Румит Кин - Спасти человека. Лучшая фантастика 2016 (сборник)
– Не, брат! – засмеялся Иван. – То особая стать – знак армии Свободы. В таком по улице пройдешь в людный день – могут и в околоток забрать.
– Не понял я, разъясни, – попросил отец.
Иван вытер рот полотенцем и кивнул.
– Расскажу как есть, – начал он. – Столица – она штука сложная. Найдется в ней и хороших граждан, и – скажем так – зверей. И звери эти пьют кровь нашу с вами и хотят нас с земли сжить вовсе.
Мать ахнула.
– Наверное, говорю вам! – заверил Иван, вставая над столом. – Пока ты, отец, всю жизнь землю пашешь, другие жируют. Им того и надо, чтоб ты пахал, не разгибаясь.
– Так и мне того надо, – заметил отец.
– Не того тебе надо, отец! – с горечью произнес Иван. – Знаешь, что делается, пока ты гнешь спину год за годом и возишь на рынок продукты за бесценок? Над тобой свора кровопийц-инородцев. Ты живешь в деревянной избе – они в каменных дворцах! Ты пашешь – они жрут бесплатно!
– Постой-ка! – перебил отец, тоже вставая. – Это ж про кого ты толкуешь, не пойму. Уж не про самого ли Государя?
– Ты ж правды не знаешь, отец! – с горечью воскликнул Иван. – Нет у нас никакого Государя. Давно нет, семь лет как убили. Банда убийц нами правит.
Мать тихо ахнула и зажала рот обеими руками.
– Как же это? – Отец потряс головой.
– А вот так! – с горечью повторил Иван. – Уж семь лет, как утопили Павла. Страной правит Александр, брат его. А сам Павел знаешь как взошел на престол? Отравил сестру Анну. А та сгноила в темнице своего мужа Николая. То просто звери, которые грызут друг другу глотки, а заодно убивают нас. Устраивают войны, казни, льют кровь и пьют кровь! Они все инородцы и не успокоятся, пока не перебьют весь наш род! И поэтому никогда не отдадут власть сами! Но мы возьмем силой.
Все потрясенно молчали.
– А кто это – мы? – спросил вдруг Петр.
– Мы, – объяснил Иван, – это армия Свободы. Нас – миллионы. Свобода от власти, свобода от рабства, свобода нашей великой культуры от всех чужих культур! Понимаете?
Иван обвел семью пылающим взглядом.
– Вот же твари какие! – с чувством произнес Петр. – А мы-то ничего и не знаем в глуши!
Отец сел за стол, задумавшись.
– Не знаю, – произнес он наконец. – Я простой крестьянин, грамотам не обучен, в столицах не жил, в театрах не был, свободы не видал. А вы, сыновья мои, толковые парни, вам теперь и рассуждать. Да только одно я понять силюсь: что ж ты делать-то надумал, Иван?
– А мне думать много не следует, – ответил Иван. – Пусть комиссар Михаль думает, а я встану на борьбу за всех наших братьев, как наступит срок. Мы захватим почту и казармы, захватим арсеналы и возьмем оружие. И не остановимся, пока не сбросим зверей, что сидят у нас на шее.
Он повернулся к Петру:
– Скажи, Петр, пойдешь со мной в ополчение?
– Я пойду! – закричал Степашка. – Возьмите меня!
Все рассмеялись, и Иван потрепал Степашку по голове.
– Степашка, большой ты сорванец вымахал! Я ж тебе из города трубу медную привез! Полно тебе свирель слюнявить, учись на трубача!
* * *Стояла теплая осень. Отец чинил во дворе крышу хлева, а мать ушла в поле вязать снопы. Степашка увязался за нею, да так утомил своей трубой, что она велела ступать к дому. Не доходя до хутора, Степашка услышал топот скакуна и кинулся со всех ног. Когда он влетел во двор, Петр слезал с ящера, привязывая его к воротам – это означало, что ненадолго. Был он не в кузнечном фартуке, а в расшитой рубахе. Степашка бросился к нему, но отшатнулся: лицо у Петра было словно каменным.
– Ступай играй, – мрачно сказал он, – мне с отцом переговорить следует.
Отец слез с крыши, вытирая руки тряпицей, и тоже кивнул Степашке – иди, мол, раз брат сказал.
Степашка ушел за калитку. Но играть там не стал – обогнул забор, через дыру, заросшую папоротником, пробрался к дому с задней стороны, откинул дощечку, прибитую одним гвоздем, и через свой тайный земляной лаз прополз под венцами в подпол. Здесь у него была своя тайная комната: лежал старый тюфяк, набитый трухой, висел на щепке мешочек с сухарями, и повсюду валялись игрушки, которые он плел из листа плавуна, раздирая его на тонкие волокна. Но сейчас ему было не до игрушек. Степашка прополз на середину подпола и принялся слушать, о чем говорят в доме.
