Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
И вправду, в комнате этой смотреть было не на что. В потолке вместо климатического отвода зиял провал именно туда, в полные неизвестным теплым нЕчто технические коридоры, а на полу под этой гноящейся какими-то черными каплями раной были свалены… уже не трупы, а фрагменты костей, перетертые, обсосанные, обглоданные, с остатками заветренного мяса.
— Тише ты, — шикнул на меня Яр и непроизвольно присел: прямо над нашими головами что-то гулко бухнуло. Заскрипел, сминаясь, метал. Казалось, какой-то гигант сжал в руках перегородку, и теперь медленно, со знанием дела сжимает пальцы. Еще удар. Я вжал голову в плечи и рубанул ребром ладони по консоли открытия-закрытия двери. С шорохом стальная плита сдвинулась и быстро скользнула в паз, а внутри каюты даже через перегородку вдруг зашуршало, захрустело ломаемыми костями.
— Что-то у меня зубы заныли, — поделился своими ощущениями Яр. — Как за дверью у стоматолога.
— Этот стоматолог, что по ту сторону, тебе не только зубы почистит, но и печень с простатой, — пытаясь избавиться от липкого, охватывающего меня все сильнее страха, не очень остроумно пошутил я.
— И куда, мать его за ногу, подевался Ирин? У него крыша поехала сразу, это я заметил еще на челноке. Ты в курсе?
— Пошли, — шепотом отозвался я и, стараясь не шуметь, двинулся дальше. — Тут совсем рядом.
— Небось, сожрали его уже, — проворчал Тверской за моей спиной. — Где тут ваша лестница?
— Вон, лезь, — я отступил в сторону и ткнул пальцем вверх.
— Уху, как неизвестность, так лезь Тверской, — забубнил Яр, но, перехватив арбалет поудобнее, одной рукой цепляясь за лестницу и перемещаясь рывками, быстро вскарабкался вверх, в любое мгновение готовый сверзиться обратно в случае опасности. Едва его нога исчезла в проеме над моей головой, свет сморгнул. Я повернулся, чувствуя беду, и не ошибся. Вцепившись перчаткой в круглую трубку лестницы, я смотрел, как медленно разгорается призрачное сияние посреди коридора, как разворачивается провал и как плывет внутри него изображение — словно отражение, другой коридор, чистый, со светом, теплым и ярким.
— Вот он, — прошептал, выходя из-за пространственного разлома, Рик. Казалось, он был заворожен этим зрелищем. — Вот он, Доров! Черт возьми, я был прав и лернийцы тоже! Доров, там… там, — он ткнул пальцем в текучее, словно ртуть, марево, — там все они живы! Там мой дом!
— Рик! — закричал я, понимая, что истекают последние секунды. — Твой дом здесь! Твоя жена здесь! Твои дети…
— Я им не нужен, — он повернулся, медленно, словно с трудом снял шлем. — И тебе я не нужен, Доров! У тебя появились новые друзья, и я не боюсь оставить тебя одного. Теперь я могу просто уйти туда, откуда появился!
— Да почему не нужен? — опешил я, теряясь в мыслях. Я не понимал, не знал, что нужно говорить, что нужно сделать, чтобы остановиться раскрывающую широкую пасть чудовищную катастрофу. Я видел ее приближение, но не знал…
— Потому что не нужен! — мягко подтвердил Рик. — Потому что я — не я. Не твой и не ее Рик Ирин. Я другой. Это математика, мой друг, та самая, которая позволит мне вернуться домой.
Ты думаешь, что когда нашел меня на снежной Эгиде, это была случайность? Счастливое спасение? Это был ад, Доров. Ад для человека, которого вырвали из его реальности и швырнули в другую. А твой друг, он умер, понимаешь? Я тоже стал тебе другом, я старался быть им, но я — другой человек! И сейчас ты, как мой друг, ты должен понять…
— Ты не можешь, — вымученно простонал я. — Тебе все это чудиться! Ты должен…
— Я все сделал, что был должен! — резко отчеканил Рик. — Я отдал все долги тебе и детям, но, узнав, кто я на самом деле, они и знать меня не желают! Тем проще мне уйти обратно, но вот тебе мой совет: хотя бы не повторяй моих ошибок! Не отпускай тех, кто тебя по настоящему любит! Не гони их прочь!
— Рик!
— Ничего не говори, — пилот покачал головой, в его взгляде читалось разочарование и тревога. — Я думал, ты поймешь… и будешь рад.
— Нельзя радоваться утрате! — я тоже снял шлем, мне было душно в нем, мне было нечем дышать. Время вокруг застыло. Я чувствовал это, я видел, как капля конденсата на шлеме Рика остановила течение, мы падали в небытие.
— Времени нет, прощание затянулось, — пробормотал Рик. — У вас тут все будет нормально и потом… потом, вот, я помогу тебе еще один раз. Доров, помни, левый маршевый на сто сорок, запомнил?! — внезапно перешел он на крик.
