Михаил Пухов - Путь к Земле («Кон-Тики»)
Я посмотрел на приборы. Высота – около двух тысяч, вертикальная скорость уменьшилась почти до нуля, до апогея остались считанные минуты. Я перевел взгляд на командира «Кон-Тики». Его лицо, озаренное лунным светом, было безмятежно спокойным. Мне стало жалко его будить. Да и надо ли?
Его действия при последнем маневре стояли у меня перед глазами. Я положил пальцы на клавиатуру. Осторожно – чтобы не потревожить Коршунова – развернул «Кон-Тики» днищем вперед. Луна исчезла из поля зрения, снова стало темно. Я включил двигатель, тот запел. Вновь появился вес – нормальная тяжесть, форсировать режим я не собирался. На душе было радостно и легко…
Не знаю, сколько это продолжалось – наверное, не больше минуты. Чей-то вопль буквально потряс кабину, чья-то рука отшвырнула меня от пульта… Когда я очнулся, двигатель грохотал, кабину озарял яркий лунный свет, хищный профиль Лунного Коршуна нависал над пультом управления… Потом двигатель «Кон-Тики» захрипел и умолк, умолк навсегда.
9. SOS после финиша
– Здесь станция «Коперник», – повторил голос из динамика. – Станция «Коперник» к лунолету «Кон-Тики». Подтвердите заход на причаливание в восемнадцать ноль-ноль условного орбитального времени. – Последовала пауза, затем голос добавил уже другим тоном: – Телевидение беспокоится…
Коршунов зарычал и обрушил кулак на динамик. Тот умолк. До входа в атмосферу оставалось минут пять, не больше. Все было как тогда, в первый раз: бесконечные сверкающие поля облаков, в провалах – голубизна океана… Только теперь в баках «Кон-Тики» топлива не было; не было и самих баков, и не было двигателя – все это хозяйство, отстреленное полчаса назад, шло сейчас по собственной, отличной от нашей траектории, чтобы спустя несколько минут вспыхнуть падающей звездой в небе Земли…
Не было ни паники, ни упреков. «Это стандартная машина, штурман, – сказал Коршунов. – Днище кабины отделено от двигательного отсека толстым слоем теплозащиты. Будем надеяться, на торможение ее хватит. А если прогар – так это мгновенно, ты знаешь…»
«А потом?» – спросил я. «Если не будет прогара в самом начале, – сказал он, – останется одна опасность – посыпаться в самом конце. Не будем об этом думать. Там, в перигее, океан. Наша задача – выйти в горизонтальный полет на нулевой высоте и на минимальной скорости. Это наш шанс…»
Потом последовал отстрел двигательного отсека. Мы молча наблюдали, как блистающий барабан, медленно кувыркаясь, уходит в черноту космоса. Я четко себе представлял, хотя не мог этого видеть, как преобразился сейчас «Кон-Тики» – стал вдвое ниже, превратился в приплюснутый диск, увенчанный сзади хвостовым оперением. Да, оно пригодилось. Корабль походил сейчас – на бескрылый маленький самолет. Только скорость его была на два порядка больше…
Облака надвигались пора было разворачивать «Кон-Тики» днищем вперед, но Коршунов медлил, молча глядя на простирающийся перед вами пейзаж. «В последний раз», – сказал я себе мысленно, но сам себе не поверил. Нет, это невероятно. Герои Жюля Верна и Герберта Уэллса уже прошли по этому пути, а когда это было? «Как птицы, штурман, как птицы!» – вспомнил я. Нет, мы еще поборемся!
Коршунов развернул «Кон-Тики» на высоте сто километров. Микродвигатели ориентации сработали четко. К счастью, они располагались на основании кабины, не были связаны с двигательным отсеком. Теперь мы не видели ничего, кроме звездного неба: лежали в креслах – голова вниз, ноги вверх – и ждали. Прошла минута – мы уже снизились до 80 км, приближаясь к перигею орбиты. Внезапно я почувствовал под собой кресло. Атмосфера тормозила «Кон-Тики» все сильнее и сильнее – еще минута, и я ощутил уже нормальную земную тяжесть.
– Высота? – спросил Коршунов.
– Семьдесят!
– Скорость?
– Восемь!
– Скорость спуска?
– Сто метров!
– Сейчас начнется! – прокричал он. – Держись, штурман!
Предупреждать меня не было нужды.
Перегрузка увеличивалась. Двигатели ориентации удерживали «Кон-Тики» строго перпендикулярно потоку. Я не отрывал взгляд от альтиметра. Высота 65 км, скорость 7 км/с, скорость спуска – по-прежнему 100 м/с. Перегрузка достигла полутора единиц и продолжала расти. Еще полминуты. Высота 60, перегрузка стала трехкратной, скорость уменьшилась до шести километров в секунду. Корабль окончательно увяз в атмосфере. Путь оставался один – вниз, только вниз!
