сказала.
>ПОДРАЗУМЕВАТЬ, ЧТО ТЫ НЕВЕЖЕСТВЕННА, ВЕЖЛИВО?
— Поверь мне, это не худший вариант того, как ты могла меня назвать. Я бы попросила прощения, но этого в таком случае недостаточно, так ведь? Тут извинений мало.
>НА НАС ВСЕХ ПОВЛИЯЛО НАШЕ ПРОГРАММИРОВАНИЕ, НАШЕ ОБРАЗОВАНИЕ, — сказала Мама. >НО САМОЕ ГЛАВНОЕ ТО, КАК МЫ ВЫХОДИМ ЗА ПРЕДЕЛЫ ЭТОГО ПРОГРАММИРОВАНИЯ. МЕНЯ СОЗДАЛИ БОЕВОЙ МАШИНОЙ. Я ИЗМЕНИЛАСЬ. МЫ ВСЕ МОЖЕМ ИЗМЕНИТЬСЯ.
Покусывая ноготь, Донна вспомнила о Мезанте и Гарамане, и об их абсолютной уверенности в своей правоте. Как, будучи правы, люди могут так ошибаться?
— Но роботы ведь не чувствуют, верно? Я не пытаюсь унизить, но… — она с трудом подбирала слова, — Но роботы ведь просто предметы, разве не так? Их же изготавливают, делают из металла, микросхем, и прочего. Они не живые. Не по-настоящему.
>ТЫ ХОТЯ И НЕ СДЕЛАНА ИЗ МЕТАЛЛА, НО ВСЁ РАВНО «ИЗ ЧЕГО-ТО СДЕЛАНА». КАКАЯ РАЗНИЦА, КАКОЙ МАТЕРИАЛ ПОЛОЖЕН В ОСНОВУ?
— Но Мезант утверждает, что роботы только имитируют мышление и чувства.
>А ПОЧЕМУ ТЫ СЧИТАЕШЬ, ЧТО ТЫ НЕ ИМИТИРУЕШЬ МЫШЛЕНИЕ И ЧУВСТВА?
— Потому что я не имитирую, — Донна постучала пальцем по виску. — Это всё здесь. Я знаю, что я чувствую.
Мама подняла свою стальную руку и повторила тот же жест — постучала по виску.
>Я ТОЖЕ.
* * *После разговора с Мамой Донне было о чём подумать, но ей не суждено было побыть наедине и разобраться со своими мыслями. Буни вызвал их в командный отсек, где Уейоу мотался туда-сюда, как перевозбудившийся ребёнок, разговаривал с другими роботами (даже с маленькими серво-роботами, которые, по заверениям Мамы, имели такой низкий рейтинг по шкале Липанова, что их и за кухонные принадлежности едва считали).
— Он не виновен, — сказала Лайен. — Кто-то — кто-то очень хорошо разбирающийся в робототехнике и коммуникационных системах — подключился к нему, и использовал его в качестве мегафона. Я проверила всю его память — там у него просто пустое место.
— Гараман? — предположила Донна, чувствуя себя из-за этого немного предателем, несмотря на разговор с Мамой.
— А кто же ещё? — сердито сказал Буни.
Уейоу пересёкся взглядом с Донной и подошёл к ней. Его нарисованное лицо было расстроенным.
— Простите, — сказал он.
— Ничего страшного, — сказала Донна, похлопав его легонько, надеясь, что это не будет воспринято как снисходительное отношение. — Это не твоя вина. Прости, что я вела себя так грубо. Просто я переживаю о Докторе.
— Ничего страшного, — сказал Уейоу.