— Да, — словно эхо ответил я, хотя ничего не понимал.
Рик улыбнулся, как бывало улыбался, когда мы сидели с ним у меня в каюте за чашечкой кофе и партией в шахматы.
— Играй, Доров, играй, а то я не верю, — он повернулся и шагнул в марево. Повернулся там, на другом корабле, где не было смертей и возможно, ждал другой экипаж и другой Антон Доров. Он повернулся и я, надеясь, что меня можно услышать, зачем-то спросил:
— Значит тело, что мы нашли когда-то на корабле, был он? Рик, мой пилот, погиб сразу?
Отражение помутилось, я больше не видел ничего, лишь быстро смешивающиеся краски; потом они стали таять, и в коридоре снова в полную мощность разгорелся свет.
На стене, напротив меня, проступило внезапно изображение, и я не сразу разобрал что происходит. Стена внезапно подалась вперед, заскрипела, и что-то стало продавливать ее, очерчивая уродливую маску с ужасающе открытым ртом. Тварь все давила, настойчиво, пока железо не лопнуло, проткнутое зубом. Уродливая морда с круглыми глазами и странно карикатурными, но чем-то похожими на человеческие чертами лица, рвалась из технических коридоров и раздавшийся у меня над головой крик оповещал — остались считанные секунды до того, как чудище проломит стену и сожрет меня с потрохами.
— Доров! Скорее! — завопил Яр, чем вывел меня из ступора. Я отпустил арбалет и пулей взлетел наверх, попутно уронив свой шлем. Вот и зачем, спрашивается, было облачаться в эти «доспехи», чтобы потом так глупо потерять их часть?
Впрочем, я об этом совсем не думал и, оказавшись на верхней палубе, метнулся что было сил, по коридору, увлекая за собой Яра. Остановился и, выбил из стены рычаг, управляющий герметизацией отсека. Не зная, где он расположен точно, найти его сходу в узком и малозаметном пазу стены было практически нереально, но ККЧП я изучил как свои пять пальцев.
Грохнула гермодверь и Яр для верности, наверное, еще подпер ее своей спиной. Тоже снял шлем.
— Чего ты там? — спросил он нервно.
— Приведение увидел, — отмахнулся я и пошел по коридору. Сделав пару шагов, отшатнулся — на переборке слева проступила другая маска. Судя по всему, тварь твердо решила скушать нас, и если для этого нужно помять пару десятков железных листов, так это без вопросов…
— Тут еще и приведения, — проскочив мимо выдавливаемой стены, уточнил Яр. — Да кто ж этот корабль конструировал, с такими тонкими переборками, я бы ему…
— Толщина переборок двадцать сантиметров из сверхпрочного сплава, — прервал я полковника. — У нас на Шквале вдвое тоньше…
Я опустил еще одну гермодверь, повернулся и пробормотал:
— И… о, да. Тут водятся всякие приведения.
Открылась каюта, и в коридор вышел, сжимая длинный изящный меч из белого металла, светловолосый юноша с глазами старца. Волосы его, похожие на желтую рожь, были сплетены в толстую косу, какой могли бы позавидовать лучшие красавицы Земли, а на скулах играл легкий румянец.
— Вот и встретились, — сказал Сатринг — глава Школы Союза, готовящей лучших воинов Вселенной. — И ты по-прежнему не научился сначала просчитывать, а потом действовать. Вот от чего твоя плата столь высока…
— О чем это он? — хмуро спросил Яр, который уже давно наставил на Сатринга свой арбалет.
— Не обращай внимания, он так разговаривает частенько об одном ему понятном. Говорят, что шизофрения — не смертельное заболевание, так что за него не волнуйся, — пояснил я Тверскому, и уже Сатрингу: — Чего, спрашивается, тут делает глава Школы?
Не теряя времени, я быстро пошел в сторону управляющей рубки, бесстрашно разминувшись с Сатрингом, и не обратив внимания на выставленное в мою сторону острие меча. Во-первых, хороший костюм удержит удар… скорее всего; во-вторых, Сатринг не будет сейчас нападать, глупо устраивать междоусобицы, когда над головой потолок прогибается, словно сделан не из железа, а из желе какого-то. Да и есть еще третье «но»: я один раз уже побил его на Эгиде… ну, может, и не очень побил, но справиться со мной он тогда не смог.
— Видимо, я здесь по той же причине, что и ты, Доров, — благодушно отозвался Сатринг. Похоже, не обиделся.
— И как, у тебя получилось? — я закрыл очередную гермодверь, дождавшись, когда спутники пройдут ее.
— Нет, и у тебя не получится, — на бледноватом лице главы школа играла едва заметная улыбка. — И путь назад отрезан, — продолжал он зловеще. — Пока вы не ввалились и не нашумели, разбудив теренскую водоросль, я мог пытаться что-то сделать, а теперь нас всех съедят.