– Скорость спуска?
– Двести, – ответил я, с трудом ворочая языком.
– Много, – услышал я голос Коршунова. Небо за фонарем дрогнуло – он изменил угол атаки, чуть-чуть, градусов на десять, наклонив «Кон-Тики» вперед. Появилось вертикальное ускорение, спуск начал замедляться, высота пятьдесят пять километров, скорость – чуть больше пяти километров в секунду. Перегрузка перевалила тройную и вдруг стала ослабевать. Я почувствовал это сразу. Режим поддержки – из-за наклона судна появилась подъемная сила, мы практически перешли в горизонтальный полет, плотность воздуха оставалась постоянной, и наша скорость неуклонно уменьшалась. Вместе с ней уменьшались и сопротивление, и перегрузка.
– Скорость?
– Три с половиной.
– Высота?
– Пятьдесят пять…
Перегрузка падала. «Кон-Тики» все сильнее наклонялся вперед. Теперь его удерживали стабилизаторы. Мы медленно снижались, скорость убывала. На высоте 40 км она составляла уже всего полтора километра в секунду. «Кон-Тики» шел в режиме парашютирования, под углом 45 градусов к потоку, скорость спуска была умеренной, меньше ста. Возвратилась земная тяжесть.
– Вот и все, Саша! – В голосе Коршунова послышалось торжество. – Самое страшное позади, теплозащита выдержала. Значит, мы победили!..
И он поднялся из кресла. Да, все было позади, я это понял. Понял по-настоящему! Отнюдь не исчезновение перегрузки было причиной тому огромному облегчению, которое я почувствовал… Мы летели уже не в космосе, а в атмосфере, на «самолетной» высоте и с «самолетной» скоростью. В том, что Коршунов благополучно посадит «Кон-Тики», я не сомневался. Фактически мы были уже дома!..
– Иди сюда, штурман, – позвал он. И подмигнул: – Ракетой ты уже управлял, и весьма удачно. Попробуй теперь, что такое полет в атмосфере. Чтобы не было никаких обид.
Я занял его место и бросил взгляд на приборы. Высота 30 км, скорость – ровно километр в секунду. Ярко светило Солнце, облака были внизу, мы шли практически горизонтально. Коршунов стоял рядом с креслом, придерживаясь за спинку.
– А что надо делать?
– Держать угол атаки, – пояснил он. – Чем он больше, тем больше подъемная сила, но и сопротивление тоже. Четыре градуса, думаю, будет вполне нормально. Вот этот рычаг видишь? Уверяю тебя, это нетрудно.
Пульт перед его креслом был точно такой же, как мой, с одним – единственным дополнением. После моего поединка с «роботом-бюрократом» здесь появилась новая шкала: «Угол атаки». И рычажок, перемещающийся вдоль шкалы, и цифры от нуля до девяноста…
Я передвинул рычажок назад, к цифре 4. Он поддался легко, без сопротивления. «Кон-Тики» послушно качнулся вперед, приняв почти горизонтальное положение.
– Так держать, штурман! – сказал Коршунов. Он был очень доволен. – Так держать!
Собственно, ничего от меня не требовалось. Передвинул рычаг – и только. Произошло при этом, насколько я понимаю, следующее. Команда с пульта поступила на какой-то микропроцессор, тот сравнил ее с информацией от внешних датчиков, передал на серводвигатели тормозного щитка управляющий сигнал… В результате судно приняло нужную ориентацию относительно набегающего потока. Но подъемной силы теперь не хватало, траектория загибалась вниз, вместе с ней наклонялся вперед корабль, скорость спуска, только что бывшая нулевой, увеличивалась. Пятьдесят метров в секунду, сто, сто пятьдесят… Все-таки плотность на этой высоте была еще ничтожной, поддержки недоставало, мы входили в крутое пике. Впереди, совсем рядом, белели облака. «Кон-Тики» мчался к ним словно пикирующий бомбардировщик, под углом градусов пятнадцать к горизонту. Высота быстро уменьшалась – двадцать пять километров, двадцать три, двадцать…
«И сколько так будет продолжаться?» – спросил я себя. Ответ подсказало кресло: надавило на меня с новой силой. Плотность за бортом увеличивалась, «Кон-Тики» наткнулся на эти более плотные слои и среагировал незамедлительно: сам, совершенно самостоятельно, выходил из пике. И перегрузка усилилась – меня уже ощутимо вдавливало в кресло. Полтора, наверное, не меньше.
– Довольно, – сказал Коршунов. – Вставай. С чужого коня…
Я до сих пор не знаю, что произошло. То ли я, отвлекшись на его голос, чуть изменил положение рычажка. То ли, что более вероятно, мы напоролись на какую-то локальную турбулентность, ничтожную флуктуацию плотности. Как бы то ни было, «Кон-Тики» сильно тряхнуло, послышался грохот падающего тела…