Грубые щели в досках нарезали солнечный свет на тонкие спицы, в которых кружились пылинки. Если смотреть вверх, попривыкнув, можно было даже различить тени расхаживающих по дому. Но Степашка точно знал, что его сверху увидеть никак не получится. Петр расхаживал взад-вперед без цели – он никогда так не делал.
– Головорезы! – повторял Петр. – Звери! Главный у них комиссар Михаль, а с ним Иван наш – на ящере, с маузером и саблей. Говорят, лично головы рубил судье да жене его!
– Не поверю, что наш Иван на такое душегубство пошел, – отвечал отец.
– И я бы не поверил! – вскричал Петр. – Да опознали его.
Отец потряс Петра за плечо.
– Ты не шуми, ты расскажи, что происходит-то.
– Сам толком не знаю, – мрачно кивнул Петр. – Началось там у них в столице – студентов, кто на площадь вышел, картечью посекли. Сам Его Высокоблагородие генерал Юрский велел пушки выкатить да залпом смел подчистую. А дальше собрались повстанцы, озверели и взяли царский замок, Государю Александру голову отрубили. На улицах стреляют, бунт, голод.
– Горе-то какое, – тихо ответил отец и сел на скамью.
– А теперь повстанцы к нам в район нагрянули и чинят зверства. Мы с мужиками были в уезде, там одно пепелище. Ярмарки нет больше, стоит плаха, и головы рубленые на кольях висят. И знаешь, чьи головы? Пожарный Ефим с сыновьями. Глава управы Гаврила-старик, царство ему небесное, справедливый был. А рядом – судья Устин и жена судьи. За ними голова купца оружейной лавки да булочника Саввы – уж кому он мешал, толстяк? И так вся площадь до самой почты колами уставлена, а сама почта сгорела… Говорят, как бандиты пришли, пожарный Ефим с главой на почте заперлись и отстреливались до последнего, всех их убили. Неделю грабили, пока не подтянулась армия освобождения Его Высокоблагородия генерала Юрского, выбили бандитов комиссара Михаля из района. В общем, отец, там от Его Высокоблагородия приехал порученец, собрал всех мужиков и велел идти в армию Освобождения. Не задавим зверей сейчас, подвезут они пушки с Поморья – тогда конец и нам всем, и всему краю. Что скажешь, отец? Пойдешь край спасать от бандитов? Я иду, вся наша кузня идет, все мужики деревенские. Его Высокоблагородие генерал Юрский издали указ, что будет казнен по военному закону каждый, кого уличат в связи с бандой.
Отец покачал головой.
– Вот что скажу тебе, Петр. Я простой крестьянин, грамотам не обучен, да жизнь долгую прожил. Уж не ведаю, чья там правда, да только пусть Юрский с Михалем сами меж собой подерутся. А наша забота крестьянская – землю пахать, а не правду искать.
Петр покачал головой.
– Не понимаешь, отец. Победят бандиты – и конец родной земле.
– Земля что трава, – возразил отец. – Сапогом по ней пройдись, наутро встанет. Выжги – по весне вырастет. Уж и под басурманами сидели, и мзду платили, и какие только полчища по нашей земле не ходили, да все одно сгинули без следа, а мы остались. Кто землю пахал – тот и ныне пашет.
– Не прав ты, отец, – ответил Петр. – Сильно не прав. Один землю пашет, другой в земле лежит, и не угадать, с кем окажешься.
– На все божья воля, – пожал плечами отец. – Ты большой уже, Петр, решай сам. А мне хлев чинить надо – за меня его никто не починит.
Петр кивнул.
– Тогда, отец, дай мне скакунов для ополчения – если не всех трех, то хоть пару.
– А землю чем я пахать стану?
– Так не будет земли иначе.
Отец сурово взял его за плечи.
– Тебе, Петр, твой генерал съел мозг спинной, а взамен свой уложил. Тут понять пора, что раз время пришло лихое, то покой не настанет, пока земля трижды кровью не умоется. И тебе не умывать ее следует, а скакать домой на мельницу, грузить Аленку в телегу да мельника с женой и катиться подальше из наших краев, пока смута не уляжется. Потому что нам с матерью от тебя нужны не головы врагов, а внук или внучка.
– Нет, отец. Прости, не указ ты мне сейчас. Как я людям в глаза смотреть стану? Пойду в ополчение.
– И я!!! – закричал Степашка изо всех сил, а затем вытащил из-за пазухи свою медную трубу и затрубил пожарную тревогу, как учил его когда-то добрый толстый Ефим.
* * *Степашку, конечно, Петр с собой не взял – махнул рукой и ускакал. Степашка побежал за ним бегом и бежал изо всех сил. Но куда пешему за ящером? Степашка все бежал и бежал через леса и поля и остановился только когда понял, что пыль улеглась совсем, и теперь не понять, куда уехал Петр.
